Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец
Шрифт:
Теперь взоры многих тысяч людей были устремлены к медному закопченному чану на треноге, в котором горел огонь. Однако палач медлил начинать казнь, хотя уже выдернул из связки факелов один и шагнул с ним к огню.
Возница дернул вожжи, лошади лениво тронулись с места, увозя с площади тюремную повозку.
Умолк наконец и глашатай.
Конная гвардия образовала второй круг позади пешей гвардии.
Сильное волнение, владевшее Василием, пока его везли к месту казни, вдруг сменилось необычным спокойствием, когда он увидел вокруг себя целое море из людских голов. В огромной
Горькая улыбка едва не наползла на уста Василию. Какой чести его удостоили жители этого великого города, придя в таком множестве посмотреть, как он примет смерть на костре. Наверно, столько же народу сбегается, чтобы встретить победоносного императора!
«На миру и смерть красна!» – подумал Василий.
Зоркие глаза Василия узрели в пестрой толпе знакомые загорелые лица. Да это же Потаня и Худион! А вон и Фома! Рядом с ним Домаш и Костя.
«Прощайте, соколики! – мысленно промолвил Василий. – Вот и закончилась моя дороженька!»
Стройная матрона в лиловых, ниспадающих до пят одеждах, стоящая особняком от группы богатых горожанок, тоже привлекла взгляд Василия. Евпраксия! Сердце в груди у Василия заныло от непередаваемой тоски, ему так не хотелось умирать в свои неполные двадцать пять лет!
Среди вельмож Василий узнал Феофилакта и неизменного Архилоха рядом с ним, дородного Евмения и градоначальника Андрокла. Супруга Андрокла утирала слезы краем тонкого покрывала. Она так мило улыбалась Василию при их первой встрече в доме логофета. Узнал Василий и жену Феофилакта, красавицу Анастасию, и рыжеволосую девушку рядом с нею. Это была Доминика, дочь Феофилакта.
Вдруг неподалеку разом грянули громкие трубы, затем послышался нарастающий топот копыт по мостовой.
Масса народа заколыхалась, люди вытягивали шеи, напирали друг на друга. Теперь стала понятна задержка казни.
На площадь выехала кавалькада всадников в ярких роскошных одеждах. Сбруя на лошадях сияла позолотой, трепетала на ветру бахрома парчовых попон: синих, желтых, оранжевых… Над головами конников колыхались стяги – один с золотым двуглавым орлом на красном поле, другой с черным одноглавым орлом тоже на красном полотнище.
Византийский император и германский король остановили своих коней напротив груды дров. Их конные телохранители застыли рядом, образовав полукруг за спиной двух венценосцев.
Трубы смолкли. Наступила тишина, нарушаемая лишь позвякиванием уздечек, да еще черный жеребец Конрада нетерпеливо бил передним копытом по каменному настилу площади.
Глашатай ждал знака от василевса к началу казни.
Мануил медлил, склонив голову набок и внимая тому, что говорил ему Конрад на ломаном греческом языке. На лице Мануила отразилась досада. Он что-то возразил королю, но Конрад продолжал на чем-то настаивать, упрямо качая головой в короне.
Василий, волею обстоятельств вознесенный выше всех, глядел на двух властелинов, не подозревая, что именно в эти минуты решается его судьба.
«Так вот
Между тем глашатай, повинуясь жесту василевса, подъехал вплотную к Мануилу, чтобы выслушать что-то из его уст. Народ замер, ожидая привычного в таких случаях возгласа глашатая.
Палач, нимало не сомневаясь в дальнейшем развитии событий, подбросил в огонь сухих дров и приготовился зажечь факел.
Василий мысленно просил Бога принять его грешную душу.
Однако случилось непредвиденное.
Вместо возгласа «Палач, делай свое дело!» глашатай стал громко провозглашать совсем другое. Из желания угодить высокому гостю василевс поступит с приговоренным к смерти так, как это принято на родине германского короля. А именно…
– Если найдется женщина, согласная стать женой этого осужденного на смерть, то василевс подарит ему жизнь! – объявил глашатай.
По площади прокатилось волнение, среди простонародья многие были недовольны таким решением василевса. Толпа ждала зрелища и хотела получить его, поэтому ремесленники и подмастерья грубо отталкивали женщин подальше от передних рядов, сопровождая это сердитыми репликами: «Чего ты уставилась на него, глупая, здесь казнь, а не смотрины!.. И ты, голубушка, проваливай отсюда, нам здесь жалостливые не нужны!..»
Василий не верил своим ушам. Неужели Бог услышал его молитвы!
Глашатай еще раз объявил волю василевса.
Там, где стояли русичи, в толпе вспыхнула перебранка. В другом месте из плотных рядов кто-то со смехом вытолкнул какую-то гулящую девку, коих в этом городе было множество. Блудница сразу же забилась обратно в толпу.
Василий вспомнил про Анфиску. Где она? Почему не пришла сюда вместе с его побратимами? Присутствие здесь Анфиски могло бы спасти Василию жизнь, а то ведь гречанкам неведомо чувство жалости! Кроме, пожалуй, Евпраксии, которая уже замужем и помочь Василию не в силах.
Василий видел, что и король Конрад с нескрываемым беспокойством озирает это скопище людей в надежде увидеть ту, которая из сострадания отважится на смелый поступок.
В галерее портика, где стояла знать, произошло какое-то движение, прозвучали резкие женские возгласы. Василий с изумлением увидел, что дочь Феофилакта вырвалась из цепких рук матери и выбежала на площадь.
Глашатай направил к ней своего коня.
– Ты готова стать женой этого осужденного на смерть? – раздался зычный голос глашатая.
– Да, – прозвучал в ответ звонкий девичий голос.
– Назови свое имя, девушка, – сказал глашатай.
– Доминика, дочь Феофилакта.
Непередаваемое изумление, смешанное с растерянностью, появилось на лице не только почтенного логофета и его друзей, но и на лице василевса. Конрад же несколько раз хлопнул в ладоши, выражая тем самым свое восхищение юной гречанкой.
По толпе прокатился недовольный гул.
Несколько немецких воинов с черными крестами на белых плащах, расталкивая греческую стражу, прорвались к бревенчатой пирамиде и освободили Василия от цепей. Его укрыли белым плащом и увели к свите короля.