Легендарные разведчики

Долгополов Николай Михайлович

Англичане в течение стольких лет, до сегодняшнего дня — самые тяжелые оппоненты. Но должен вам сказать, наша разведка — впереди. На протяжении десятилетий с какими только спецслужбами я не встречался. И одно то, что мы спокойно вернулись, говорит само за себя. Я уверенно могу заявить, что наша разведка — самая лучшая. Никому с ней не справиться. Службы, как у нас, ни у кого в мире нет. И не будет. Счастливы, что отдали нашей профессии всю свою жизнь. И, знаете, эта любовь к родине, чувство, что за нами мощная, громадная страна, которая никогда не оставляла и не оставит, давали нам силы.

Сколько было трудностей — но мы справились, преодолели.

— А почему «легкая кавалерия» прекратила работу?

— Отношения между Ираном и СССР ухудшались. И после покушения на шаха Мохаммеда Реза Пехлеви, за которым стояли религиозные фанатики, обстановка еще больше обострилась. Местная контрразведка начала проявлять повышенный интерес к некоторым ребятам из нашей семерки. Приблизительно в апреле 1949 года мы прекратили активную работу. По приказу Центра «легкая кавалерия» была законсервирована.

В 1946-м мы с Гоар поженились, обвенчались в армянской церкви и работали в Иране еще пять лет. Попросили у нашего руководства разрешения вернуться на родину, хотелось получить высшее образование. В 1951-м приехали в Ереван и поступили в институт иностранных языков.

— И сколько же языков вы знаете?

— Родных много. Русский, армянский, фарси — на этом языке я говорил 21 год. Хотя я и армянин, но мы долго жили в Ростове-на-Дону, а фарси и армянский я выучил в Тегеране.

— А еще какие? Всего, наверное, языков семь-восемь?

— Приблизительно. Я знал достаточно языков, чтобы жить в самых разных странах мира.

— Сколько же лет вы находились на нелегальной работе? И когда вернулись?

— По нашим меркам не так давно — в 1986-м. А дома нас не было в общей сложности лет сорок пять.

Профессия — родине помогать

— За эти годы я трижды выходила замуж, — вступает в разговор Гоар Левоновна. — Первый раз в Тегеране, а потом в законный брак пришлось вступать еще дважды. Как-то я рассказала об этом на встрече с молодыми разведчиками, и зал вдруг затих: ничего себе работенка, три раза меняла мужей. Пришлось объяснить, что всегда сочеталась с одним и тем же человеком — Геворком. Только под разными именами и в разных странах. А единственное, о чем жалеем — не было возможности завести детей. Зато друзей у нас столько — и в Москве, и в Ереване…

— А свою первую свадьбу помните?

— Как такое можно забыть? Геворк до свадьбы очень красиво за мной ухаживал. Всегда дарил цветы — розы, хризантемы. И броши, разные украшения. Мне это нравилось. Он уже в юности был очень серьезным человеком. И я его уважала, как и все наши ребята из «легкой кавалерии». А потом появилось и чувство. Взаимное. Вышло как-то естественно. Иногда мы на задания ходили вместе: идут парень и девушка, сцена типичная, никого не смущает. Мы не очень-то понимали тогда разведывательные термины, да и слово «разведка» не произносилось.

— Как же вы называли свою работу?

— Помогаем родине — вот как. Дома у Георгия была карта фронтов, он сделал маленькие флажки и их на ней передвигал. Но даже когда флажки приблизились в Москве, мы все равно верили, что родина победит. Мечтали, война закончится и мы уедем в Армению.

Хотели учиться.

— Не страшились лагерей, бедности?

— Об этом и не думали. Будет, как будет. Правда, стоял у нас дома сундучок, куда мы складывали вещи для переезда. Жора ко всему этому относился с иронией, мой брат — серьезнее. Но ничего из собранного в Ереване не понадобилось. Не в вещах заключалась наша жизнь.

— Но расскажите о вашей свадьбе в 1946-м.

— Мне исполнилось двадцать лет, и Геворк сделал мне предложение. Потом его отец пришел к моему и попросил выдать меня замуж за сына.

— Вполне официально.

— В армянской церкви священник спрашивает жениха, согласен ли он. И Жора сначала сказал «да» тихо-тихо, а потом прямо выкрикнул: «Да!» Вот так мы стали мужем и женой. Свадьбу устроили на крыше нашего дома.

— Ну, это я хорошо представляю. Сколько раз видел в Тегеране такие заасфальтированные крыши. Для иностранцев — необычно.

— Нам было привычно. Мы с друзьями и соседями долго носили наверх ковры, покрывали им асфальт. Поднялся на крышу оркестр, нет, даже два. Один играл в основном персидские мелодии, а второй — современные. Тут и танцы, и столы с угощениями. Мы их ухитрились по всей крыше поставить. Гостей пригласили очень много, они остались довольны. А мы еще больше. Спустя 25 лет мы в одной стране в память о нашей свадьбе снова вступили в брак — день в день.

— А где еще вы женились?

— В Ереване в 1952-м в загсе расписались и отметили это с друзьями. И еще два раза женились в странах, где работали. По легенде мы еще не были мужем и женой, просто знакомыми. Вместе везде бывали. И только потом подходило время вступать в брак.

— А конфликты «производственные» возникали?

— Никогда. Может, обмен мнениями, всегда дружеский, профессиональный. У Жоры хороший характер — уравновешенный. Он всегда меня берег, старался, чтобы не переживала.

— Я слышал, что у некоторых нелегалов, особенно у женщин, после нескольких лет «работы в особых условиях» сдавали нервы. Начинались головные боли, приходилось лечиться, порой уезжать домой.

— Есть от чего нервничать. Напряжение — огромное. Но это — не наш случай. Если муж о чем-то и сокрушался, то от меня пытался это скрыть. Часто ему это удавалось.

— Гоар Левоновна, а как вы оказались в Тегеране?

— Я родилась в Ленинакане, теперь Гюмри, в 1926 году. Мои родители выехали оттуда в Иран, мне тогда было пять лет. Когда приехала в Тегеран, я по-русски не говорила. А Геворк не знал армянского. Но постепенно выучились. В начале знакомства общались чаще на фарси. Жили мы в самом центре Тегерана, там, где селились тогда армяне. Были мы ребятами общительными, знакомых у нас хватало.

В Тегеран бежало от войны много обеспеченных людей из Европы. Сейчас в художественных фильмах о той поре показывают женщин в парандже. Но на самом деле тон задавали хорошо одетые дамы в ярких одеждах. Бросались в глаза их цветастые, часто облегающие наряды, даже мини-юбки носили. Тегеран не был, конечно, законодателем мировой моды, но, можно сказать, следовал за нею. Понятно, что эта некая европеизированность почти не встречалась на бедных окраинах.