Легенды Безымянного Мира. Пепел

Клеванский Кирилл Сергеевич

Мери улыбнулась, кивнула и сдержала спазм.

Пепел, сильнее закусив губу, засунул руку за пазуху и нащупал мешочек, подаренный Обероном — королем цветочных фей. Десять гранул хранилось в нем, десять гранул, способных восстановить силы в двадцать раз превышающих возможности Эша.

Не раздумывая более ни мгновения, волшебник вытащил мешочек и, развязав тесемки, закинул в рот всю пригоршню. В желудке словно пороховая бочка взорвалась. Сердце забилось с такой скоростью, что один удар стал не отделим от другого. Из глаз брызнули кровавые

слезы, из горла вырвался сдавленный всхлип.

“У каждого магика есть предел, за который нельзя выходить, — волшебник вспомнил собственные слова, сказанные не так уж и давно.”

— Что ты делаешь?! — всрикнула Алиса.

Эш, собрав данную на миг силу, сравнимую с силой богов, занес ладонь над телом Мери.

— Остановись! — крикнул Мервин.

Он бы оттолкнул руку соратника, но не мог. Не могли и остальные, накрепко прижав пальцы к ране фехтовальщицы.

— Остановись, — шепотом умоляла Березка.

— Нам не нужно два трупа! — рявкнул Тулепс.

— Я должен, — проскрипел Эш. — Это моя вина.

— Да черт, возьми, да! — надрывался Лари. — И ты должен за это ответить! Но не как трус — сбежав на тот свет!

Эш вгляделся в лица соратников и кивнул. Тишина висела всего мгновение.

— Не надо, — тихонько, еле слышно произнесла Мери. — Не надо двух смертей… не надо…

“Ценность жизни можно вычислить лишь после смерти. Скольким ты при жизни помог, скольких спас — такова твоя цена”. Эту заповедь Небесного Мудреца Эш не мог осмыслить долгий срок, но все же когда-то волшебник понял смысл сказанного.

— Исскуство Мок-Пу…

Ладонь на миг окружило свечение, но тут же погасло, а Эша скрутила страшная боль — волшебник не может применить технику монаха. Его терна не приспособлена для этого.

— Искусст…

И вновь боль, а следом за ней — брызги крови, вырвавшиеся изо рта.

— Исс…

Третьего раза Эш не выдержал и рухнул на бок. Сознание его начало мутнеть. Все, что оставалось волшебнику, это взмолиться ненавидящем его богам.

“Я проклят за грехи. Я заслужил это. Заслужил и король. Но они — Мери, Алиса, Лари, Мервин, Тулепс и Элеонора — что сделали они? Оставьте их в покое. Или, клянусь, и после смерти я буду нарушать ваши законы, пока не доберусь до глотки Яшмового Императора!”

Небо ответило сокрушительным громовым ударом — вряд ли после подобной молитвы можно расчитывать на божественную помощь. Эш, с трудом приняв сидячее положение, положил руку на рану и, прикрыв глаза, мысленно унесся на храмовый утес, где вместе со своим первым другом волшебник раскуривал прекрасный табак.

— Исскуство Мок-Пу: Исцеляющая длань!

Что-то выдернули из Эша, вся заимствованная сила ушла будто в бездонную пропасть. Раскололась каменная

игла, прошившая тело Березки, стянулись края раны, а кровь, разлитая по одежде и полу, впиталась обратно в тело. Мери резко села и вздохнула словно недавний утопленник, волей удачи выброшенный течением на берег.

— Идиот! — рявкнула Березка, но тут же замолчала.

Тело Эша били редкие судороги. Из глаз, рта, ушей и носа текли струйки крови, а магик улыбался своей дурацкой улыбкой и протягивал Березке белую Драконью Эссенцию.

— За хлопоты, — сказал он.

Рука упала плетью, а эссенцию покатилась к ногам ошарашенных приключенцев. Алиса зарыдала в голос, парни сжали зубы — глаза Эша остекленели; из глотки вырвался последний хрип.

* * *

В безымянном мире есть законы, которые никто не может нарушать, один из них — у каждого магика есть предел, за который нельзя выходить. Казалось бы, что может сподвигнуть человека или иного разумного нарушить непреложные закон мироздания. Как должны встать звезды, чтобы один из столпов, поддерживающих основы мироздания, дал слабины и покрылся трещинами. Возможно, мы никогда не узнаем ответа на эти вопросы. Но мы узнаем нечто другое.

Грешники должны быть наказаны, праведники — вознаграждены. Такова элементарная логика Небесного Магистрата. Но человек, нарушивший подобный закон, праведник он или грешник? Впрочем, как бы то ни было, у существа, спустившегося с Седьмого Неба имелось свое, независимое мнение.

Огромный феникс, сотканный из всполохов пламени всех цветов радуги, опустился на грудь Эшу и тот вновь захрипел. “Пни”, и без того наблюдавшие в этот день невозможные картины, застыли. Феникс, отец Ирмарила и всего земного огня, считался мифическим созданием. Более мифическим, чем сами боги.

Птица глянула на эссенцию и та тонкой ниточкой втянулась в крыло феникса, став в нем новым, белым пером.

Пепел, пришедший в себя, не мог поверить что у него на груди сидит ожившая легенда. Что еще удивительней, она почему-то не спешила улетать.

— Желание, — прошептала Алиса, утеревшая слезы. — Феникс исполнит одно желание.

И действительно по легенде, родитель Ирмарила на дар отвечает даром. Возможно именно этим он (или оно) объяснил для себя спасение жизни общепризнанного грешника. Феникс принял в качестве дара сущность огня, но ответить мертвецу не мог и потому вырвал Эша из цепких костяных пальцев смерти.

Что же должен был попросить спасенный магик? Судя по лицам “Пней” те имели свое мнение на этот счет, и, скорее всего, прилети феникс к кому-нибудь из них и по миру начали бы ходить новые легенда о каком-нибудь мистичном доспехе, жезле или оружие.

— Ленту, — прошептал Эш. — Синюю шелковую ленту.

Феникс мурлыкнул, расправил разноцветные крылья и исчез во вспышке яркого, но не обжигающего пламени. Шелковая лента длиной десять дюймов кружась, медленно опускалась на пол рядом с Эшем.