Легенды Белого дела
Шрифт:
Так или иначе, Александру Павловичу отныне предстояло служить под началом Врангеля, с которым они были знакомы с 15 мая 1919 года. Не будучи посвящен в колебания Кутепова накануне смены главкомов, весной 1920-го Врангель считал его «просто» выдающимся генералом-строевиком, не имеющим вкуса к политике и лишенным каких-либо претензий на избранничество. Вероятно, именно поэтому Кутепов, в отличие от многих «деникинцев», и при Врангеле сохранил исключительно высокое положение в армии.
Сказать, что Врангелю досталось тяжелое наследство — значит не сказать ничего. 2 апреля британский верховный комиссар в Константинополе поставил его в известность о том, что в случае продолжения «явно бесполезной борьбы» с большевиками Великобритания откажется от всякой поддержки Белого движения. Друзья указывали Врангелю на то, что предприятие, за которое он берется, не имеет ни малейших шансов на успех [531] . А. А. Лампе [532] , последний, с которым Врангель говорил перед тем, как отплыть из Константинополя в Крым, вспоминал, что тот «шел не на праздник власти, как это думали многие, он ясно сознавал трудность и почти безнадежность задачи, которую судьба возлагала на его плечи, он понимал, что идет на тяжелый труд, на подвиг, и, тем не менее, он опять подчинился долгу и… <…> принял на себя тот крест, который и привел его к преждевременной могиле» [533] .
531
Имеется
532
Алексей Александрович фон Лампе (1885–1967) — генерал-майор (1921). Окончил Николаевскую военную академию (1913). Участник Первой мировой войны, и. д. генерал-квартирмейстера штаба 8-й армии. В Гражданскую войну — на Юге России. С 1920 года в эмиграции, с 1924 года начальник 2-го отдела РОВС (Германия, Австрия, Венгрия, Прибалтика). С 1949 года заместитель председателя Совета Российского зарубежного воинства. С 1954 года 1-й помощник начальника, с 1957 года начальник РОВС. — Примеч. ред.
533
Лампе А. А. Пути верных. Сборник статей //обращение 8.03.2017.
«Трудность и почти безнадежность задачи» Врангель действительно осознавал четко. «По человеческим соображениям почти нет никаких надежд на дальнейший успех Добровольческого движения, — сказал он на встрече с архиереями в Севастополе 3 апреля 1920 года. — Армия разбита. Дух пал. Оружия почти нет. Конница погибла. Финансов никаких. Территория ничтожна. Союзники не надежны. Большевики неизмеримо сильнее нас и человеческими резервами, и вооруженным снаряжением» [534] . И однако он решил использовать предоставленный ему шанс, делая ставку прежде всего на тяжелую затяжную войну Советской России с Польшей. Можно было попробовать выстроить на юге единый антисоветский фронт, соединившись с поляками, украинцами, казаками Дона и Кубани. Если обозначатся успехи, полагал Врангель, Великобритания пересмотрит свое решение об отказе поддержки Белого дела, а Франция усилит эту поддержку. В конце концов, Белое движение в начале 1918 года находилось в неизмеримо более трудном положении и сумело выстоять.
534
Вениамин (Федченков), митрополит. На рубеже двух эпох. М., 1994. С. 238.
Настроения тех, кто пошел за Врангелем, очень точно описал в мемуарах митрополит Вениамин (Федченков) [535] , в 1920 году епископ Армии и Флота: «К этому времени Белая армия потерпела полное крушение, и остатки ее в несколько десятков тысяч человек кое-как перебрались на Крымский полуостров. Невольно приходит на ум известная сказка о старике Мазае, который спасал на лодке зайчиков с затопленного весенним половодьем островка. От огромнейших пространств, занятых белыми, остался теперь только маленький квадрат Крыма по двести верст в длину и ширину. Недаром у нас ходил анекдот, будто Троцкий пренебрежительно так отозвался о нем: „И что такое Крым?! Это — маленький брелок от цепочки часов на моем животе! Не больше!“
535
Вениамин (в миру Иван Афанасьевич Федченков; 1880–1961) — с 1919 года епископ Севастопольский, викарий Таврической епархии, в 1920–1923 годах епископ Армии и Флота. С 1920 года в эмиграции. С 1933 года экзарх Московской патриархии в Америке, архиепископ (с 1938 года — митрополит) Алеутский и Северо-Американский. В 1945 году вернулся в СССР, занимал различные кафедры, митрополит. — Примеч. ред.
Но не так думали мы, белые, то есть многие из нас. Казалось бессмыслицей продолжать проигранную борьбу, а ее решили опять возобновить. И мало того, еще надеялись на победу. Мечтали, и среди таких наивных был и я, о Кремле, о златоглавой Москве, о пасхальном трезвоне колоколов Первопрестольной. Смешно сейчас и детски наивно. Но так было. На что же надеялись?
Оглядываясь теперь, двадцать три года спустя, назад, я должен сказать — непонятно! Это было не только неразумно, а почти безумно. Но люди тогда не рассуждали, а жили порывами сердца. Сердце же требовало борьбы за Русь, буквально „до последней пяди земли“. И еще надеялись на какое-то чудо: а вдруг да все повернется в нашу сторону?! Иные же жили в блаженном неведении — у нас еще нет большевиков, а где-то там они далеко. Ну, поживем — увидим. Небось?.. Были и благоразумные. Но история их еще не слушала: не изжит был до конца пафос борьбы. Да и уж очень не хотелось уходить с родной земли. И куда уходить? Сзади — Черное море, за ним — чужая Турция, чужая незнакомая Европа. Итак, попробуем еще раз! А может быть, что и выйдет? Ведь начиналось же „белое движение“ с 50 человек, без всякой земли, без денег, без оружия, а расползлось потом почти на всю русскую землю. Да уж очень не хотелось уступать Родину „космополитам-интернационалистам“, „евреям“ (так было принято думать и говорить про всех комиссаров), социалистам, безбожникам, богоборцам, цареубийцам, чекистам, черни. Ну, пусть и погибнем, а все же — за родную землю, за „единую, великую, неделимую Россию“. За нее и смерть красна! Вспомнилось и крылатое слово героя Лавра Корнилова, когда ему задали вопрос:
— А если не удастся?
— Если нужно, — ответил он, — мы покажем, как должна умереть Русская армия!
<…> У нас еще есть клочок земли, есть осколки армии, и мы должны бороться! Мы хотим бороться! Мы будем бороться! И притом ясно, что наше дело хорошее, правое, святое, белое дело! Как не бороться за него до последней капли крови?!» [536]
Именно такие чувства воодушевляли Врангеля и его соратников. Более того, немалое количество участников Белого движения, которые уже находились на тот момент в эмиграции после Новороссийска и Одессы, вернулось в Крым. Ехали из Болгарии, Румынии, Польши, Египта, Греции, Турции, с острова Лемнос, оттуда, где уже наладился какой-никакой быт, осели семьи. Возвращались в октябре 1920 года, когда белому Крыму оставалось меньше месяца. Посыльное судно «Китобой» [537] пришло в Крым с Балтики 16 ноября, в день завершения эвакуации Русской армии с полуострова, хотя его команда знала о том, что бои уже закончились! Значит, верили и надеялись, несмотря ни на что.
536
Там же. С. 231–232.
537
«Китобой» — посыльное судно. Построено в 1910 году в Норвегии под названием «Gamma». С 1915 года в составе Балтийского флота под названием «Китобой». С 1918 года в составе советского флота. В июне 1919 года сдан командой англичанам. В июле — ноябре 1920 года совершил переход из Дании в Крым, куда прибыл в последний день эвакуации. В 1923–1926 годах в составе флота Франции, с 1926 года — в составе флота Италии. Затоплен
Последний осколок старой России, Белый Крым… Около 60 тысяч квадратных километров (меньше, чем современные Латвия или Литва), около трех миллионов жителей. Врангелевскому Крыму было отпущено немного, всего восемь месяцев, с марта по ноябрь 1920-го. Но за этот короткий срок, имея минимум ресурсов и максимум проблем, Петр Николаевич Врангель сумел невозможное. Он не только реорганизовал потрепанные и деморализованные остатки ВСЮР (они были преобразованы в Русскую армию), но и оздоровил тыл, и провел ряд впечатляющих боевых операций в Северной Таврии. И ко всему этому Кутепов имел непосредственное отношение. Путем жестоких мер (пугавшие обывателей трупы мародеров и дезертиров на уличных фонарях) генералу удалось навести порядок в тыловых крымских городах, а 1-й корпус Кутепова блестяще действовал против многократно превосходящих сил красных во время летней кампании. Так, в июне корниловцы и дроздовцы уничтожили под Большим Токмаком 1-й конный корпус Д. П. Жлобы, причем в боевых действиях особенно отличилась белая авиация. 17 сентября Александр Павлович возглавил 1-ю армию, в состав которой вошли 1-й армейский корпус (командир — генерал-лейтенант П. К. Писарев; Корниловская ударная, Пехотная генерала Маркова и Офицерская стрелковая генерала Дроздовского дивизии), Донской корпус (командир — генерал-лейтенант Ф. Ф. Абрамов, 1-я и 2-я Донская конные и 3-я Донская дивизии) и 1-я конная дивизия.
Но, как и успехи Деникина год назад, успехи Врангеля были тактическими, но не стратегическими. В сущности, они стали возможны лишь потому, что красные, не сумев ворваться в Крым с ходу зимой, временно признали Врангеля второстепенной угрозой и сосредоточились на Польском фронте. А сам Белый Крым был разменной монетой в политических играх европейских держав, и как только необходимость в нем отпала, его история подошла к концу. Признание со стороны Франции, последовавшее 10 августа, не помогло. Пятью днями раньше Пленум ЦК РКП(б) признал врангелевский фронт более важным, нежели польский. И хотя Врангель до самого конца возлагал надежды на совместные действия с Польшей (туда отправился его старый соратник генерал-лейтенант Я. Д. Юзефович, который из остатков Отдельной Русской Добровольческой армии Н. Э. Бредова должен был сформировать 3-ю Русскую армию), Пилсудский предпочел общим интересам национальные. Осенью 1920 года повторилась ситуация осени 1919-го, теперь красные ликвидировали Западный фронт, откупившись от поляков половиной Белоруссии и частью Украины, и бросили на Врангеля шесть полнокровных армий, которые 26 сентября возглавил талантливый военачальник-самородок М. В. Фрунзе. Рассчитывать на то, что их сдержит слабо укрепленный Перекопский вал, было наивно; рассказы о бетонных дотах, колючей проволоке с электрическим током и минных полях на Перекопе были не более чем фронтовыми байками.
После заключения советско-польского мира Врангель окончательно понял, что Крым обречен. Красный Южный фронт насчитывал 140 тысяч человек, 1000 орудий, 17 бронепоездов, 31 бронеавтомобиль, 45 самолетов. Русская армия могла противопоставить этому 37 тысяч человек, 213 орудий, 6 бронепоездов, 20 бронеавтомобилей, 25 танков, 42 самолета. Но без боя сдаваться никто не собирался, и 14 октября состоялась последняя отчаянная атака белых на Каховский плацдарм, в которой одновременно участвовали двенадцать танков (в их числе и «Генерал Кутепов»), что стало самым массовым применением этого вида оружия в Гражданскую войну. Но переломить ход событий уже было невозможно. 29 октября вся группа белых войск в Северной Таврии была окружена красными, но прорыв 1-й Конной армии С. М. Будённого в тыл кутеповцам не был подкреплен действиями 2-й Конной армии Ф. К. Миронова, в результате чего 30 октября — 3 ноября Кутепов ценой неимоверных усилий смог прорвать кольцо и по Чонгарскому перешейку вывел свои части в Крым. Его действия высоко оценил даже Фрунзе: «Особенно замечательным приходится признать отход основного ядра в Крым. Отрезанные от перешейков врангелевцы все-таки не потеряли присутствия духа» [538] . Тем не менее было понятно главное — за пять дней белые потеряли всё, чем владели почти пять месяцев.
538
Фрунзе М. В. Врангель//Коммунист. 1921. 7 ноября. № 251. С. 5.
Впоследствии Кутепов критиковал некоторые действия Врангеля на посту главкома. Так, по его мнению, изначально ненужными были Кубанская десантная операция и разделение войск на 1-ю и 2-ю армии, а «отход основного ядра в Крым» должен был произойти раньше: «Отход был бы без давления на фронте, войска шли бы спокойно, с музыкой. За время отхода можно было бы из Таврии вывести в Крым все наши хлебные запасы. Дух в войсках не был бы потерян. На Перекопе войска сами укрепили бы свои позиции, и мы смело могли бы отсидеться в Крыму всю зиму. <…> Врангель не согласился с моим планом, так как считал, что очищение нами Северной Таврии могло бы неблагоприятно повлиять на наши переговоры с Францией» [539] . Но, так или иначе, в реальной обстановке конца октября — начала ноября Кутепов действовал энергично, хотя и небезупречно (некоторые его соратники потом ставили ему в вину упущенную возможность разгрома 1-й Конной армии). Он снова, как и в феврале 1917-го, сделал всё, что от него зависело, и прав был Б. А. Штейфон, когда утверждал, что «Врангель был обязан Кутепову тем, что так достойно и с такой честью закончил крымский период своего Главнокомандования» [540] . Заслуги Кутепова в 1920 году были оценены Врангелем по достоинству: еще 24 июля Александр Павлович был награжден орденом Святителя Николая Чудотворца 2-й степени, а 20 ноября за арьергардные бои в Крыму произведен в чин генерала от инфантерии. Таким образом, 38-летний Кутепов опередил в чине самого Врангеля, который оставался генерал-лейтенантом (это имело чисто символическое значение, так как старшинство в белых армиях всегда определялось должностью, а не чином).
539
Критский М. А. Александр Павлович Кутепов…
540
Генерал Кутепов. С. 49.
Впрочем, этот приказ Врангеля был издан уже на Константинопольском рейде. За шесть дней до этого, вечером 14 ноября, Александр Павлович Кутепов в последний раз смог взглянуть на родной берег с борта транспорта «Саратов», где кроме него находились еще 7349 человек. Это была уже вторая эвакуация в жизни генерала, но, в отличие от Новороссийска, теперь впереди был не Крым, а зарубежье, где «белых русских» не ждал никто. 126 русских кораблей и судов вывезли из Крыма 145 693 человека. Иностранные корабли и суда — пять французских, пять американских, четыре английских, три итальянских, два греческих, по одному турецкому, норвежскому, датскому и бельгийскому (обычно упоминаемый в качестве польского пароход «Полония» — Polonia [541] — ходил на самом деле под французским флагом) — эвакуировали еще около десяти тысяч.
541
«Полония» (Polonia) — грузопассажирский пароход водоизмещением 10 178 тонн. Построен в 1899 году в Германии как «Батавия» (Batavia), в 1913 году переименован в «Полонию», работал на трансатлантических линиях. В декабре 1919 года передан Франции. Продан на слом в 1924 году. — Примеч. авт.