Легенда
Шрифт:
— Ну, во-первых, я слишком щедр — особенно с трактирщиками.
Хореб улыбнулся, покачал головой и умолк.
«Слишком умен для героя и слишком подвержен страху для труса», — подумал он, глядя, как его друг осушил кубок и поднес его к лицу, вглядываясь в свое раздробленное отражение. Хоребу показалось, что Рек сейчас разобьет хрусталь, — таким гневом загорелось его лицо.
Но молодой человек осторожно поставил кубок на стол.
— Я не дурак, — тихо сказал он и замер, поняв, что произнес это вслух. — Проклятие! Разобрало-таки.
— Давай-ка
— А свеча там горит? — покачиваясь на сиденье, спросил Рек.
— Ну конечно.
— Ты ведь не дашь ей погаснуть, нет? Не люблю я темноту.
Не то чтобы боюсь, ты ведь меня знаешь, — просто не люблю.
— Я не дам ей погаснуть, Рек. Положись на меня.
— Я полагаюсь. Я ведь спас тебя, верно? Помнишь?
— Помню. Дай-ка руку. Я провожу тебя к лестнице. Вот сюда. Давай, переставляй ноги. Вот так, хорошо!
— Я не колебался. Кинулся в бой с поднятым мечом, верно?
— Верно.
— Нет, неверно. Я стоял минуты две и трясся. И тебя ранили.
— Но ты все-таки пришел мне на выручку, Рек. Разве ты не понимаешь? Рана — пустяки. Главное — ты меня все-таки спас.
— Для меня это не пустяки. Горит в моей комнате свеча?
За ним высилась крепость, серая и угрюмая, окруженная дымом и пламенем. Шум битвы звучал у него в ушах, и он бежал, задыхаясь, с колотящимся сердцем. Он оглянулся.
Крепость была близко, ближе, чем раньше. Впереди маячили зеленые холмы, окружающие Сентранскую равнину. Они мерцали и отступали от него, дразня своим покоем. Он побежал быстрее, и на него упала тень. Ворота крепости отворились.
Он боролся с силой, что влекла его обратно, кричал и молил. Но ворота закрылись, и он снова оказался в гуще битвы, с окровавленным мечом в дрожащей руке.
Он проснулся, широко распахнув глаза, раздувая ноздри, с рвущимся из горла криком. Но нежная рука легла на его щеку, и чей-то голос произнес ласковые слова. В глазах у него прояснилось. Занималась заря, и розовый свет нового дня брезжил сквозь замерзшее окошко спальни. Он повернулся на бок.
— Ты неспокойно спал, — сказала Беса, поглаживая его лоб.
Он улыбнулся, натянул повыше пуховую перину и привлек девушку к себе.
— Но теперь я спокоен. — Возбужденный ее теплом, он ласкал пальцами ее спину.
— Не сегодня. — Она поцеловала его в лоб, откинула перину, вздрогнула и перебежала через комнату, где лежала ее одежда. — Холодно как. Еще холоднее вчерашнего.
— А тут так тепло, — с намеком сказал он, приподнимаясь, чтобы видеть, как она одевается. Она послала ему поцелуй.
— С тобой хорошо, Рек, но детей от тебя я иметь не желаю. Ну-ка, вылазь. Утром приедет целая куча народу, и твоя комната нам понадобится.
— Ты красивая, Беса. Будь у меня разум, я бы женился на тебе.
— Значит, твое счастье, что разума у тебя нет, — иначе я бы тебе отказала, и ты бы этого не перенес. Мне бы посолидней кого. — Улыбка смягчила обидные слова — но не совсем.
Дверь отворилась, и ввалился Хореб с медным подносом, неся хлеб, сыр и большую кружку.
— Как твоя голова? — спросил он, ставя поднос на стол у кровати.
— Прекрасно. Да никак это померанцевый сок?
— Да — и он дорого тебе обойдется. Несса подкараулила вагрийского корабельщика. Ждала его битый час и едва не обморозилась — а все для того, чтобы добыть тебе померанцев. Было бы для кого стараться.
— Это верно, — улыбнулся Рек. — Печально, но верно.
— Ты правда едешь нынче на юг? — спросила Беса, когда он принялся за свой сок. Рек кивнул. — Ну и дурак. Мало ты наслушался про Рейнарда?
— Я улизну от него. Как мое платье, вычищено?
— Дори убила на него несколько часов. И чего ради? Чтобы ты опять извозился в Гравенском лесу?
— Не в этом суть. Главное — из города выехать при полном параде. Смотреть не могу на этот сыр.
— Не беда, — улыбнулся Хореб. — Я уже вписал его в счет.
— Ну, тогда я поднатужусь и съем его. Кто еще сегодня отправляется в путь?
— В Лентрию идет караван со специями — они тоже следуют через Гравен. Двадцать человек охраны, все хорошо вооружены. Пойдут кружной дорогой, на юг и запад. Еще женщина, путешествует одна, но она уже уехала. И наконец, паломники — но эти уйдут только завтра.
— Женщина, говоришь?
— Не совсем, — уточнила Беса. — Но похожа.
— Ну, дочка, — заулыбался Хореб, — язвить тебе не к лицу. Высокая такая девушка, и конь у нее чудесный.
При оружии.
— Я мог бы поехать с ней, — сказал Рек. — Это скрасило бы мое путешествие.
— Притом она защитила бы тебя от Рейнарда, — ввернула Беса. — Вид у нее подходящий. Давай-ка, Регнак, одевайся.
Недосуг мне сидеть и смотреть, как ты тут завтракаешь, точно князь. От тебя и так в доме один беспорядок.
— Но не могу же я встать, покуда ты здесь, — возразил Рек. — Это неприлично.
— Болван. — Беса забрала у него поднос. — Заставь его встать, отец, не то он весь день пролежит.
— Она права, Рек, — сказал Хореб, когда дверь за ней закрылась. — Пора подыматься — а поскольку я знаю, как долго ты готовишься к выходу на люди, то, пожалуй, оставлю тебя.
— Из города надо выехать...
— При всем параде. Знаю. Ты твердишь это всякий раз.
Увидимся внизу.
Оставшись один, Рек переменился, и смешливые морщинки у его глаз преобразились в тревожные, почти горестные складки.
Не бывать больше дренайскому государству мировой державой.
Ульрик со своими надирами уже двинулся на Дренан — скоро он зальет равнинные города реками крови. Даже если каждый дренайский воин убьет тридцать кочевников, все равно их останутся сотни тысяч.