Легенды, рассказанные в пути
Шрифт:
– А ты нашел Господа?
– Какого?
– Но ты ведь знаешь, о чем я говорю.
– Я слышу, о чем ты говоришь и, может быть, догадываюсь, о чем ты думаешь. Но я не могу понять и не хочу понимать твоих проблем, пока ты о них мне не скажешь.
– Наш деревенский священник сказал мне, что только ты можешь мне помочь обрести Бога.
– Ты ему надоел своими бесконечными молитвами и исповедями?
– Нет. я не проводил много времени в Божьем храме.
– Тогда
– Моя жена и двое маленьких детей, сын и дочь, сгорели в баньке, когда я был на заработках. Я искал виновных, но все говорили: “Бог дал, Бог взял”. Я пришел к священнику, поставил свечки, заказал заупокойные, отстоял всенощную. Я все хотел понять, за что мне это наказание. А мне все предлагали найти новую жену и родить новых детей.
– Так и ищи.
– Я не могу. Я буду бояться за них. Если жену и детей у меня забрал Бог, ибо поистине они были невинны, я хочу найти своего Бога, чтобы он мне помог найти покой в новом браке. А без этого нет мне жизни.
– Ты думаешь, что ты можешь постичь Бога?
– Но хотя бы немного. Неужели я глупее тех монахов и попов, которые день и ночь талдычат о нем в церкви!
– А ты себя постиг?
– Что это значит?
– Прежде чем постигнуть Бога, прежде чем обратиться к нему с надеждой услышать ответ, ты должен постичь себя, понять, какая сила, корысть, злоба, гордыня или отчаяние, похоть или смирение гнали и гонят тебя по свету. Отрывают от близких, от нелегкого труда на земле и приводят к жалкому старику, доживающему свой век на заброшенном островке.
– Но меня направил сюда священник!
– Да, я знаю его. Он ничего не умеет читать, кроме церковных текстов, кои выучил наизусть. И он немножко знает о моей жизни и о том, что я получил кое-какое образование. Поэтому он решил направить тебя ко мне, но не объяснил тебе перед этим, что искать ты должен Господа прежде всего в себе, и только тогда, когда ты начнешь изнемогать в этих поисках, ты можешь обратиться за помощью.
– Старик, неужели ты не видишь, что я действительно в отчаянии? Надо ли тебе объяснять, сколько стоят слезы настоящего мужчины?
– Ну слава Богу, теперь ты наконец заговорил по-человечески. Только ты не так хорошо себя знаешь, как ты думаешь. И поэтому ты не можешь говорить ни про отчаяние, ни про слезы настоящего мужчины. Твоя жалость к себе настояна на кабацком самогоне да на вздохах соседушек, которые хотели бы заполучить тебя для своих дочек или для себя самих. Ты не знаешь, что такое настоящий мужчина.
– Что?
– То, что ты слышишь. И никто этого не знает, кроме Господа.
– А ты?
– Я не уверен, что я настоящий мужчина, и я уверен в том, что готов увидеть и понять себя не более чем наполовину. Погляди на свое отражение в воде. Ты видишь, как легкая рябь, всплывающие пузырьки газов, следы проплывающих рыбок и даже пробегающие по поверхности воде насекомые искажают и твое, и мое изображение. А ведь это так близко и понятно, это как зеркало. Что может быть проще? А души наши глубже самого глубокого омута, и на дне его можно найти не только клады, но и мерзость всякую, непотребство и даже утопленников.
Да,
– Святой отец, но разве смирение не паче гордости? И разве одному раскаявшемуся грешнику не радуются на небесах больше, чем ста праведникам?
– Интересно, кто-нибудь видел хоть трех праведников? Может быть, поэтому им так мало радуются на небесах?
– Постой, отче, может, твоя гордыня, о которой ты говорил, мешает тебе вспомнить истину “Не судите да не судимы будете”.
– Я не судья, и мой дом не тюрьма. Вот тебе Бог, вот порог. Дорога открыта во все стороны. Ты пришел ко мне в мой дом, когда твое тело и твоя одежда еще хранят запах самогона и женщины. И ты просишь моей помощи. До тех пор пока ты ее просишь, до тех пор пока ты думаешь, что меня можно использовать, как отмычку от райских врат, ты сам отдаешь себя в руки мои, и совесть твоя не позволяет тебе возразить мне. Да и что ты можешь возразить по существу. Не Бога ищешь ты, а самооправдания. Не служения ищешь ты, а только самолюбования. Страдание твое, наверное, не искупает тех грехов, за которые заплатили твои близкие. И все то, что ты делаешь сейчас, сегодня – это только попытка уйти от Высшего Суда.
– Старик, ты кощунствуешь. Ты кощунствуешь над могилами моей жены и детей.
– Бог свидетель, я никогда не шутил ни с чужой болью, ни с чужими страданиями, ни тем более со смертью. Никто и никогда из приходящих ко мне за советом не обвинял меня в кощунстве или Богохульстве. Вспомни, что говорили тебе люди, когда ты шел ко мне, и постарайся вспомнить и рассказать, когда ты потерял Бога.
Мужчина помолчал, потом тяжело опустился на полено, которое старик использовал как скамейку, когда вязал снасти или просто смотрел на вечернюю реку.
– Когда я был маленьким, – сказал он, – я слышал голос Господа в журчании струй, в шуршании травы, когда она раздвигалась моими босыми ногами, в шепоте листьев. Он приходил ко мне, когда я лежал на сеновале, всматриваясь в бездонное звездное небо или любуясь луной. Он склонялся над моей кроваткой, когда я болел, а мать была занята по хозяйству. Он был вместе со мной, когда мы гоняли лошадей в ночное или ворошили траву на дальних покосах.
Но потом я вырос, и девчонки, их лица, их груди, их тела на какое-то время затмили Его облик и заглушили Его голос. А когда я снова попытался вернуться к Нему, еще до того, как я женился на моей покойной супруге, то ни в поле, ни в лесу ни у реки никто не отозвался на мои просьбы, никто не заговорил со мной как прежде, и понял я, что потерял милость в его глазах вместе со своей невинностью.