Легенды Белого дела
Шрифт:
К сожалению, утвержденная Соснковским инструкция для комендантов лагерей на деле практически почти не работала. Об этом вспоминал Б. А. Штейфон: «В наши внутренние дела коменданты, правда, не вмешивались, но они окружили жизнь наших войск такими стеснительными мерами полицейского характера, что быстро возбудили к себе ненависть отряда. Окруженные проволокой, массой часовых, с постоянными резкими окликами „nie wolno“ [403] , войска чувствовали себя на положении военнопленных, и это являлось источником тяжелых душевных переживаний. <…> Жизнь в лагерях скоро приняла характер постоянной мелкой войны. Коменданты также восстали против строевых занятий, и в итоге люди целыми днями слонялись без всякого дела. Оружие, которое по договору было оставлено офицерам, отбиралось, и отбиралось грубо, с насилием. В конце концов солдаты были отделены от офицеров и совершенно изолированы от своих начальников.
403
Нельзя (польск.). — Примеч. ред.
Наши
Несколько раз дело чуть-чуть не дошло до вооруженных столкновений, и только авторитет наших начальников кое-как сдерживал страсти.
Энергичные протесты генерала Бредова не всегда достигали цели. Его слушали, часто соглашались, иногда возражали, ссылаясь на донесения комендантов, слали указания комендантам, война в лагерях как будто утихала, а затем через короткий промежуток времени снова разгоралась и с большей силой» [404] .
404
Там же.
Конечно, многое зависело от самого коменданта. Например, комендант Стшалково 53-летний полковник Антоний Кевнарский, в прошлом офицер русских 7-го гренадерского Самогитского и 80-го пехотного Кабардинского полков, всем запомнился как грубый, жестокий и надменный человек, а вот в Пикулицах, Дембии и Александрове отношение комендантов к их подопечным было вполне приемлемым.
Подпоручик-артиллерист В. Д. Матасов так вспоминал лагерь в Александрове: «Лагерь состоял из низких деревянных бараков, покрытых черным толем и огороженных колючей проволокой от капустных и картофельных полей. В бараках были нары из голых досок, без матрацев. Наши бараки разделяла одна жидкая сетка — забор от бараков военнопленных красных. В большинстве это были московские студенты, весьма дружески к нам расположенные. В одном из их бараков была библиотека со времен Великой войны, которая была создана для русских пленных немцами. Мы получили право ходить к красным в эту библиотеку и пользоваться книгами.
Кухни белых и красных были рядом, и мы получали нашу еду стоя рядом в очередях и если что ругали, то только получаемую еду. Если какой-либо ретивый коммунист пытался язвить по нашему адресу, то его быстро усмиряли свои же. Кормились мы одной и той же вонючей свининой, сваренной с овощами. Когда подъезжала подвода со свиными головами, то дуновение свежего ветерка менялось в смрадное. Мусульмане отказывались принимать такую пищу, мы же ели с голодухи и оставались живы. Выходили из положения тем, что ночью проскальзывали в картофельное поле и самоснабжались. Отношения с охраной, польскими солдатами, заносчивыми и грубыми, не могли быть дружелюбными. Не нахожу возможным выжать из себя никакого чувства благодарности за польское гостеприимство» [405] .
405
Матасов В. Д. 8-я конно-артиллерийская батарея в Бредовском походе //обращение 8.03.2017.
В. Н. Душкину лагерь Стшалково запомнился таким: «Бараки наши — полуподвальные: надо спускаться на пять ступенек, чтобы попасть в барак. Пол земляной. Вдоль всего барака проход в два аршина. По бокам — непрерывные нары. Окна — только на торцевых стенах, по бокам двери. В бараках темно и нет никакого освещения. <…> В бараке расположилось человек двести, лежать на нарах довольно тесно. Барак явно не рассчитан на такое количество обитателей. Все должны лежать головой к стене и ногами к проходу» [406] . Госпиталь в Стшалково был немногим лучше: «Госпиталь — ряд бараков, на этот раз нормальных, с окнами и деревянным полом. Лекарств нет. Иногда мерят температуру. Кормят жиденькой овсянкой. В остальном обходимся собственными средствами» [407] .
406
Душкин В. Н. Указ. соч. С. 59.
407
Там же. С. 60.
Этим воспоминаниям противоречит рапорт командующего 4-й стрелковой дивизией генерал-майора А. И. Шевченко [408] ; из него следует, что в бараках Стшалково нар не было и офицерам приходилось спать на грязном полу; снабжение дровами отсутствовало, и чины армии вынуждены были отламывать от бараков доски, чтобы согреть чай. Полуголодное состояние вынуждало русских офицеров и солдат продавать полякам обмундирование и даже личное оружие; некоторым удавалось устраиваться на работу в лагерные мастерские, на электростанцию или наняться конюхом к польскому офицеру [409] . Вместе с тем воины Отдельной Русской Добровольческой армии отказывались брать у поляков жалованье, полагавшееся военнопленным (150 марок в месяц офицерам и 27 — солдатам), так как пленными себя не считали.
408
Андрей Иванович Шевченко (1868—?) — генерал-майор. Участник Первой мировой войны, командир бригады 116-й пехотной дивизии. В Гражданскую войну — на Юге России. С июня 1919 года комендант Харькова, с сентября — командир 9-й пехотной, с декабря — 4-й стрелковой дивизии. С 1920 года в эмиграции. — Примеч. ред.
409
Алексеев Д. Ю. Указ. соч.
Жизнь
410
Георгий Николаевич Кутепов (умер в 1951) — дипломат. До войны состоял секретарем дипломатической миссии в Карлсруэ (Баден). С 1918 года в эмиграции, с 1919 года глава временной дипломатической миссии в Польше. — Примеч. ред.
411
Цветков В. Ж. Белое движение и «польский вопрос» //обращение 8.03.2017.
412
Там же.
А пока «бредовцы» старались разнообразить быт как могли. В лагере открылся любительский театр, читальня со свежими газетами, по воскресеньям поляки показывали кино; священник 13-го пехотного Белозерского полка организовал походную церковь и хор при ней. Конечно, помогали и свойственные интеллигентным людям ирония и самоирония, даже в тяжелых условиях «бредовцы» не теряли чувства юмора, и рукописный журнал карикатур «В гостях хорошо, а дома лучше» не знал недостатка в авторах. Упоминавшийся выше подполковник Б. Л. Шебеко так описывал обычный день в лагере:
Встаем чуть свет, — Идем в клозет. Потом опять Бегом в кровать. С утра — игра, Винтим [413] , брюзжим, Поем, свистим, Соврем про Крым. Сидим, едим, Чай пьем, вшей бьем, Идем гулять, Потом кровать [414] .По мере того как развивалась советско-польская война и Красная армия продвигалась вглубь Польши, «бредовцы» повсеместно начали испытывать на себе антипатию поляков к русским, не важно, белым или красным. Были случаи, когда часовые били русских прикладами или нагайками. Так, ночью 15 июля 1920 года военный чиновник Симферопольского офицерского полка Петрашев, спросив разрешения у часового, пошел в туалет, но на обратном пути неожиданно получил удар плетью по спине; обескураженный Петрашев успел только спросить: «За что?» — на что поляк снова замахнулся плетью с криком: «Нельзя!» [415] Пропажа принадлежавших русским колец, часов, портсигаров и прочего стала обычным явлением. Ироничные стихи подполковника Б. Л. Шебеко сохранили для нас лексикон польского часового:
413
Имеется в виду винт — в те годы чрезвычайно популярная карточная игра, в ней участвовали четыре игрока (двое надвое) и она была достаточно долгой, серия игр (робер) могла продолжаться до нескольких часов. — Примеч. ред.
414
Голеевский М. Н. Указ. соч. С. 83.
415
Алексеев Д. Ю. Указ. соч.
Впрочем, и «бредовцы» в долгу не оставались, платя полякам той же монетой. В Стшалково дошло до того, что командир охраны лагеря подпоручик Каспшак просил генерал-лейтенанта П. С. Оссовского запретить русским офицерам «употребление таких выражений, как „польская собака“, „польская морда“, „скурвы“ и „сукин“, с которыми они обращаются к польским солдатам ежедневно» [418] .
416
Psiakrew (польск.) — черт побери, проклятие (дословно — собачья кровь).
417
Голеевский М. Н. Указ. соч. С. 85.
418
ГАРФ. Ф. Р-1886. Оп. 1. Д. 3. Л. 80.