Легенда

Геммел Дэвид

— Я Регнак, князь Дрос-Дельноха, — сказал Рек.

— А я — сатул Иоахим и сейчас убью тебя, — угрюмо отозвался другой.

— Подобные дела должны улаживаться между такими, как мы с тобой. Оглядись — вокруг лежат тела сатулов. Видишь ли ты среди них моих людей?

— Увижу вскорости.

— Почему бы нам не решить это в единоборстве, как подобает князьям?

Сатул наморщил пересеченный шрамом лоб.

— Ты хочешь оказаться со мной на равных. Однако ты не в том положении, когда ставят условия, — с какой же стати мне уступать?

— Твоя

уступка спасет жизнь сатулов. Я знаю, вы охотно отдаете свою жизнь — но чего ради? У нас нет ни провизии, ни золота. Только лошади — а их в Дельнохских горах полно.

Здесь не идет речь о чести или поживе — давай уладим это между собой.

— Ты, как все дренаи, горазд только языком молоть, — сказал сатул, отвернувшись.

— Что, поджилки затряслись?

— Ага, теперь ты пытаешься меня разозлить. Ладно! Мы будем драться. Когда ты умрешь, твои люди сложат оружие?

— Да.

— А если умру я, мои дадут вам пройти.

— Хорошо.

— Да будет так. Клянусь душой Мехмета, благословенно будь его имя.

Иоахим обнажил тонкую кривую саблю, сатулы образовали круг около поединщиков. Рек вынул меч из земли, и бой начался.

Сатул оказался отменным бойцом и сразу же потеснил Река.

Сербитар, Вирэ и другие спокойно следили, как сталь бьет о сталь. Выпад — отражение — взмах — ответный удар. Рек поначалу яростно оборонялся, потом потихоньку перешел в наступление. Пот градом лился с обоих. Видно было, что ни один не уступает другому ни мастерством, ни силой, ни проворством. Рек рассек кожу на плече Иоахима — кривая сабля оставила порез на кисти Река. Противники кружили, тяжело дыша.

Иоахим атаковал, Рек отбился, и они снова начали кружить. Арбедарк, лучший из Тридцати фехтовальщик, только дивился их мастерству.

Не то чтобы он не мог с ними сравниться — он мог, но ведь он достиг таких высот благодаря духовной практике, которой оба этих бойца на сознательном уровне не владели. Однако бессознательно они пользовались теми же приемами. Это была битва не только клинков, но и умов — и даже здесь соперники были равны.

— Слишком близко для меня, чтобы судить, — передал Сербитар Арбедарку. — Кто победит ?

— Не знаю. Это зрелище завораживает.

Оба противника стали сдавать. Рек держал меч двумя руками — одна правая уже не выдерживала тяжести. Он бросился в атаку, встретив отчаянный отпор Иоахима. Меч обрушился на саблю в дюйме от рукояти — и кривое лезвие сломалось.

Рек ступил вперед, прижав острие меча к сломанному клинку. Сатул, стоя на месте, с вызовом смотрел карими глазами на Река.

— Дорого ли стоит твоя жизнь, сатул Иоахим?

— Цена ей — сломанная сабля.

Рек протянул руку и забрал у сатула ставшее бесполезным оружие.

— Что это значит? — спросил удивленный Иоахим.

— Очень просто. Мы все равно что покойники. Мы едем в Дрос-Дельнох сразиться с армией, какой еще не видел свет.

Мы не переживем этого лета. Ты воин, Иоахим, и достойный воин. Твоя жизнь стоит дороже сломанной сабли. Своим

поединком мы не доказали ничего, кроме того, что мы мужчины. Впереди у меня только война — и, раз уж мы больше не свидимся в этой жизни, мне хотелось бы верить, что позади я оставляю хотя бы немногих друзей. Хочешь пожать мою руку? — Рек вложил меч в ножны и протянул руку.

Высокий сатул улыбнулся:

— Чудно это — когда моя сабля сломалась и смерть заглянула мне в лицо, я спросил себя, как поступил бы на твоем месте. Зачем ты едешь навстречу своей гибели?

— Это мой долг, — просто сказал Рек.

— Да будет так. Ты предложил мне дружбу — я принимаю ее, хотя и поклялся страшной клятвой, что ни один дренай не пройдет спокойно по сатулийской земле. Я дарю тебе свою дружбу, потому что ты воин и потому что тебе предстоит умереть.

— Так скажи мне, Иоахим, как другу — как поступил бы ты, если б сломался мой меч?

— Я убил бы тебя, — сказал сатул.

Глава 17

Первая весенняя гроза разразилась над Дельнохскими горами, когда Джилад сменил часового на первой стене. Гром сердито рокотал над головой, и кривые зигзаги молний пронзали ночное небо, на краткий миг освещая крепость. Свирепый ветер с пронзительным воем несся вдоль стен.

Джилад приютился под навесом надвратной башни, около жаровенки с горячими углями. Плащ его промок насквозь, и вода, капая с мокрых волос на плечи, затекала под панцирь, пропитывая кожаную кольчугу. Но стена отражала тепло от жаровни, а Джиладу доводилось проводить и худшие ночи на Сентранской равнине, откапывая овец из-под снега. Он то и дело приподнимался и поглядывал через парапет на север, выжидая, когда молния озарит равнину. Все было спокойно.

Где-то ниже по стене молния ударила в другую жаровню, и угли долетели до Джилада. «В такую ночь только доспехи и носить», — подумал он и, вздрогнув, прижался поближе к стене. Буйный ветер с севера понемногу уносил грозу на Сентранскую равнину, но дождь лил по-прежнему, разбиваясь о серые стены и стекая по башням. Редкие капли шипели, испаряясь на углях.

Джилад достал из поясной сумки полоску вяленого мяса, оторвал кусок и принялся жевать. Еще три часа — а потом три в теплой койке.

Из мрака за стеной донесся какой-то звук. Джилад повернулся и схватился за меч, охваченный суеверным детским страхом. В свете жаровни прорисовалась огромная фигура.

— Спокойно, паренек, это я, — сказал Друсс, садясь по ту сторону жаровни и протягивая к огню свои ручищи. — Греешься, значит?

Его белая борода промокла насквозь, и черный кожаный колет сверкал, омытый ливнем. Дождь перешел в мелкую морось, ветер перестал завывать. Друсс напевал под нос старую военную песню. Джилад ждал, что он скажет дальше. «Замерз, парень? Нужен огонек, чтобы отогнать призраки?» «Надо же было старому ублюдку выбрать как раз мои часы», — думал он. Молчание становилось все более гнетущим, и Джилад не мог больше его выносить.