Легенда
Шрифт:
Оррин послал Друссу предостерегающий взгляд.
— Прекрасно изложено, Берик. Нам с Друссом, как людям военным, это не к лицу, вы же вольны писать кому угодно — и я прослежу, чтобы ваша петиция была отправлена с первым же свободным курьером.
— Благодарю вас, Оррин. Это весьма достойно с вашей стороны. А теперь, быть может, перейдем к вопросу о снесенных домах?
Ульрик сидел перед жаровней в овчинном плаще, накинутом на голые плечи. Тощий как скелет шаман Носта-хан сидел на корточках лицом к нему.
— Я не
— Я сказал тебе, что не могу больше летать над крепостью. Мне поставили преграду. Прошлой ночью, кружа над Побратимом Смерти" я почувствовал силу, подобную урагану, и она отбросила меня к внешней стене.
— И ты ничего не видел?
— Нет, но я почувствовал.., ощутил...
— Говори!
— Это трудно. В уме у меня мелькнуло море, стройный корабль.., и мистик с белыми волосами. Я долго думал над этим. Мне кажется, Побратим Смерти призвал себе на помощь белый храм.
— И их сила превышает твою?
— Она иной природы, — уклонился шаман.
— Если они плывут сюда морем, то должны идти в Дрос-Пурдол, — сказал Ульрик, глядя на мерцающие угли. — Найди их.
Шаман закрыл глаза, освободил свой дух от цепей и воспарил над телом. Бесплотный, он понесся над равниной, над холмами и реками, горами и потоками, вдоль Дельнохского хребта — и вот под ним раскинулось море, сверкающее при свете звезд. Шаман летел все дальше и дальше, пока не обнаружил «Вастрель» по слабому огоньку кормового фонаря.
Быстро снизившись, он стал кружить над мачтой. У правого борта стояли мужчина и женщина. Осторожно прикоснувшись к их умам, шаман проник сквозь палубу и трюм в каюты. Но туда он пройти не смог и лишь легко, будто морской бриз, прошелся по краю невидимой преграды. Она отвердела, и шаман отступил. Он вновь выплыл на палубу, тронул моряка на корме, улыбнулся и полетел обратно к предводителю надиров.
Тело Носта-хана дрогнуло, и он открыл глаза.
— Ну что? — спросил Ульрик.
— Я нашел их.
— Можешь ты уничтожить их?
— Думаю, да, Я должен собрать моих учеников.
На «Вастреле» чем-то встревоженный Винтар встал с постели и потянулся.
— Ты тоже почувствовал это, — передал ему Сербитар, спустив свои длинные ноги со второй койки.
— Да. Нужно быть настороже.
— Он не пытался прорвать щит. Что это — признак слабости или, напротив, уверенности?
— Не знаю, — ответил настоятель.
Над ними на корме второй помощник потер усталые глаза, накинул веревочную петлю на руль и устремил взгляд на звезды. Его всегда завораживали эти далекие мерцающие свечи. Нынче они светили ярче обычного — словно драгоценности на бархатном плаще. Один священник как-то сказал ему, что звезды — это отверстия во Вселенной, сквозь которые сияющие глаза богов взирают на землю и на людей.
Сказки, конечно, — но помощнику нравилось так думать.
Внезапно он вздрогнул, взял с поручней свой плащ и набросил его на плечи. Потом потер ладони.
Парящий позади него дух Носта-хана поднял руки, сосредоточив силу в длинных пальцах. На них выросли когти — острые, зазубренные, сверкающие, как сталь. Носта-хан, довольный достигнутым, погрузил их в мозг моряка.
Жгучая боль охватила голову помощника. Он покачнулся и упал. Кровь хлынула изо рта и ушей, выступила из глаз. Он умер, не издав ни звука. Носта-хан ослабил хватку. Используя силу своих учеников и шепча кощунственные слова, давно исчезнувшие из языка ныне живущих, он приказал мертвецу встать. Тьма сгустилась над трупом словно черный дым и проникла в окровавленный рот.
Труп содрогнулся — и встал.
Вирэ не спалось. Она тихо оделась, вышла на палубу и встала у правого борта. Ночь была прохладной, легкий бриз успокаивал. Вирэ смотрела через волны на далекую линию берега, сливавшуюся с ярким лунным небом.
Вид слияния земли и моря всегда был отраден ей. Ребенком в Дрос-Пурдольской школе она любила ходить под парусом — особенно ночью, когда земля кажется уснувшим чудищем, темным и таинственным.
Внезапно Вирэ прищурилась — ей показалось, что земля движется. Горы слева от нее как будто отступали, а берег справа приближался. Нет, ей не померещилось. Она взглянула на звезды. Корабль отклонялся на северо-запад — а ведь до Пурдола еще несколько дней пути.
Озадаченная Вирэ прошла на корму к стоящему у руля второму помощнику.
— Куда мы идем? — спросила она, взойдя по четырем ступенькам на мостик и облокотясь на перила.
Моряк повернул к ней голову. Пустые кроваво-красные глаза уставились на Вирэ, а руки отпустили колесо и потянулись к ней.
Страх пронзил ее душу копьем, но тут же его сменил гнев.
Она не какая-нибудь молочница, чтобы поддаваться испугу, — она Вирэ, и в ее жилах течет кровь воинов.
Опустив плечо, она двинула помощника в челюсть.
Голова откинулась назад, но он по-прежнему приближался. Оказавшись в кольце его шарящих рук, Вирэ схватила его за волосы и ударила по лицу. Он принял это без единого звука, холодные руки сомкнулись вокруг ее горла. Отчаянно извернувшись, Вирэ швырнула его от бедра, и он тяжело грохнулся спиной на палубу. Вирэ пошатнулась — он медленно поднялся и снова двинулся к ней.
Взяв короткий разбег, она прыгнула и ударила его в лицо обеими ногами. Он упал снова — и снова встал.
Охваченная паникой, Вирэ искала оружие, но под рукой ничего не было. Перескочив через перила, она спрыгнула на палубу — он следом.
— Беги от него! — закричал Сербитар, мчавшийся по палубе с мечом наголо.
Вирэ бросилась к нему.
— Дай мне! — Она выхватила у него меч и сразу обрела уверенность, охватив пальцами рукоять черного дерева. — Ах ты шлюхин сын! — крикнула она, выступая навстречу моряку.
Он не сделал попытки уклониться, и меч, сверкнув при луне, обрушился на его открытую шею. Вирэ ударила еще дважды, и ухмыляющаяся голова отлетела от туловища — но оно осталось стоять.
Из шеи повалил маслянистый дым, на месте отрубленной выросла новая голова, призрачная и бесформенная. Красные как угли глаза светились в дыму.