Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец
Шрифт:
– В Царьграде живет немало русичей, ваш язык здесь не в диковинку, – кольнул Василия Архилох. – Я принимаю твою ставку!
– Но я не видел, чтобы этот господин дал тебе деньги, – сказал Василий.
– Евмений вручает их мне как бы под честное слово, – приглушенно заговорил Архилох. – У нас богатые люди не носят деньги с собой. Свои ставки на скачках они записывают на бумаге и расплачиваются уже после ристаний. Обманов здесь не может быть, поскольку платить за проигрыш в состязаниях колесниц – дело чести. Кто хоть
– Понятно, – кивнул Василий.
«Так вот что за листочки в руках у этих господ, – промелькнуло у него в голове. – Вот почему они не звенят деньгами, как мы с Архилохом. Что ж, так даже удобнее!»
В четвертом заезде возница в красном не только не выиграл гонку, но притащился самым последним, чем поверг в уныние добрую треть ипподрома и Василия в том числе. На этот раз победил возница в зеленом.
Архилох приободрился, вновь заполняя деньгами свой мешочек.
– Пора возвращать свои денежки, – посмеивался он.
– Красный цвет все равно побьет зеленый! – горячился Василий и поставил на пятый заезд еще тридцать гривен.
Хитрый Архилох, поразмыслив, поставил на синего возницу и выиграл.
После шестого заезда у Василия не осталось ни одной монеты.
При виде торжествующего Архилоха и подмигивающего ему толстяка Евмения в душе ретивого новгородца росло раздражение.
– Я ставлю пятьдесят номисм на красного, – с вызовом сказал Василий. – Если проиграю, то расплачусь потом.
Архилох принял вызов, поставив на белого возницу. И опять выиграл.
– Вот кляч понабрали! – ворчал Василий, ударив себя кулаком по колену. – Но ничего, где наше не пропадало! Эй, Архилох, моя ставка полсотни номисм! Снова на красного, черт ему под ребро!
– Принимаю! – кивнул Архилох, записывая грифелем на своей руке ставку Василия.
Феофилакт посоветовал Василию поставить на синего возницу. Мол, в восьмом заезде у того самая быстроногая запряжка и сам возница не промах. Но Василий только отмахнулся. Он верил в свою удачу!
И проиграл снова.
– Взгляни, друг Василий, даже император устал смотреть на твои проигрыши и удалился вместе с супругой, – пошутил Архилох.
Василий перевел взгляд на императорскую ложу. Там действительно никого не было.
– Будешь еще ставить? – спросил Архилох.
– Конечно, – ответил Василий, – опять полсотни.
– А я ставлю сто монет на зеленого, – сказал Архилох и в ожидании уставился на Василия.
– Будь по-твоему, – кивнул Василий. – Я ставлю на красного столько же.
На Василия пахнуло ароматом благовоний, более тонких, чем у Феофилакта. Он повернул голову и увидел присаживающуюся рядом с ним Евпраксию. Уступивший ей место Феофилакт сел рядом с Евмением.
Гречанка что-то сказала, глядя Василию в глаза.
Архилох тотчас перевел:
– Прекрасная Евпраксия
– Почему? – удивился новгородец.
– Ничего не спрашивай, – прошептал ему Архилох, – просто соглашайся, и все.
– Хорошо, я согласен! – Василий улыбнулся гречанке открытой улыбкой.
Архилох перевел его ответ прелестной матроне с угодливой улыбкой, получавшейся у него лучше всего.
Этот заезд вновь выиграл Архилох.
Наконец был объявлен последний заезд.
– Я ставлю сто пятьдесят номисм на зеленого возницу! – воскликнул Архилох, едва глашатай закончил объявлять имена колесничих.
На зеленого же поставил и толстяк Евмений, держа пари с Феофилактом.
Василий поднял ставку до трехсот номисм, опять поставив на красного возницу.
Архилох вытаращил на него глаза. Он открыл было рот, чтобы принять заклад, но в этот момент Евпраксия подняла ставку до пятисот номисм, уверенным движением положив свою белую ладонь на руку Василия.
Прекрасная гречанка что-то тихо промолвила новгородцу. Ее темные, как агаты, очи светились нежной симпатией к нему.
Архилох принял ставку и добавил по-русски, обращаясь к Василию:
– Евпраксия сказала, что она приносит удачу.
– Что ж, поглядим! – улыбнулся Василий и стиснул руку матроны в своей широкой ладони.
При этом он ощутил странное волнение, как юнец, впервые оставшийся наедине со взрослой женщиной.
Василию показалось, что у сидящей рядом с ним женщины тоже нарушено спокойное дыхание, иначе ее бледные щеки не зарделись бы таким ярким румянцем и грудь не вздымалась бы столь часто. Или это было вызвано переживаниями за исход последнего заезда?
Как бы то ни было, но женская рука с холодными золотыми перстнями на четырех пальцах так и покоилась в ладони Василия, не пытаясь высвободиться, покуда колесницы мчались наперегонки под рев неистовствующих трибун. У многих зрителей в этот последний заезд решалось все.
Близкое присутствие красивой благоухающей женщины с такими дивными очами и таким чарующим голосом, мягкая теплота ее руки действовали на Василия как-то успокаивающе. Более того, ему хотелось продлить это приятное ощущение, внезапно охватившее его.
Четыре колесницы, растянувшись одна за другой, летели по дромосу, делая последний круг. Впереди скакала запряжка белых лошадей, которую погонял возница в красной куртке. Василий невольно замер. Замерла и сидевшая рядом красавица. В эти минуты совершенно непередаваемое единение тел и душ заставило сердца русича и гречанки биться в унисон.
Красный возница пришел первым.
Евпраксия облегченно вздохнула и уронила голову Василию на плечо.
«Нет, – решил он про себя, – это не просто симпатия, а нечто большее. Сегодня меня постигла двойная удача!»