Легенды петербургских садов и парков

Синдаловский Наум Александрович

На площади комод, На комоде бегемот, На бегемоте обормот, На обормоте шапочка. Какого дурака это папочка? На площади комод, На комоде бегемот, На бегемоте идиот, На идиоте шапка, На шапке крест, Кто скажет слово — Того под арест.

Судьба монумента оказалась печальной. В 1937 году памятник убрали с площади, к тому времени

уже не Знаменской, а Восстания. Причина — традиционная, он будто бы мешал трамвайному движению по Невскому проспекту. Долгое время памятник хранился за чугунной решеткой во дворе Русского музея. По меткому выражению фольклора, он стал «Узником Русского музея». Во время блокады Ленинграда он едва не погиб от снаряда. К этому времени в Ленинграде сформировалось поверье: благополучие города, его честь и достоинство оберегалось тремя всадниками: Петром I — на площади Декабристов, Николаем I — на Исаакиевской площади и Александром III — на площади Восстания. И то, что один из них вынужден был покинуть свое историческое место, рассматривалось ленинградцами как знак беды.

Неслучайно одной из первых побед демократической общественности в постсоветском Петербурге считается освобождение памятника Александру III из-за решетки Русского музея. Голос: «Свободу узнику Русского музея!» — был услышан. Памятник вывели из заключения, но установили не на его историческом месте, а перед входом в Мраморный дворец. Во дворе, на низком пьедестале, еще совсем недавно занятом пресловутым «Ленинским броневиком». Говорили, что временно. Что при этом имелось в виду, неизвестно. Историческое место памятника Александру III перед Московским вокзалом занято.

Между тем жизнь бывшей Знаменской площади, к тому времени переименованной в площадь Восстания, продолжалась. В 1952 году на месте снятого памятника разбили партерный сквер, посреди которого установили закладной камень для будущего памятника В.И. Ленину.

Памятник Александру III у Мраморного дворца

Однако со временем планы изменились. Закладной камень был убран, и в 1985 году к 40-летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне в центре сквера на площади Восстания был установлен обелиск «Городу-герою Ленинграду» по проекту А.и. Алымова и В.М. Иванова.

Многотонный гранитный монолит, обработанный в виде армейского штыка, сразу привлек внимание городского фольклора. Пожалуй, трудно найти в городе памятник, заслуживший такое количество негативных определений. Наиболее мягкие из них: «Пограничный столб», «Каменный гвоздь», «Отвертка», «Долото», «Развертка», «Шпиндель», «Вилка», «Штырь», «Гвоздь», «Шампур», «Пипетка», «Страшный сон парашютиста». Но даже среди этого не очень лестного ряда есть и более жесткие: «Штык в горле Невского проспекта».

Заговорили о переносе обелиска на площадь Мужества. Многим казалось, что там, вблизи всемирно известного Пискаревского мемориального кладбища, на площади, само название которой посвящено памяти ленинградцев, защитивших свой город от фашистского нашествия, обелиск обретет свое подлинное значение.

Спор о том, что должно находиться на площади, — памятник Александру III или обелиск городу-герою Ленинграду — продолжается до сих пор. Иногда кажется, что в спор включается и сама площадь. И в самом деле — оказалось, что обелиск обладает неожиданным оптическим эффектом. Тень от звезды, венчающей стелу, утверждает городской фольклор, в определенное время и при известном освещении образует на асфальте Невского проспекта четкие очертания двуглавого российского орла.

Архитектурно-парковый ансамбль Александро-Невской лавры

Невский проспект заканчивается мощным архитектурнопарковым ансамблем Александро-Невской лавры, монахи которой, как мы уже знаем, в 1711 году начинали прокладку проспекта от Лавры в сторону

Адмиралтейства. Мы уже говорили о символическом значении Невского проспекта, объединившего административный центр новой столицы с его духовным центром. Важно еще и то, что Лавра посвящена памяти выдающегося деятеля Древней Руси Александра Невского, ставшего по воле Петра I небесным покровителем города святого Петра — Санкт-Петербурга. Да и выбор места для строительства монастыря не обошелся без монаршего вмешательства Петра I — первого императора новой России. Этому предшествовали события едва ли не 500-летней давности.

Как известно, в 1240 году шведский король Эрик послал на завоевание Новгорода сильное войско под командованием своего зятя ярла Биргера. При впадении в Неву реки Ижоры его встретил князь Александр Ярославич с дружиной. 15 июля произошла знаменитая Невская битва, в которой разгромили шведов. Причем фольклорная традиция придает этой победе столь высокое значение, что на протяжении столетий статус предводителя шведских войск в легендах и преданиях несколько раз меняется в пользу его повышения. Если в ранних источниках это был просто «князь», то в более поздних — Ярл Биргер, а затем и сам шведский король. Неслучайно одним из самых значительных эпизодов большинства преданий об этой битве стало ранение, полученное шведским полководцем от копья самого Александра Ярославича. За эту блестящую победу князь Александр получил прозвище Невский.

Несмотря на очевидность того исторического факта, что знаменитая битва произошла при впадении реки ижоры в Неву, позднее предание переносит его гораздо ниже по течению Невы, к устью Черной речки, ныне Монастырки, — туда, где Петру угодно было основать Александро-Невский монастырь. Умышленная ошибка Петра Великого? Скорее всего, да. Возведение монастыря на предполагаемом месте Невской битвы должно было продемонстрировать всему миру непрерывность исторической традиции борьбы России за выход к морю. В качестве аргументации этой «умышленной ошибки» петербургские историки и бытописатели приводят местную легенду о том, что еще «старые купцы, которые со шведами торговали», называли Черную речку «Викторы», переиначивая на русский лад еще более древнее финское или шведское имя. По другой легенде, как писал в 1913 году историк Александро-Невской лавры С. Рункевич, вдоль Черной речки стояла «деревня Вихтула, которую первоначально краеведы Петербурга, по слуху, с чего-то назвали Викторы, приурочивая к ней место боя Александра Невского с Биргером». Уже потом, при Петре Великом, этому названию «Викторы» придали его высокое латинское значение — «Победа».

Согласно одной из многочисленных легенд, место строительства Александро-Невского монастыря еще более конкретизировано. Монастырь построен там, где перед сражением со шведами старейшина земли Ижорской легендарный Пелконен, в крещении Филипп Пелгусий, увидел во сне святых Бориса и Глеба, которые будто бы сказали ему, что «спешат на помощь своему сроднику», то есть Александру. Во время самой битвы, согласно другой старинной легенде, произошло немало необъяснимых с точки зрения обыкновенной логики «чудес», которые представляют собой своеобразное отражение конкретной исторической реальности в народной фантазии. Так, если верить летописям, хотя Александр со своей дружиной бил шведов на левом берегу Ижоры, после битвы множество мертвых шведов было обнаружено на противоположном, правом берегу реки, что, по мнению летописца, не могло произойти без вмешательства высших небесных сил.

Таким образом, закладка монастыря на легендарном месте исторической Невской битвы по замыслу Петра позволяла Петербургу приобрести небесного покровителя, задолго до того канонизированного церковью, — Александра Невского — святого, ничуть не менее значительного для Петербурга, чем, скажем, Георгий Победоносец для Москвы. И если святой Александр уступал святому Георгию в возрасте, то при этом обладал неоспоримым преимуществом, он — реальная историческая личность, что приобретало неоценимое значение в борьбе с противниками реформ.