Легендарный
Шрифт:
Войтенков прибыл через двадцать минут в сопровождении двух охранников, стоявших по обе стороны пилота и державших ситуацию под полным контролем. Не то, чтобы хан боялся покушения или не доверял наемникам – как-никак они все были воинами и появились на свет путем отбора евгенической программы, но статус и положение Войтенкова, а так же всех тех пилотов, что воевали за Клан Волка с презрительным для остальных клеймом "наемник", делали разговор достаточно скованным.
Антон отдал честь, едва приблизился к хану на расстояние вытянутой руки, склонил голову и только после этого протянул руку.
– Руководство Клана Волка и я в том числе обеспокоены сложившейся ситуацией. Мы несем потери, но при этом не продвигаемся вперед.
– Я понимаю, – ответил Антон, поглядывая на пульсирующее изображение трехмерной модели.
– Понимаете? Что именно?
– Ситуацию. – продолжал отвечать Войтенков несмотря на явное давление со стороны хана.
– Тогда расскажите о ней.
Хан вернулся на свое место, достав из внутреннего кармана кителя портсигар и сразу закурив. Его густые усы ожили, когда тот выдохнул серый дым через ноздри и сразу глубоко затянулся.
– Мы проигрываем Испытание, хан. – Антон решил сказать все как есть. – Клан Отпетых оказался слишком серьезным противником для нас.
Диккерс молчал.
– Они не идут в открытое столкновение, не контратакуют, хотя во время последнего боя в котором мы едва уцелели, сделай они это и навались на нас оставшимися силами, боюсь мы бы с вами сейчас тут не разговаривали.
– Продолжайте.
– Ими кто-то руководит. Кто-то очень опытный и сильный. Мой командир разделяет эту точку зрения, хотя остальные пилоты сводят все к банальному невезению. Но я не склонен верить фортуне, когда вижу перед собой столь грамотно выстроенную оборону.
– Хорошо. – хан продолжал коротко комментировать каждый вывод Войтенкова и только один раз позволил себе поправить.
– Скажите, – он вытянул из сигареты оставшееся содержимое и оставил дотлевать в небольшой стеклянной пепельнице. – Многие высшие офицеры негласно винят меня в провале Испытания на Право Владения, считая, что выставив такую экстремально низкую ставку, я приговорил всех нас к проигрышу еще на старте событий. Вы разделяете такое мнение?
Войтенков хотел сказать да. Он с самого начала не верил, что силами в два раза уступающими силам противника вообще можно было что-то сделать. Но видя прямой, почти ледяной, как ночи на этой планете, взгляд хана, решил не говорить всю правду.
– Здесь сошлось много факторов.
Хан улыбнулся. Он раскусил Войтенкова.
– Не такой уж вы и храбрый, как о вас говорят.
Диккерс поднялся с кресла и прошелся по пустому помещению.
– Я попросил своего помощника принести мне ваше личное дело, но думаю, будет правильно, если я спрошу все лично у вас. Как так случилось, что один из лучших в своей сиб-группе вдруг оказался в рядах наемников? Вы не вольняга, не дезгра. Вы прошли Аттестацию достойно своих родителей. Я навел кое-какие справки и узнал, что инструктор, курировавший вашу сиб-группу, отмечал у вас небывалое стремление к победе и прыть, а так же смекалку, которая, собственно говоря, и позволила вам стать пилотом. Как же так?
Войтенков решил отмолчаться.
– Понимаю, – хан продолжал говорить. – Воспоминания. Все мы не любим рыться в своем прошлом, особенно если оно наполнено неприятными событиями, которых можно было избежать. Но если говорить откровенно, – Диккерс посмотрел на Войтенкова все тем же ледяным, опустошающим взглядом. – Как вы оказались среди наемников?
– Жизнь непредсказуема.
– И только? – хан удивленно поднял брови. – Вы пеняете на обстоятельства, хотя сами только что сказали, что не верите фортуне. А что есть фортуна, если не прихоть обстоятельств, а?
Войтенков стал чувствовать как хан Диккерс загоняет его в угол.
– Бросьте, зачем пытаться обмануть меня, если я и так вижу вас насквозь.
– Тогда зачем все эти вопросы?
– Я хотел услышать это от вас. Знать правду и слышать ее – это разные вещи. У меня в голове хранится информация о всех моих подчиненных, о каждом высшем офицере, начиная от рождения и этапах жизни в сиб-группе, заканчивая сегодняшним днем. Мне нравится держать все под контролем и вести события за руку до самого конца. Но в этот раз все почему-то пошло наперекосяк, несмотря на все мои усилия.
Хан Диккерс на несколько секунд замолчал. Панель управления резко вспыхнула перед его глазами, озарив всю комнату ярко зеленым цветом, после чего, выдав несколько коротеньких писков, так же быстро погасла.
– Я должен понять причину провала, – заговорил хан. – высшие офицеры разводят руками, никто не может мне дать ответ на этот важный вопрос, теперь я хочу спросить об этом у вас.
Он перевел взгляд с потухшей панели на Войтенкова.
– Боюсь, я не открою вам истины. Причины просты – мы недооценили своего противника. Он сильнее, упрямее, расчетливее нас. Его действия очень продуманны.
– Значит причина все-таки во мне, – мрачно подытожил Диккерс.
– Я этого не говорил, хан.
– Но вы об этом думаете все время, что мы разговариваем с вами. Не отрицайте – это читается в ваших глазах, в ваших ответах. Тоже самое мне говорили и другие офицеры до вас, но они предпочли обойтись более обтекаемыми формулировками.
Войтенков сглотнул скопившуюся во рту слюну, потом попытался сказать что-то еще, но хан перебил его.
– Думаю, с вами мы обсудили все, что я запланировал, но мне хотелось бы встретиться с вашим командиром.
– Конечно, – на этот раз твердо ответил Антон. – Я передам ему ваш приказ. Что-нибудь еще?
– Нет. Можете идти.
И Войтенков ушел, быстро покинув кабинет. Уже за дверями он почувствовал как ему стало легче, когда за спиной щелкнул замок и прохлада опустевшего коридора накинулась на него. Этот разговор буквально выжал из него все силы и, сделав шаг, чуть было не упал прямо на месте, поняв как тяжело было находиться в одном помещение с этим человеком.
Слова Диккерса он передал сразу как только встретился со своим командиром. Найдя собрата по сиб-группе в боксе у все еще теплого меха, Антон не стал говорить что ему пришлось выслушать и как он чуть было не сорвался, желая высказать хану все, что накопилось внутри него за время Испытания и за что он мог легко поплатиться собственной жизнью.