Легенда
Шрифт:
Лучник и его стрелки теперь ежедневно упражнялись на Кании, третьей стене, занимавшей самое широкое пространство между горами. Их мастерство поражало. За десять ударов сердца шестьсот лучников пускали в воздух три тысячи стрел. При первом приступе надиры будут под прицелом минуты две, пока не приставят к стене лестницы, и за эти две минуты понесут на открытом месте страшные потери. Бойня будет кровавой — но решит ли она исход дела?
Скоро сюда придет самая большая из всех существовавших доселе армий — орда, за двадцать лет создавшая империю из дюжины земель и ста городов.
Друсс шел по Эльдибару, заговаривая с солдатами и перебрасываясь с ними шутками. За эти последние дни ненависть, которую они питали к нему, рассеялась, как предрассветный туман. Теперь они видели его таким, как есть: несгибаемым старцем, воином былых времен, живым свидетелем славного прошлого.
Все вспомнили теперь, что он сам решил сразиться вместе с ними, — и все знали почему. Только здесь на целом свете и мог оказаться последний из былых героев: здесь, в величайшей из всех крепостей, последней надежде дренаев, к которой движется величайшая в мире армия. Какое иное место мог выбрать Друсс-Легенда?
Вокруг него понемногу собиралась толпа, и все новые люди спешили к Эльдибару. Скоро Друссу пришлось прокладывать себе дорогу сквозь тесные ряды, и еще больше солдат толпилось на открытом месте под стеной. Друсс взошел на зубчатый парапет и обернулся к ним лицом. Его громовой голос заглушил все разговоры.
— Оглянитесь вокруг! — заговорил он. Серебряные наплечники его черного колета сверкали на солнце, и белая борода сияла. — Оглянитесь. Люди, которых вы видите, — это ваши товарищи, ваши братья. Они живут рядом с вами и умрут за вас. Они защитят вас и отдадут за вас свою кровь. Никогда в жизни не изведать вам больше такого дружества. И если вы доживете до моих лет, то никогда не забудете ни этот день, ни все последующие. Вы не поверите, сколь ясно будете их вспоминать. Каждый день будет сиять в вашей памяти, будто кристалл.
Да, здесь будут кровь и хаос, муки и боль — это вы тоже будете вспоминать. Но все пересилит сладостный вкус жизни. С этим ничто не сравнится, ребята.
Мне, старику, вы можете поверить. Вам и сейчас кажется, что жизнь хороша, — но она неизмеримо желаннее, когда смерть караулит на каждом ударе сердца. Для тех, кто выживет, куда милее станут и солнечный свет, и свежий ветер, и женские губы, и детский смех.
Нельзя насладиться жизнью, пока ты не победил смерть.
В будущем люди скажут: «Хотел бы я быть там, с ними», — хотя и позабудут давно, за что мы сражались.
Пробил поворотный миг истории. Это сражение изменит мир: либо Дренай воспрянет снова, либо взойдет заря новой империи.
И вы тоже принадлежите истории. — Друсс вспотел и почему-то очень устал, он знал, что должен продолжать. Эх, вспомнить бы, какие слова говорил старый воевода из саги Зибена. Нет, не вспоминается. Друсс втянул глубоко в легкие сладкий горный воздух.
— Кто-то из вас, вероятно, опасается, что может дрогнуть и побежать. Нет, вы не побежите! Другие боятся смерти. Да, некоторые из вас умрут. Однако все мы смертны. Из этой жизни никто
Я сражался на Скельнском перевале, когда все говорили, что нам конец. Говорили, что враг имеет слишком большое преимущество, но я сказал — плевать мне на это!
Я Друсс, и никто еще не сумел меня побить — ни надиры, ни сатулы, ни вентрийцы, ни вагрийцы, ни дренаи.
И я говорю вам, призывая в свидетели всех богов и демонов этого мира, — я и здесь не намерен быть побитым! — во всю мощь проревел Друсс, вскинув над головой Снагу. Топор сверкнул на солнце, и со всех сторон загремело:
— ДРУСС-ЛЕГЕНДА! Д РУСС-ЛЕГЕНДА!
Люди на других стенах не слышали слов Друсса, но слышали крик толпы и подхватывали его. Весь Дрос-Дельнох гудел, и эхо, докатываясь до гор, поднимало в воздух всполошенные стаи птиц. Но Друсс поднял руки, и вопль утих, хотя со второй стены прибежало еще больше народу, чтобы послушать старика. Теперь здесь собралось почти пять тысяч человек.
— Мы — рыцари Дрос-Дельноха, осажденного города. Здесь родится новая легенда, которая затмит Скельнский перевал.
И здесь найдут свою смерть тысячи надиров. Сотни тысяч! ТАК КТО ЖЕ МЫ?
— РЫЦАРИ ДРОС-ДЕЛЬНОХА! — грянуло в ответ.
— Что мы несем?
— СМЕРТЬ НАДИРАМ!
Друсс хотел продолжать, но увидел, что люди поворачивают головы и смотрят вниз, на долину. Вдалеке виднелись столбы пыли — они затмевали небо, точно там собиралась гроза.
Гроза всех гроз. В пыли засверкали копья — надиры вливались в долину со всех сторон и катились вперед темным валом, а за ними следовали новые. Волна за волной показывались они на виду. Огромные осадные башни, влекомые сотнями лошадей; гигантские катапульты; обшитые кожей тараны; тысячи телег и сотни тысяч коней; несметные стада скота и больше людей, чем может постичь разум.
Не одно сердце дрогнуло при этом зрелище. Отчаяние повисло в воздухе, и Друсс тихо выругался. Ему нечего было больше сказать — и он чувствовал, что потерял их. Он повернулся к надирским конникам, несущим сплетенные из конского волоса хоругви своих племен. Уже можно было различить их лица, угрюмые и страшные. Друсс воздел в воздух Снагу и встал, расставив ноги, являя собой воплощенный вызов. Полный гнева, взирал он на надирских захватчиков.
Увидев его, они придержали лошадей и, в свой черед, воззрились на него. Ряды расступились, пропуская глашатая. Он подскакал на своем степном коньке к воротам, осадив под стеной в том самом месте, где стоял Друсс. Конь, фыркая, взвился на дыбы.
— Я привез вам приказ владыки Ульрика, — прокричал гонец. — Откройте ворота, и он пощадит всех, кроме белобородого, оскорбившего его.
— А, это опять ты, брюхан, — сказал Друсс. — Ты передал ему мои слова в точности?
— Передал, Побратим Смерти. В точности передал.
— И он посмеялся, правда?
— Посмеялся. И поклялся лишить тебя головы. А мой владыка Ульрик всегда добивается желаемого.
— Значит, мы с ним одного поля ягоды. И я желаю, чтобы он плясал на цепи, как ученый медведь. Я добьюсь этого, даже если мне придется явиться в ваш стан и самому посадить его на цепь.