Легенды Белого дела
Шрифт:
Хаос, начавшийся в столице России 23 февраля 1917 года, когда на улицы вышли первые, еще немногочисленные бастующие, можно было легко прекратить, будь в Петрограде сильная городская власть. Но город управлялся ничтожествами, не оценившими ни масштабы, ни последствия беспорядков и не имевшими никакой воли к их подавлению. И главное, в городе не было государя, который мог бы отдать соответствующий приказ. Как раз накануне мятежа Николай II уехал из Петрограда в Могилёвскую Ставку, вернее, был обманом завлечен туда именно с целью лишить главу государства возможности подавить мятеж в зародыше. На обеспечение Февральского переворота работало множество людей, из которых вышедшие на улицы рабочие были самыми неосведомленными.
Но полковник Кутепов ничего этого не знал. Его, отпускного, спешно вызвали на Миллионную, в Преображенские казармы, где поручик В. З. Макшеев сообщил ему страшную новость: взбунтовался лейб-гвардии Волынский запасной полк, к нему присоединились и запасники-преображенцы, один офицер убит. А затем последовал вызов в градоначальство, на угол Адмиралтейского проспекта и Гороховой, где командующий Петроградским военным округом генерал-лейтенант С. С. Хабалов [475] кратко обрисовал Кутепову положение в столице и поставил перед ним задачу: во главе карательного отряда ликвидировать беспорядки. Кутепов обратил внимание, что генерал буквально стучит зубами от волнения. Остальные присутствующие, в
475
Сергей Семенович Хабалов (1858–1924) — генерал-лейтенант (1910). Окончил Николаевскую академию Генштаба (1886). С 1914 года военный губернатор, командующий войсками Уральской области и наказной атаман Уральского казачьего войска. С 1916 года главный начальник, с 6 февраля 1917 года командующий войсками Петроградского военного округа. 28 февраля арестован и заключен в Петропавловскую крепость; освобожден в октябре. С 1920 года в эмиграции. — Примеч. ред.
476
Александр Павлович Балк (1866–1957) — генерал-майор (1912). С ноября 1916 года петроградский градоначальник; 24 февраля 1917 года вся власть в столице была передана С. С. Хабалову, а Балк фактически перешел в его подчинение. 27 февраля арестован и помещен в Петропавловскую крепость; в июне освобожден. В Гражданскую войну — на Юге России. С 1920 года в эмиграции. — Примеч. ред.
477
Михаил Иванович Тяжельников (1866–1933) — генерал-майор (1914). Окончил Николаевскую академию Генштаба (1897). С августа 1915-го по 4 марта 1917 года и. д. начальника штаба Петроградского военного округа. В Гражданскую войну — на Юге России, в 1919 году черноморский губернатор и командующий войсками Черноморской области. С 1920 года в эмиграции. — Примеч. ред.
У него был опыт воздействия на вышедшую из-под контроля толпу. В 1905 году он разогнал бунтовщиков в Иркутске, а несколько лет спустя в Петрограде один вид его учебной команды преображенцев отрезвил бастующих рабочих. Но теперь ситуация была другой. Вместе с фабричными, женщинами, детьми, окраинными люмпенами на столичные улицы вышли солдаты расквартированных в Петрограде запасных частей, в том числе гвардейских. Если в 1905 году против государства пошли единицы людей в погонах, то теперь их были сотни, тысячи. Как правило, это были мобилизованные совсем недавно восемнадцатилетние парни, для которых военная служба, долг перед Родиной были не предметом для гордости и великой честью, как для солдат довоенной поры, а бедствием, крахом всего прежнего уклада жизни. И среди 280-тысячного офицерского корпуса тоже уже хватало тех, кто считал, что главный враг России не Германия, а самодержавие. Это были вчерашние учителя, семинаристы, крестьяне, мещане, служащие, прошедшие трехмесячные ускоренные курсы военных училищ и надевшие погоны прапорщика, те, о которых пели: «Раньше был я дворником, звали все Володею, а теперь я прапорщик, Ваше Благородие!» Солдаты против солдат, офицеры против офицеров, солдаты и горожане вместе против полиции. А те, кто мог противостоять мятежникам, ждали команды и… не получали ее. По вековому монолиту шли страшные трещины, и один-единственный Кутепов при всем желании не мог остановить этот процесс. Да и то он оказался задействован в событиях конца февраля лишь потому, что о нем вспомнил полковник В. И. Павленков [478] , порекомендовавший Кутепова Хабалову, а тот прислушался к совету и отдал приказ. А если бы не отдал?
478
Владимир Иванович Павленков (1865–1920) — полковник (1913). С июня 1916 года помощник начальника запасных гвардейских частей. С 9 января 1917 года замещал начальника запасных батальонов и войсковой охраны Петрограда. В Гражданскую войну — на Юге России. В 1920 году в эмиграции. — Примеч. ред.
Но что было в его силах, Кутепов сделал. Один, за командующего округом, за градоначальника, за всех генералов и офицеров, которыми был наводнен Петроград и которые не делали ничего, чтобы его спасти. На протяжении страшного дня 27 февраля полковник Александр Павлович Кутепов во главе сборного отряда, численность которого едва составляла 500 штыков, честно выполнял свой долг: перекрывал улицы, препятствуя продвижению мятежников к центру, разгонял огнем бесчинствующую толпу и тщетно пытался связаться с Хабаловым, чтобы уточнить ситуацию (телефон в градоначальстве уже не отвечал). В какие-то мгновения ему казалось, что эти пятьсот верных долгу людей смогут переломить ситуацию в свою пользу, но к вечеру обезумевшая улица просто растворила в себе кутеповский отряд. «Весь Литейный проспект был заполнен толпой, которая, хлынув из всех переулков, с криками тушила и разбивала фонари, — вспоминал Кутепов. — Среди криков я слышал свою фамилию, сопровождаемую площадной бранью. Большая часть моего отряда смешалась с толпой, и я понял, что мой отряд больше сопротивляться не может» [479] . Полковника, остатки его подчиненных и тридцать раненых толпа заблокировала в небольшом двухэтажном доме графа Мусина-Пушкина на Литейном проспекте [480] . Поблагодарив здоровых солдат за службу и приказав им расходиться по казармам, Кутепов отказался от предложений переодеться в штатское и спасаться самому. Уже ночью в особняк пробрался ефрейтор-преображенец — принес солдатскую форму для своего командира. «Но мне был противен какой-либо маскарад, и я от этого отказался» [481] .
479
Там же. С. 412.
480
Ныне адрес этого дома — Литейный проспект, 19. С 1937 года в здании находится библиотека, с 1964 года носящая имя М. Ю. Лермонтова. — Примеч. авт.
481
Там же.
На следующее утро, 28 февраля, к дому подъехали два грузовика с красногвардейцами и два бронеавтомобиля, на окна направили пулеметы. О дальнейшем А. П. Кутепов вспоминал так: «В это время в мою гостиную вбежала сестра милосердия и стала
Гостиная, бывшая длиной меньше восьми шагов и шириной шагов пять, имела две двери — одни вели в ряд комнат, идущих вдоль Литейного проспекта, другие, обращенные к окнам, выходили на площадку вестибюля. Напротив первых дверей было большое зеркало в стене, напротив вторых — также зеркало между окнами. Сидя в углу, я видел, как по комнатам бежали двое рабочих с револьверами в руках. Случилось так, что на порогах обеих дверей моей комнаты одновременно появились рабочие с револьверами в руках. Посмотрев друг на друга и увидев, вероятно, в зеркалах только самих себя, они повернулись и ушли, не заметив меня» [482] . Судьба хранила Кутепова. Во второй половине дня его вывезли из дома Мусиных-Пушкиных в санитарном автомобиле.
482
Там же. С. 413.
Первого и второго марта он еще не оставлял надежд на перемены, общался с однополчанами в Офицерском собрании, даже произнес первую в своей жизни импровизированную речь в Государственной думе («сказал им, что удивляюсь их пустым разговорам, когда надо говорить только о том, как навести порядок, чтобы спасти положение» [483] ), впервые столкнулся с солдатским хамством (ефрейтор с офицерской шашкой, не отдав чести, отказался пустить его в казармы) и чем дальше, тем отчетливее понимал — столица погибла. Оставалось одно — возвращаться на фронт, тем более что на квартиру сестры Кутепова уже трижды приходили его арестовывать. Ехать пришлось кружным путем, через Москву, Воронеж и Киев. В Твери Кутепова чуть было не схватили на перроне двое солдат, заявивших: «Здесь в поезде говорят, что вы расстреливали народ в Петрограде» [484] . Пришлось на ходу выпрыгивать из вагона.
483
Там же. С. 415.
484
Там же. С. 419.
В купе, ночью, Кутепов слышал разговоры попутчиков, обсуждавших, что лучше — монархия или республика, и если монархия, то кто предпочтительнее — Николай II или его брат Михаил. От этого на душе было тоскливо и тошно. Но было понятно и другое: Россия изменилась бесповоротно. Что делать дальше? Конечно, служить, ведь война идет, и страну нужно защищать, а армия не существует сама по себе, она выполняет приказы правительства, которое теперь называлось Временным. Конечно, Кутепова не могло не возмущать первое же нововведение революционной эпохи, коснувшееся армии, — Приказ № 1 Петроградского совета, вводивший в каждой части выборный солдатский комитет. Но, опять-таки, он не счел себя вправе покинуть армию, родной полк в дни, когда судьба страны решалась на полях сражений.
Гвардии Преображенский полк (после переворота он лишился приставки «лейб», означавшей принадлежность именно к Императорской гвардии) занимал позиции в Волынской губернии, далеко от Петрограда, и общее разложение добралось до него нескоро. Позиции Кутепова в полку были крепкими, он пользовался общим уважением, в том числе и в полковом комитете, и назначение полковника на должность командующего полком [485] 2 апреля 1917 года было принято как само собой разумеющееся. Но в июне в полк пришли четыре маршевые роты, вполне «революционные», состоявшие почти поголовно из рабочих. И на заседании полкового комитета сразу же прозвучал вопрос: что делал Кутепов в Петрограде 27 и 28 февраля, не стрелял ли он там в народ? Тогда полковника отстоял один из членов комитета, эсер Иван Боговой: «Такие люди, как полковник Кутепов, нам нужны. Он не наш, но он честный и правильный человек. Ему нельзя ставить в вину, что он поступал по своей совести. С ним не пропадешь. Старые солдаты его знают» [486] . Но таких «старых солдат» становилось все меньше. В конце июня на дивизионном митинге, где кроме преображенцев присутствовали солдаты Егерского и других гвардейских полков, Александр Павлович едва не погиб: «Нас с угрозой окружили искаженные непонятной злобой лица… Толпа щетинилась штыками. „На штыки Кутепова“, — сперва отдельными голосами, а потом все множившимися неистовствовала толпа, взвинчивая и возбуждая себя своими же криками» [487] . И снова, как уже бывало не раз, Кутепова спасло невероятное самообладание. Он громким голосом крикнул: «Преображенцы, ко мне! Преображенцы, вы ли выдадите своего командира?!» И произошло чудо — солдаты полка мгновенно сомкнулись вокруг Кутепова.
485
Кутепов именовался не командиром, а командующим полком, поскольку по штатному расписанию должность командира гвардейского полка соответствовала званию генерал-майора. — Примеч. авт.
486
Там же. С. 254.
487
Там же. С. 255.
Такое же чудо произошло 7 июля у деревни Мшаны, где преображенцы в последний раз продемонстрировали силу духа старой русской гвардии. Тогда Петровская бригада (Преображенский и Семеновский гвардейские полки) были брошены на ликвидацию прорыва, в который устремились германские и австро-венгерские войска. Гвардейцам нужно было не только спасти брошенное корпусное имущество и задержать врага, но и прикрыть позорное отступление «Армии свободной России». Об атмосфере, царившей в те дни на Юго-Западном фронте, вспоминал полковой адъютант преображенцев, капитан П. Н. Малевский-Малевич: «Полк в составе бригады отходил среди моря развращенной и грабившей свои собственные тылы солдатской толпы, бежавшей при малейшем признаке противника или даже при звуке отдаленного орудийного выстрела, выкидывавшей раненых из санитарных повозок и поездов, чтобы самой скорее удрать в тыл. <…> Как наша бригада, дерясь с противником каждый день в течение двух недель, вышла из этого ада, я думаю, никто сейчас объяснить не может» [488] .
488
Там же. С. 246.
Перед началом боя Кутепов произнес речь, которая, несмотря на то что «говорил он коротко, нескладными, рублеными фразами», запомнилась его сослуживцам:
— С вами говорит ваш старый командир для того, чтобы вы не могли потом сказать, что он не предупредил вас в грозную минуту. Россия в опасности. Все простить можно. Нельзя простить предательства. Преображенцы предателями не были. Пусть шкурники остаются — они не нужны. Полк сейчас выступит и пойдет со мной. В ружье! [489]
489
Там же. С. 257.