Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец
Шрифт:
Голодные звери приходили в неистовство от запаха свежей крови, разрывая тела несчастных, растаскивая по всей арене оторванные руки, ноги, головы и внутренности.
Евпраксия решила все-таки уйти, не в силах больше выносить такое зрелище.
– Куда ты? – сказал Феофилакт. – Будут еще поединки карликов и конные трюкачи, я узнавал.
– Нет, мне дурно, – морщась, ответила Евпраксия. – Я ухожу. Скажи графу Гуго, что я буду рада принять его у себя сегодня вечером.
– Одного или с толмачом? – уточнил Феофилакт.
– Разумеется,
– Граф Гуго не знает греческого, без Архилоха не обойтись.
– Зато я знаю немецкий.
– Ты знаешь немецкий? – Феофилакт сделал удивленные глаза. – Какие умные женщины живут в столице мира!
– Рядом с тупыми и трусливыми мужчинами, – добавила Евпраксия, поднявшись со своего места.
Служанка набросила ей на плечи длинный тонкий плащ.
– Ну, не все ромеи такие никчемные, – улыбнулся логофет.
– Прощай, Феофилакт. Я рассчитываю на тебя!
– Прощай, Евпраксия. Удачи тебе!
Поймав на себе взгляд графа Гуго, Евпраксия на этот раз одарила его улыбкой и благосклонным взглядом своих больших синих глаз. При этом матрона на краткий миг прикрыла нижнюю часть лица краем плаща, чтобы сделать более действенным именно взгляд. О, эта женщина умела обольщать мужчин!
Примерно то же самое подумал Феофилакт, глядя вслед Евпраксии, спускающейся вниз по ступеням к проходу, ведущему к выходу с ипподрома.
«Пропал граф Гуго! – усмехнулся про себя логофет, видя, что и тот провожает красавицу долгим взглядом. – Теперь ему будет не до карликов. Еще бы! Такая восхитительная женщина посмотрела на него с благоволением. Видел ли он подобных красавиц в своей дикой Германии?»
К встрече с графом Тюбингенским Евпраксия готовилась тщательно. Она умастила тело благовониями, заново расчесала и уложила в пышную прическу свои длинные волосы. При этом завитые волосы были уложены Евпраксией с таким расчетом, чтобы двумя движениями их можно было распустить по плечам. Матрона оставила обнаженными руки и плечи, подобрав соответствующий наряд, подкрасила губы, оттенила глаза. Чем еще ей взять этого грубого германца, как не своей прелестью!
Граф Тюбингенский пришел домой к Евпраксии, едва день начал меркнуть.
На нем было длинное грубое одеяние из темной шерстяной материи, похожее на рясу, но с узорами из золоченых ниток на рукавах и по нижнему краю. На поясе висел кинжал. Волосы графа, цвета спелой пшеницы, достигали плеч и были тщательно расчесаны. На безымянном пальце правой руки блестел перстень в виде человеческого черепа.
Евпраксия с улыбкой встретила гостя, хотя душа ее трепетала от одной мысли, что ей предстоит остаться с этим человеком наедине. Отпустив служанок, Евпраксия сама закрыла дверь на засов и пригласила рыцаря в свои покои.
Гость преподнес хозяйке дома ожерелье из плохо обработанных
Евпраксия, желая сделать приятное графу, сразу надела ожерелье себе на шею.
Граф Гуго не смог скрыть удивления, узнав, что Евпраксия говорит по-немецки.
– Правда, не столь хорошо, как хотелось бы, – добавила матрона.
Евпраксия сидела напротив немца и не знала, куда деть свои дрожащие руки. Не знала, как ей скрыть свое волнение и страх.
Решив угостить гостя вином, Евпраксия чуть не пролила вино на себя.
– Будет лучше, если это сделаю я сам, – вежливо предложил граф и протянул руку к сосуду с вином.
– Прошу прощения, – пробормотала Евпраксия. – Это ужасное зрелище на арене ипподрома совсем расстроило мне нервы.
– Глоток вина помогает от любого расстройства, – улыбнулся граф, подавая женщине кубок. – За что будем пить? За удачный крестовый поход или за здоровье василевса? А может, нам следует выпить за спасение русского витязя, а?
Евпраксия вздрогнула. Неужели этот немец что-то проведал о Василии Буслаеве?
– Я слышал краем уха ваш разговор с Феофилактом там, на ипподроме, – сказал граф. – Это тот самый русич?
Встревоженные синие очи гречанки встретились с единственным темно-серым оком немца. Отрицать и увиливать было бесполезно.
Евпраксия кивнула. Они выпили вина. И некоторое время сидели молча.
Наконец граф произнес:
– Я могу посодействовать спасению Василия Буслаева, но при одном условии…
– Я согласна на все, – тихо промолвила Евпраксия.
– Вот как? – изумился граф. – Я еще не назвал это условие, торопиться не следует.
– Как раз наоборот, иначе будет поздно, – не поднимая глаз, сказала Евпраксия. – Мое тело будет принадлежать тебе, рыцарь. Дверь заперта. Кровать стоит вон за той занавеской. Нам никто не помешает.
Глядя на ее спокойную решимость отдаться ему, граф несколько мгновений хранил молчание, словно оценивал своим мужским оком прелести той, что не спеша обнажалась перед ним. Не глядя на немца, Евпраксия уверенными движениями снимала с себя одежды, бросая их к своим ногам. От ее тончайших одежд исходил такой благовонный аромат, что граф не удержался и поднял с полу шелковую нижнюю рубашку. Он поднес ее к лицу.
– Благовония! – проворчал граф. – Весь этот город пропах благовониями! Вся империя ромеев пропахла ими! Это и погубит когда-нибудь спесивых ромейских василевсов! – Рука рыцаря потрясала в воздухе скомканной женской сорочицей. – Да еще эти зрелища на ипподроме, развращающие толпу. У ромеев в прошлом был всего один стоящий император – Юстиниан. Все остальные более напоминали жалких шутов, восседающих на золотой бочке с ладаном и миррой.
Граф швырнул рубашку обратно на пол.
– Не стану спорить по этому поводу, – безразличным голосом произнесла Евпраксия.