Легенды Белого дела

Бондаренко Вячеслав Васильевич

Артиллерист-вольноопределяющийся В. Н. Душкин так писал о плавании «бредовцев» из Сулины до Феодосии на транспорте «Корнилов»: «С первыми лучами солнца начали грузиться. Набили нами низы парохода до отказа. Нанесли мы с собою комаров, и жгли они нас в жаре, в духоте, среди больных морской болезнью, а таких было много, до самой Феодосии.

Вот она, Феодосия! Дома! Подходим вечером, после плавания под жарящим солнцем, почти поголовно больные морской болезнью, скученные — не пройти — и облегчавшиеся за невозможностью добраться до борта прямо в трюмы. <…> Но невзгоды эти как-то стирались из-за магического слова „Феодосия“.

<…> Пришвартовались, начали разгружаться. <…> Было уже темно, на набережной редкие фонари освещали рельсы, тюки и склады. Улеглись где кто мог и сразу уснули» [436] .

Героическая эпопея Отдельной Русской Добровольческой армии генерал-лейтенанта Н. Э. Бредова завершилась. Всего из Польши в Крым прибыло 12,5 тысячи офицеров и солдат. В Феодосии состоялся парад «бредовцев», который принял начальник гарнизона города, генерал-лейтенант И. П. Ставицкий [437] . Тогда же своих новых подчиненных впервые увидел и П. Н. Врангель, у которого, по его воспоминаниям, сжалось от боли сердце при виде босых и оборванных офицеров и солдат, некоторые из которых

были в одном нижнем белье.

436

Душкин В. Н. Указ. соч. С. 82–83.

437

Иван Павлович Ставицкий (1873–1966) — генерал-лейтенант. Окончил Николаевскую инженерную академию (1902). Участник Первой мировой войны, генерал-майор (1917), начальник инженеров 8-й армии. В Гражданскую войну — на Юге России, начальник Феодосийского гарнизона, с августа 1920 года начальник снабжений Русской армии. С 1920 года в эмиграции. — Примеч. ред.

Конечно, всех переполняла радость от возвращения на родину. Подпоручик-артиллерист В. Д. Матасов вспоминал: «Побывав несколько месяцев в стране с чужим языком, была большая радость оказаться на родной земле и с несказанным наслаждением купаться в море. Трудно передать особенную радость, когда, купаясь ночью прямо с мола и плавая в прохладной воде, можно было наблюдать фосфоресцирующий свет воды, плещущейся о камни мола. После всего пережитого несколько дней в Феодосии показались нам раем. Оборванные и почти босые, получив белье, обмундирование и оружие, мы вновь были готовы к исполнению нашего воинского долга. Отношение воинского начальства и жителей к нам, Бредовцам, было очень внимательным и приветливым, как будто мы совершили что-то большое и трудное» [438] .

438

Матасов В. Д. Указ. соч.

После карантина и отдыха «бредовцы» составили основу новых 6-й (комдив — генерал-майор М. А. Звягин [439] ) и 7-й (комдив — генерал-майор Г. Б. Андгуладзе [440] ) пехотных дивизий 3-го армейского корпуса Русской армии П. Н. Врангеля (сформирован к 4 сентября 1920 года); командование корпусом принял генерал-лейтенант Михаил Николаевич Скалон, проделавший Бредовский поход в должности командира Сводно-гвардейской пехотной дивизии. Сам же Николай Эмильевич был зачислен в распоряжение главнокомандующего Русской армией. Это решение П. Н. Врангеля вызвало у многих «бредовцев» как минимум недоумение. В. Н. Душкин вспоминал: «Понемногу оглядевшись, поняли, что… <…> генерал Бредов, чье имя получила вся наша эпопея, был по совершенно непонятной причине устранен повсюду, и это всем показалось обидным. Такая несправедливость нас больно ударила. Было обидно за начальника, сумевшего увести от разгрома, сохранить целость и, несмотря на уловки Польши и „союзников“, вернуть в Крым и бросить в бой пару десятков тысяч бойцов» [441] .

439

Михаил Андреевич Звягин (? — до 1945) — генерал-майор. Участник Первой мировой войны, полковник, командир 108-го пехотного Саратовского полка. В Гражданскую войну — на Юге России, командир Самурского полка, Алексеевской бригады, в 1920 году командир 6-й пехотной дивизии. С 1920 года в эмиграции, служил в Русском корпусе, убит. — Примеч. ред.

440

Георгий Бежанович Андгуладзе (1864–1948) — генерал-лейтенант (1920). Участник Первой мировой войны, генерал-майор (1917), командир 2-й бригады 13-й пехотной дивизии. В Гражданскую войну — на Юге России, с ноября 1919 года командир 13-й, с октября 1920 года — 7-й пехотных дивизий. С 1920 года в эмиграции. — Примеч. ред.

441

Душкин В. Н. Указ. соч. С. 84–85.

Действительно, на первый взгляд сложно понять, почему Н. Э. Бредов, неоднократно проявивший себя с наилучшей стороны и как военачальник, и как военный дипломат, доставивший в Крым немалое пополнение, был отставлен Врангелем, прекрасно помнившим, как блестяще показал себя Бредов в должности начдива во время взятия Царицына. Можно предположить, что здесь сыграли свою роль статус подчиненной Бредову группировки и ее численность. Ведь Отдельная Русская Добровольческая армия Н. Э. Бредова на момент прибытия в Крым насчитывала 12,5 тысячи штыков и сабель, а Русская армия П. Н. Врангеля к началу июня 1920 года была лишь вдвое большей —25 тысяч. И Бредов привез с собой из Польши пусть оборванные и изнуренные болезнями, но преданные начальству, закаленные невероятными трудностями и готовые к новым боям войска, приобретшие международную известность, ведь судьбой «бредовцев» занимались дипломаты нескольких стран, на них рассчитывали, их опасались. И главное, его войска имели статус отдельной армии! Все эти факторы, вместе взятые, не могли не беспокоить Врангеля, и, думается, в его армии Николай Эмильевич невольно повторил судьбу М. Г. Дроздовского, тоже яркого «походника», бывшего кумиром для своих войск. Он был вполне намеренно отстранен от реального руководства войсками именно в силу «излишней самостоятельности» и армейского статуса подчиненной ему группы войск. Но если Дроздовского с почетом «спустили» на уровень начдива, то Бредову, в отличие, например, от его подчиненного П. П. Непенина, в Русской армии не досталось даже дивизии. При том, что его родной брат Ф. Э. Бредов занимал должность начальника штаба 2-го армейского корпуса. Конечно же, это делалось с ведома и одобрения Врангеля, который вообще весьма болезненно реагировал на малейший признак «вождизма» в подчиненных ему войсках и намеренно «придерживал» ярких, склонных к самостоятельности командиров (классический пример — его взаимоотношения с Я. А. Слащовым). Эту особенность характера Петра Николаевича подмечали многие мемуаристы; так, Б. А. Штейфон метко сказал о нем, что, «ведя крупную политическую игру, он умел выводить из игры тех, кто казался ему лишним» [442] .

442

Генерал Кутепов. М., 2009. С. 135.

Так или иначе, на заключительном этапе Белой борьбы Николаю Эмильевичу проявить себя не было суждено. Судьба 3-го армейского корпуса (бывшей Отдельной

Русской Добровольческой армии) оказалась короткой: в середине октября 1920 года он понес огромные потери на Днепре и после отхода в Крым был расформирован, 6-я дивизия передана во 2-й армейский корпус генерал-лейтенанта В. К. Витковского (начальником штаба которого, как упоминалось выше, был брат Н. Э. Бредова Федор Эмильевич), а 7-я дивизия — в Кубанский корпус генерал-лейтенанта М. А. Фостикова (от обеих дивизий оставалось примерно по тысяче человек). А Бредовский поход — единственный поход Гражданской войны, названный в честь его командира, — постепенно оказался заслонен в истории Белого дела другими событиями. Причина этого очевидна, крымская эпопея и эвакуация отодвинули подвиг «бредовцев» на второй план, а скромные, не склонные к самолюбованию мемуары участников похода появились лишь в 1930-х годах. Единственным напоминанием о том, что поход этот действительно был, служила учрежденная 25 февраля 1922 года приказом главнокомандующего Русской армией П. Н. Врангеля № 206 особая награда — крест «За поход отряда генерала Бредова» («В воздаяние верности долгу и понесенных тяжелых трудов и лишений чинами отряда генерала Бредова, с боями пробившимися в студеную зимнюю пору из Тирасполя в Польшу») [443] . Крест оказался в своем роде уникальным. Это была единственная награда Белого движения, в названии которой упоминалась фамилия конкретного военачальника. Награда была покрыта с обеих сторон белой эмалью с узкой серебряной каймой, посередине креста помещалось изображение опущенного острием книзу меча. На поперечных сторонах награды гравировалась дата «1920», а на обороте размещалась надпись «Верные долгу». Крест носился на бело-сине-красной ленте, левее всех степеней Георгиевского креста, Георгиевской медали, а также знаков за 1-й Кубанский и Екатеринославский походы (то есть расценивался ниже всех этих знаков отличия). Это была последняя награда, которой Н. Э. Бредов удостоился в своей жизни, и единственная, в названии которой упоминалось его собственное имя.

443

Штейфон Б. А. Бредовский поход…

Четырнадцатого ноября 1920 года вместе с тысячами своих соотечественников 47-летний генерал-лейтенант Николай Эмильевич Бредов покинул родину, отправившись в вынужденное изгнание. Вместе с ним из Севастополя уходили его младший брат, 36-летний полковник (уже в Галлиполи, в 1921 году, он был произведен в генерал-майоры) Федор Эмильевич, и племянник, пятнадцатилетний кадет Ростислав. Вообще в Белое движение так или иначе оказались вовлечены большинство членов семьи Бредовых: одна сестра Николая Эмильевича, Софья, была замужем за генерал-майором Михаилом Константиновичем Дитерихсом, в июне — ноябре 1919 года командовавшим Восточным фронтом и одновременно занимавшим в правительстве А. В. Колчака пост военного министра; другая, Елизавета, вышла замуж за генерал-майора Константина Николаевича Хагондокова и уехала в эмиграцию еще в 1919 году. Остались в России лишь двое Бредовых, самый старший брат Александр (он, в отличие от Николая и Федора, был инженером-путейцем) и средняя сестра Мария. Александр Эмильевич работал начальником комитета по перевозкам Западного округа, жил в Смоленске, а в 1927 году вместе с сестрой переехал к матери в Ленинград, где вскоре умер. Мария Эмильевна трудилась домработницей и воспитательницей в детских яслях, растила племянника — сына М. К. Дитерихса и С. Э. Бредовой Михаила (1916–1976; он был усыновлен тетей и получил фамилию Бредов. Впоследствии Михаил Михайлович Бредов стал выдающимся физиком, доктором наук, профессором). Мария Эмильевна пережила блокаду и ушла из жизни в 1948 году. Могилы брата, сестры и матери генерал-лейтенанта Н. Э. Бредова находятся на петербургском Волковом кладбище.

В отличие от Федора Бредова, которому предстояла Галлиполийская эпопея, путь Николая Эмильевича лежал сначала в турецкий Константинополь, а затем в болгарскую Варну, где с января 1920 года жили его теща, жена, дочери и приемный сын. В конце Гражданской войны Варна наряду с Бургасом была главными «морскими воротами» для русских эмигрантов, прибывавших в Болгарию, временно или навсегда. Русская колония в этой стране в начале 1920-х годов была одной из самых крупных, по разным оценкам, от 35 до 40 тысяч человек. Это объяснялось общностью веры, близостью языков и благодарной памятью, которую болгары испытывали к русским — освободителям их страны от османского ига. Болгарское законодательство было настроено по отношению к русским более чем толерантно. Русские могли беспрепятственно передвигаться по всей Болгарии, пользовались равными с болгарами правами при устройстве на работу, могли выгодно обменять на левы давным-давно не котировавшиеся в России «керенки», ветераны Русско-турецкой войны получали в стране немалые пенсии, неимущим оказывалась бесплатная медицинская помощь.

До октября 1921 года Николай Эмильевич жил с семьей в Варне, но работы там найти не удавалось, и Бредовы переехали в Севлиево, небольшой городок в центре Болгарии, бывший в то время «штаб-квартирой» Дроздовских частей. Впрочем, в Севлиево с заработками было не лучше, спасало лишь то, что у пасынка генерала, Бориса, имелся собственный автомобиль (огромная редкость по тем временам), на котором он занимался извозом. Но вскоре Борис переехал к другу во Францию, а Бредовы в 1923 году перебрались в столицу Болгарии Софию, где поселились в районе Долни Лозенец (туда же переехал и Федор Эмильевич с семьей). Начавший застраиваться в начале 1920-х годов, Лозенец представлял собой тихую живописную окраину болгарской столицы, где селились в основном небогатые представители творческой интеллигенции. Жили там и семьи эмигрантов, среди которых профессор медицинского факультета Софийского университета Алексей Эрастович Янишевский, редактор газеты «Русь», в прошлом подполковник Глеб Федорович Волошин-Петриченко, свояк Н. Э. Бредова генерал-майор Михаил Николаевич Папа-Федоров и др. Условия жизни были далеки от идеальных: только в 1928 году в Лозенце появились водопровод и канализация.

Интересные воспоминания о болгарской столице 1920–1930-х годов оставил Д. А. Бендерев, вывезенный в эмиграцию ребенком: «В 1924 году население Софии было не более 200 000 человек и до 1944 года развитие и переустройство города шло медленно. <…> Такие теперешние кварталы, как Красно село, Павлово, Княжево, Горна баня, Лозенец и др., были оторваны от города пустыми, незастроенными местами. Поглощение их шло медленно, но до 1944 года уже некоторые из них вошли в очертания города (Лозенец, Красно село, часть Павлово и т. д.), и население стало уже 400 000 человек. Самое высокое частное здание было пятиэтажное, построенное в тридцатые годы на углу улиц Раковского и Московской — по диагонали к старому русскому посольству. Вначале самыми высокими были только двух- и трехэтажные жилые дома. Началось и строительство частных четырехэтажных кооперативных домов с т. н. апартаментами и более высоких государственных учреждений. Чем дальше от центра, тем ниже были дома с двориками-садами, полными сиренью и цветами. На бул.[ьваре] Скобелева, который только оформлялся, существовала еще небольшая мечеть, а квартал Лозенец с его низкими домиками был просто цветущим парком. <…> Зимой все население города отапливалось углем или дровами, благодаря чему в холодные и морозные дни воздух в городе всегда был тяжелым и был густой непроглядный туман. <…>