Легенды петербургских садов и парков
Шрифт:
Часть I
Город
Среда обитания
Мало кому из столичных городов мира так не повезло с климатической средой обитания, как Петербургу. Из крупнейших мегаполисов, население которых превышает один миллион человек, Петербург — самый северный. Он находится на 60-й параллели, расположен севернее Новосибирска и Магадана, всего на два градуса южнее Якутска. Шестидесятая параллель, по мнению многих ученых,
Далеко не случайно древние государства, владевшие территориями вокруг непроходимых гнилых болот Приневской низменности, на протяжении многих веков к их освоению относились с известной осторожностью. Достаточно напомнить, что великий Новгород за шесть столетий обладания невскими берегами не предпринял ни одной попытки основать здесь город или крепость. Отдельные сторожевые посты на пути «из варяг в греки» не в счет. Да и Петр I первоначально не придавал особого стратегического значения балтийским берегам. Как известно, он пытался выйти в Европу через Черное море. И даже когда он наконец решается на объявление войны могущественной в то время Швеции, войны за возвращение исконно русских Приневских земель и выход россии к берегам Балтики, то, надо признать, скорее всего, он рассчитывал на овладение уже существовавшими портовыми приморскими городами — таллином, ригой или Нарвой, нежели на строительство нового. Среди современных историков даже бытует легенда о том, что и началу войны якобы предшествовала тактическая просьба Петра отдать ему один из городов на Финском заливе — Нарву или выборг. И только после того, как карл XII просьбу проигнорировал, война началась.
Не последнюю роль в выборе такой стратегии играл климат Приневья, о котором еще до основания Петербурга говорили: «Здесь Сибирь сходится с Голландией». А едва город появился, как тут же возникла первая поговорка, в которой народ предпринял первую попытку сформулировать свое отношение к среде обитания: «С одной стороны — море, с другой — горе, с третьей — мох, а с четвертой — „ох“».
Границы времен года в Петербурге так размыты и неопределенны, что за 300 лет существования города в фольклоре сложился целый цикл пословиц и поговорок, каждая из которых способна окончательно запутать питерский календарь: «В Петербурге три месяца зима, остальное — осень»; «Поздняя осень Петербурга, незаметно переходящая в раннюю весну»; «Лето в Петербурге короткое, но малоснежное»; «В Петербурге лета не бывает, а бывает две зимы: одна белая, другая — зеленая»; «восемь месяцев зима, а четыре — дурная погода». Дурная погода в Петербурге сопровождается еще и постоянными, почти как в Лондоне, туманами. Поэт георгий иванов однажды попытался соединить несоединимое и сказал: «Лондонский туман в Северной столице». Японский путешественник, посетивший Россию в XVIII веке, с изумлением писал на родину, что «землетрясения в Петербурге случаются редко и что императрица отправляется весной в Царское Село, чтобы полюбоваться снегом». Тема петербургского климата становится дежурной. Ее подхватывают современные частушки:
В нашей Северной столице Самый модный — серый цвет, Он и в небе, и на лицах, И другого цвета нет. У природы нет плохой погоды. В Петербурге ж много лет Замечаем всем народом, Что погоды вовсе нет. Вот бегут спокойно воды Переполненной Невы — Ждем у моря мы погоды, Но погоды нет, увы. Хорошо тому живется, Кому солнышко смеется! В Петербурге ж по полгода Прячут солнце от народа. В Петербурге небо серо, Мокрые асфальты. Почему здесь то и дело Рождаются таланты.Петербургские дожди давно уже стали постоянной и привычной приметой городского быта. С началом дождя мало кто стремится укрыться под крышей. В петербургском городском фольклоре этим надоедливым непрекращающимся дождям присвоили даже собственное имя: «Питерская моросявка». К дождям так привыкли, что даже дети радостно восклицают: «Мама, давай не побежим, ведь мы же петербуржцы». Дожди стали местной достопримечательностью. О них рассказывают анекдоты. Приезжий спрашивает у петербуржца: «А есть ли у вас какие-нибудь местные приметы, по которым вы предсказываете погоду?» — «Конечно, есть. Если виден противоположный берег Невы, значит, скоро будет дождь». — «А если не виден?» — «Значит, дождь уже идет». Есть в Питере характерная черта, отличающая его от других городов мира: «Везде дождь идет из туч, а в Петербурге из неба».
Кроме не просыхающей слякоти под ногами и не прекращающегося дождя над головой, Петербург славен своими ветрами. Как утверждает статистика, до 50 процентов всех ветров, проносящихся над нашим городом, всегда или западные, или северо-западные. Может быть, поэтому петербургский ветер обладает странным мистическим свойством. Он всегда ощущается на лице, независимо от того, в каком направлении движется человек, и с какой стороны дует ветер. В городском фольклоре это обстоятельство сформулировано давно: «в Петербурге всегда ветер, и всегда — в лицо».
Лето в Петербурге короткое и жаркое. Как пошутил однажды приятель поэта Михаила Светлова, сообщая ему по телефону о погоде в Северной столице: «В Ленинграде жарко. 25 градусов. Еще 15 и можно пить». Но эта жара продолжается недолго, и петербуржцы на вопрос: «А лето в вашем Петербурге в этом году было?» — вправе ответить: «да лето было. Только я в тот день работал».
В середине XIX века зимой на центральных улицах Петербурга устанавливались легкие дощатые павильоны, в центре которых разводили костры. Вокруг них, греясь, попивая сбитень и балагуря, собирались извозчики в ожидании своих хозяев после ночных балов и вечерних спектаклей. Про такие костры язвительные петербургские пересмешники говорили: «Сушить портянки боженьке». Иностранцы, во множестве посещавшие Петербург, с восторгом рассказывали своим соотечественникам, что зимой в россии так холодно, что «русские принуждены топить улицы — иначе бы, дескать, им и на улицу нельзя выйти».
Впрочем, в конце концов и в Петербурге наступало время, когда в атмосфере возникало всеобщее радостное предощущение весны. С главных улиц и площадей города исчезали сугробы — характерные атрибуты петербургских зим. По воспоминаниям художника Мстислава Добужинского, в конце зимы «целые полки дворников в белых передниках быстро убирали снег с улиц». Среди петербуржцев это называлось: «дворники делают весну в Петербурге». Затем начинался торжественный проход по Неве ладожского льда, или «Ладожских караванов», как называли петербуржцы неторопливо проплывающие между гранитными берегами ледяные глыбы. Они вселяли окончательную уверенность в приходе долгожданной весны. В петербургский климат ледоход вносит некоторые изменения. Среди обывателей живут давние питерские приметы: «Пойдет ладожский лед — станет холодно», и в то же время: «Ладожский лед прошел — тепло будет».
В начале XX века в Москве вышел известный двухтомник «опыт русской фразеологии» М.и. Михельсона, в котором автор наряду с другими устойчивыми фразеологизмами дает и такое понятие, как «петербургский климат» — в смысле «нехороший, нездоровый», и «петербургская погода» — в значении «нездоровая, переменчивая». Это давнее наблюдение время от времени подтверждается фольклором весьма отдаленных от Петербурга регионов. Однажды на Кавказе автору этих строк довелось выслушать традиционное признание горцев в их любви к ленинградцам. Сделано это было в обыкновенной фольклорной форме: «Любим мы вас, ленинградцев, но никак не можем понять, как вы живете на одну зарплату и дышите не воздухом, а водой». Оставим «одну зарплату» на их совести, но вот с «водой вместо воздуха» они угадали. И как бы они удивились, если бы еще знали, что в XIX веке рафинированные предки этих самых невзыскательных ленинградцев не только предпочитали душному летнему городу влажную прохладу болотистого балтийского взморья, но еще и кичились этим! В петербургском фольклоре сохранилась пословица: «Подышать сырым воздухом Финского залива». Понятно, что здесь больше насмешливой самоиронии, чем медицинского смысла. Петербуржцы на этот счет не заблуждались. «Жить в Петербурге и быть здоровым?!» — успокаивают они сами себя, а кашель, подхваченный гостями города, называют «сувениром из Петербурга».
И все-таки наибольшую опасность для первых жителей Петербурга представляли не туманы или дожди, а повторявшиеся из года в год и пугающие своей регулярностью наводнения, старинные предания о которых с суеверным страхом передавались из поколения в поколение. Рассказывали, что древние обитатели этих мест никогда не строили прочных домов. Жили в небольших избушках, которые при угрожающих подъемах воды тотчас разбирали, превращая в удобные плоты, складывали на них нехитрый домашний скарб, привязывали к верхушкам деревьев, а сами «спасались на Дудорову гору». Едва Нева входила в свои берега, как жители благополучно возвращались к своим плотам, снова превращали их в жилища, и жизнь продолжалась до следующего разгула стихии. По одному из дошедших до нас любопытных финских преданий, наводнения одинаковой разрушительной силы повторялись через каждые пять лет.