Легендарный Корнилов. «Не человек, а стихия»
Шрифт:
А. М. Каледин.
Сообщив, что приказание добровольцам уже отдано, Алексей Максимович констатировал.
– На сегодняшний день для защиты Донской области от большевиков мы имеем всего 147 штыков. Положение наше безнадежное. Население не только нас не поддерживает, но и настроено к нам враждебно. Я не хочу лишних жертв, лишнего кровопролития. Поэтому предлагаю Войсковому правительству сложить полномочия добровольно, не дожидаясь, пока оно будет разогнано силой.
Свои полномочия Войскового атамана я слагаю с себя с этой минуты.
Богаевский, а за ним и остальные присутствовавшие
– Считаю, что возвращаться к этому вопросу, только терять зря время, – заявил он. – Кончайте, господа, болтовню. Из-за нее и так уже Россия гибнет. У меня еще осталось немало дел. Позвольте завершить их сегодня.
Дальше говорить было не о чем. Члены Войскового правительства начали расходиться по домам. Каледин попросил задержаться только казначея и Богаевского, чтобы передать имевшиеся в его распоряжении незначительные денежные суммы. Проделав это, он облегченно вздохнул.
– Ну, слава Богу, и от этого очистился. Затем Алексей Максимович еще раз просмотрел бумаги в ящиках своего стола, некоторые из них уничтожил. Вид у него был настолько решительный, что у присутствовавших не оставалось сомнений о дальнейших намерениях генерала. Поэтому, выйдя в соседнюю комнату и застав там Назарова, Богаевский начал разговор о необходимости немедленной эвакуации Каледина из города. Походный атаман разделил его мнение.
В течение часа была создана небольшая группа офицеров, перед которой ставилась задача переправы Каледина и его жены из Новочеркасска в Ростов. Было решено в случае необходимости даже произвести этот акт вопреки воле Алексея Максимовича. И только начальник его штаба полковник Сидорин противился принятому решению.
– Это невозможно по двум причинам, – заявил он. – С одной стороны, это, вероятно, уже поздно. С другой – генерал не согласится покинуть город. Значит, придется прибегнуть к насилию или к обману. Но кто же из вас решиться на это по отношению к нашему атаману? Он сам должен решить свою судьбу.
Неожиданно на сторону начальника штаба стал и генерал Назаров.
– Нет, господа, насильственная эвакуация атамана невозможна. У генерала Каледина осталось только одно – это его большое чистое честное имя. И этим именем может распорядиться только он сам, по собственному усмотрению. Никто не имеет права мешать ему в этом…
На этом вопрос о насильственной эвакуации Каледина из Новочеркасска был снят. Офицерский конвой отпустили, Назаров убыл для организации обороны города. В Атаманском дворце осталось всего несколько человек.
Закончив с делами в своем рабочем кабинете, Каледин пригласил к себе полковника Сидорина и продиктовал ему приказ, который потребовал немедленно довести до войск. Он гласил:
«Части Добровольческой армии сосредоточиваются в районе города Ростова. Перед донскими партизанами на Сулинском фронте встает роковая необходимость стрелять в своих же донских казаков. Это недопустимо ни при каких условиях.
Каждый партизан, каждый отдельный партизанский отряд может считать себя свободным и может поступать с собой по своему усмотрению. Кто из них хочет, может присоединиться к Добровольческой армии, кто хочет, может перейти на положение обывателя и скрыться. Этим я открываю фронт с единственной целью – не подвергать город всем ужасам гражданской войны».
Подписав приказ и убедившись, что он отправлен в войска сразу несколькими посыльными-казаками, в третьем часу дня Алексей Максимович прошел в комнату жены, которая в это время беседовала с одной из посетительниц. Обсуждался вопрос организации дополнительного питания для раненых. Каледин не стал вмешиваться в разговор, несколько минут посидел в стороне и, не сказав ни слова, вышел. Он прошел в маленькую комнату, расположенную рядом с его рабочим кабинетом, которую занимал брат Василий Максимович, и плотно закрыл за собой двери.
Оставшись один, Алексей Максимович снял форменную тужурку с двумя Георгиевскими крестами, аккуратно повесил ее на спинку стула, лег на кровать и выстрелил из револьвера в сердце.
Тело Войскового атамана в первые дни после его смерти покоилось в небольшой церкви Атаманского дворца. Вечером 1 февраля оно было торжественно перевезено в Войсковой собор, где состоялась панихида. А на следующий день при огромном стечении народа Каледин был похоронен на городском кладбище рядом с кладбищенской церковью. Из членов Войскового правительства на похоронах присутствовало всего семь человек. Остальные к этому времени покинули Новочеркасск, спасая собственные жизни, семьи, ценности…
Большевики с радостью встретили весть о смерти Каледина. Газета «Правда» в те дни писала: «Борьба клонится к концу. Буржуазно-помещичья контрреволюция в агонии; она умирает, разбитая и обессиленная, и выстрел Каледина в свой собственный череп символизирует эту позорную смерть…»
После гибели Каледина борьба на Дону еще некоторое время продолжалась. 29 января Войсковым Атаманом был избран генерал А. М. Назаров, который в этот же день ввел смертную казнь за неповиновение войсковому командованию и объявил новую всеобщую мобилизацию. Но эти меры уже не могли спасти положения. 2 февраля красногвардейский отряд Г. К. Петрова у станции Глубокая разбил полуторатысячный отряд полковника Чернецова, сам командир отряда был убит. Остатки белоказачьих войск с боями начали отходить к Ростову, преследуемые превосходящими силами противника. Город, незадолго до этого оставленный Добровольческой армией, оборонять было некому. 23 февраля Ростов был взят красными, после чего их основные силы были брошены против Новочеркасска.
Глава седьмая
Ледяной поход
Метание
Тем временем красногвардейцы заняли Батайск и Таганрог. Создалась непосредственная угроза Ростову. Появились конные части со стороны Донецкого бассейна. Определилась угроза на новочеркасском направлении. Положение становилось все более и более серьезным. В этих условиях генерал Корнилов пришел к убеждению о невозможности дальнейшего пребывания Добровольческой армии на Дону, где ей при полном отсутствии помощи со стороны казачества грозила гибель. Он решил уходить на Кубань. Лавр Георгиевич надеялся, что в станицах, через которые будет проходить армия, откликнутся на его призыв и помогут сформировать конные, а селения с неказачьим населением дадут людей для пехоты.