Легенды далекого Острова. Цикл «Постскриптум легенды». Том 1

Бурлаков Геннадий

Нет, ну, конечно, вся информация хранится в памяти компьютера и в памяти Кибелы (Планетарный Искусственный Интеллект станции), – но это была как бы сторонняя информация, никак уже не связанная с ним эмоционально, социально, семейно. Это как чья-то история, написанная, читаемая, – и далекая, типа литературная, а не личная. Не лично твоя. Не родная. Он часто одно время просил Кибелу вывести на голо-экран изображение своих родных, родителей, любимых, детей, друзей прошлого. Но ничто не пробуждало в нем не только слез об утраченном, но даже и грусти, сожаления, горечи утраты. Это были просто голографические или плоские картинки, просто чья-то история, просто события прошлого. Но не его, не

родное, не важное уже до такой степени, чтобы от этого страдать, радоваться, болеть за это душой. Просто картинки и история…

За свою бесконечную жизнь он перепробовал на себе различные образы: обычный красавец, бритоголовый, седой, бородатый, с огромными бакенбардами и усами, с длинными до пояса волосами и маленьким «бобриком» на голове. В длинном балахоне, в строгом форменном костюме Капитана Флота, в простой домашней одежде, во фраке с тросточкой, в шлеме воина и шутовском колпаке. Он ходил с тросточкой, с посохом, с саблей, шпагой, алебардой, жезлом. Крутил в руке чётки, шарик на веревочке, – не помнил уж как это и называлось, – резинки различных цветов и ширины и пр., мял стеклянные шарики, системы для отвлечения чужого внимания, ножи и веретена. Он втыкал в волосы и петлицы цветы самых причудливых цветов и форм, сорванные для него или им самим на различных планетах или выращенных в оранжереях Станции. Цилиндры, котелки, борсалино, канотье, твиды, – в разные времена чередовались со шлемами разных видов и конструкций, масками, респираторами и пр. Оружия на поясе, на груди и за спиной тоже было перепробовано много: от символических кортиков до суперсовременных оружейных носимых систем. Почти бесконечный ряд голограмм этих его костюмерных экспериментов в сочетании с длинным списком перечисленных и не перечисленных компонентов облика был представлен не только в памяти Кибелы, но и в музее Реи.

Привычки, как и костюмерные эксперименты, возникали и исчезали. Некоторые сами собой, другие в силу обстоятельств, третьи под давлением принятого решения.

Гастрономические вкусы, как казалось, могли бы быть самым неуемным полем для экспериментов, когда у тебя есть такое изобилие естественных и искусственных компонентов, но со временем приелись и эти бросания в разные крайности, в разные стороны. В конечном итоге, это всё лишь сочетание нескольких разных вкусовых ощущений, как вся красота и гамма цветов нашего мира есть только сочетание трех основных цветов. (При отсутствии краски нет никакого цвета – белый, максимальное смешение даёт чёрный. Примером субтрактивной цветовой модели является CMYK. Основных цветов по Иоганнесу Иттену существует всего 3: красный, жёлтый и синий. Примечание автора.) Если учитывать только физиологию глаза человека. (Человеческий глаз способен различать 10 миллионов цветов. При этом он способен различить примерно 500 оттенков серого цвета. Примечание автора.)

Любование женщиной, ее превозношение, создание Богини и преклонение перед ней, – удел смертных. Когда ты знаешь, что выбор конечный, что само состояние любования и обожествления имеет временной пик и край, – это чувство становится сжигающим и животворящим. Но когда позади тебя столько прожитых жизней, и потому столько спутников и спутниц остались в небытие, то ни факт новой встречи, ни трагедия утраты уже не страшат и часто не трогают. Потому предстоящая тебе череда новых лиц, улыбок, чувств, тепла тел и ночной шепот уже перестают быть в новинку, перестают волновать. Капитан даже мысленно выстроил «воронку отношений» в результате своего наблюдения в свете сменяющихся спутниц жизни:

1. Сначала ты всем нутром ощущаешь неповторимость, единственность, чудесность,

2. Потом приходишь в удивление и думаешь, что что-то происходит с тобой не так,

3. Потом появляется ощущение, что ты повторяешься в чем-то, даже думаешь, а не твоя ли в этом вина,

4. Появляется мысль, что ходишь по какому-то замкнутому кругу,

5. Чувствуешь, что бегаешь по кругу, как цирковая пони, и часто не по своей воле,

6. Чувство повторений нарастает до раздражения,

7. Повторения надоедают,

8. Ощущение, что ходишь на опостылевшую тебе работу и думаешь, как бы от нее отказаться,

9. Стараешься не заводить новых личных знакомств, возникающие в связи с этим проблемы решаешь без вкладывания в процесс ни души, ни мысли,

10. Приходишь к уверенности, что это не твое и, оглядываясь назад, думаешь, сколько же сил и эмоций было зря затрачено на несуществующие эфемерные понятия «конфетно-букетных» периодов жизни.

11. Снова и снова, но уже только в силу внутренних физиологических потребностей, вступаешь… Нет, не в одну и ту же реку, – в одну реку дважды вступить невозможно, – а одно и то же … болото. Но уже осознанно и целеустремленно. Но уже без размазни, слюней и иллюзий. Механически протягивая цветы, фрукты, конфеты, натужно улыбаясь, – и мгновенно забывая в череде других событий.

Рождение детей, внуков, правнуков…Их рост, становление, «отпочкование» от родителей в собственную жизнь, уход в другие «параллельные или перпендикулярные вселенные», их любовь издали или неудовольствие рядом. В определенной мере включается та же описанная выше спираль, «воронка отношений» – только пунктов разное количество, да выражения для описания разной крепости.

Дружба тоже приходит и уходит. Кто-то уходит в результате смерти (по возрасту или героической) или предательства, или разочарования, или особых обстоятельств, или просто ухода в другое направление, или… Этих «или» столько же, сколько представителей твоего окружения. И даже больше.

И возникает убеждение, что мы живем в мире, где улыбка не значит хорошее отношение к тебе. Где поцелуи совсем не значат чувства. Где признания не значат любовь. Где каждый одинок и никто не старается это беспричинно изменить. Где слова теряют смысл, потому что кругом тебя ложь…

Потому нет смысла к кому-то привязываться. Нерентабельно тратить на кого-то все свои силы. Не нужно потому помнить, вспоминать ничего, что касается конкретных людей.

Потому не надо развешивать в опустевшей рубке портреты своих детей, жен, друзей, врагов.

Только долгий длинный путь сквозь столетия и тысячелетия в полном одиночестве, в неизвестности, далеко от транспортных, временных и патрульных путей… Или просто стояние на одном месте. Зато есть бесконечно много времени обо всем подумать, все переосмыслить.

Великий Космос! Дай мне силы!

Валентин. Дочь.

1998.

– Толик! Ну, Толик! Да проснись же! Толик!

– Аа-а-а… – Волков зевал так громко, что заглушал крик из браслета. Вчера был трудный день, – устал сильно. А теперь этот «раненый орангутанг» кричит что-то там. – Не кричи в ухо, а то сапогом в тебя кину!… – только и смог он ответить от разрывающей рот зевоты.

– Толик! У меня дочь родилась! Я стал папой!

– Проздравляю с днём варенья… Тьфу, блин, ну, т.е. поздравляю. А какого пола? Мальчик или девочка? – м-да, я еще точно не проснулся.

– Ты головой подумал? Дочь какого пола бывает? – сквозь хохот еле смог выговорить счастливый папаша.