Легенды Соединённого Королевства. Величие Света
Шрифт:
– Твои потуги так же жалки, как и ты сам!
Из куцей конечности гуманоида вырвался оранжевый сгусток. Пронзительно свистя, он стремительно направился ко мне. Увернувшись от новой испепеляющей вспышки, я подскочил к Лешпри и содрал с него тонкие шланги. Гхамар, переставший получать кровавую подпитку, сердито завибрировал. И как бы вторя его недовольству, толща Криды тоже утробно загудела. Мне вдруг почудилось, что где–то там, в недосягаемой бездне, потревоженная нашей вознёй всколыхнулась некая закоснелая во мраке сила…
– Что ты наделал?! – дико заорал Хаз Гон.
– Испортил тебе вечеринку!
Воплотившись возле побуревших сосудов, Хаз Гон стал поочерёдно жать на них отвратительным хоботом (как я понял через миг, таким образом, он выводил своё порочное племя из анабиоза). Под его прикосновениями
– Н’гарини!… – смятенно выдохнул Хаз Гон. Однако собравшись с духом, он добавил: – Одному тебе со мной не справиться!
Щупальца–отростки н’гарини качнулись, а потом, прытко удлинившись, набросились на ничего не соображающих гуманоидов. Они обволакивали их, превращая в мглистые коконы, и под жалобные верещания, инфернально отдающиеся у меня в разуме, тащили в лоно своей Сущности. Впрочем, н’гарини заарканить Хаз Гона не смог, потому что тот сотворил над собою непроницаемый белый шар, мешающий сумрачным спиралям впиться в его плоть. Поглотив всех галанов, н’гарини вобрал в себя щупальца, переформировался в демонический венок и «короновал» защитную оболочку Хаз Гона, сместившегося к Гхамару. Блеск и траурный глянец разъедали друг друга энергетическими всполохами. Борьба шла не на жизнь, а насмерть.
Озабоченно наблюдая за противостоянием двух древних существ, я почти машинально наложил чары на Лик Эбенового Ужаса. Вылущенные мною из изуверской хляби Назбраэля, они тошнотворно–угодливо отравляли воздух мертвящими миазмами. Молясь Вселенной о милости к её бедовому непоседе, я нацелил посох на сцепившихся тварей. Вжух! Блёкло–малиновый, смрадный сфероид с тоскливым чавканьем отделился от металлического черепа, грузно пронёсся по дуге и столкнулся с Гхамаром. Я моргнул… Всего лишь моргнул… Что я успел рассмотреть? Панически–оторопелую морду Хаз Гона… Конвульсивное сжимание н’гарини… Расщепление стеклянного куба и… Взры–ы-ы-ыв! Словно ничего не весивших пылинок меня и Лешпри отбросило в каверну с водопадами. Кое–как приподнявшись, я оглядел то, что осталось от Священного Инкубатория – колоссальная воронка да груда сплавленных труб. Конец всем галанам! Конец всем н’гарини. В этом в раунде победил Калеб Шаттибраль.
Прижимая рукавом ранку на лопнувшей губе, я склонился над Лешпри. От встряски он пришёл в себя и теперь, испуганно таращась, пытался от меня отползти.
– Ты… ты… убьёшь меня?!
Я улыбнулся.
– Возможно, это сделает твоя матушка, когда ты вернёшься домой.
– Это она тебя наняла? Ну, спуститься за мной? – несколько успокоившись, спросил Хельберт.
– Отнюдь, я вызвался сам.
– Ради чего?
– Ради памяти о твоём прапрадедушке. Шилли был мне хорошим другом.
От удивления брови Лешпри едва не поселились в волосах.
– Я… то есть… Калеб Шаттибраль?!…Ну, тот самый? Да? Мне о Вас столько рассказывали! Вы же главная легенда нашей семьи! И Вы… Тут!
– Вот видишь, мы с тобой знакомы.
Вдруг Хельберт помрачнел и тихо сказал:
– Мама залезла в долги, и я хотел раздобыть нам денег, чтобы их покрыть.
– С деньгами что–нибудь придумаем.
Я протянул Лешпри руку.
– Встать сможешь?
– Наверное…
Мы поковыляли по Криде. Терпя боль от саднящих синяков и ушибов, я думал о таинственных эпохах, уходящих своими корнями вглубь времён, и о том, как много люди ещё не знают о своём мире. Когда–то в Шаб’Гахаломе, источенной туннелями и водоводами сопке, правили горделивые галаны. Жуткие по человеческим меркам, они боялись и ненавидели порождений, сотканных, казалось бы, из одной лишь тьмы. Шаб’Гахалом пал тысячелетия назад, но точка в борьбе н’гарини и галанов была поставлена сегодня. С моего посула Зло прошлого так и не переросло во Зло настоящего, Хельберт спасён, я – цел и как итог – минувший день можно заслуженно назвать продуктивным. В награду за подвиги я бы желал получить пинту холодного пива и жареные фисташки – ценник завышен или в самый раз?
Виток за витком коридоры вели нас обратно в Роуч. Безвозмездное донорство истощило Лешпри, и потому мы двигались очень медленно. Хельберт помалкивал, но его по–юношески любопытные взгляды недвусмысленно просили меня поведать о своих приключениях. Эх, мальчик, не так уж они и эпичны… Хмыкнув и отложив свои размышления на потом, я завёл негромкую беседу. Мои предположения оправдались – Лешпри очень интересовали свирепые сражения, могучие герои, красивые принцессы и смертоносные драконы. Начав с Фарганорфа, я постепенно перешёл к краткому повествованию о похождениях «Грозной Четвёрки». Уши Хельберта ловили каждое моё слово. Он ахал и охал, а я радовался тому, что кошмары прожитых суток ненадолго отошли от него на задний план. В довершении всего я дал ему подержать Лик Эбенового Ужаса – Лешпри был просто в восторге. Вдоволь налюбовавшись посохом, он внезапно стал изливать мне свою душу.
Хельберт мечтал освободиться от общества и его тягомотного уклада. Он грезил о дальних землях, опасностях и невзгодах, выпадающих на пути странника. Однако отправиться в блуждание по свету Лешпри позволить себе не мог, и причиной тому было то, что Хельберты больше не владели Кулуат Хелем. «Если я уйду, то ма пропадёт без меня». После преждевременной кончины супруга дела у Дины Хельберт пошли под откос, и чтобы свести концы с концами она заложила родовое поместье нынешнему бургомистру Роуча – Энтони Фришлоу. Господин Фришлоу проявил сострадание. Он разрешил Дине и Лешпри пожить в Кулуат Хеле, но потребовал, чтобы они погасили свою задолженность в течение полугода. Ныне истекал шестой месяц, а выданного займа Энтони Фришлоу пока так и не получил. Вывод тут очевиден – уже завтра–послезавтра Хельбертам придётся распрощаться с уютом Кулуат Хеля и ночевать на улице.
Слушая сумбурную речь Лешпри о том, как его мать предпринимала неудачные попытки организовать бизнес, я соображал, как помочь Хельбертам выбраться из их незавидного положения. Есть ли у меня с собой хоть что–то, что посчастливилось бы удачно продать? Я стал перебирать содержимое сумки. Книги? Да кому они нужны, кроме меня. Альмандин из Ночи Всех Усопших? В лучшем случае торговец согласиться взять его за бесценок. Кампри? Нет. Юнивайн – мой друг, а друзей, как известно, на монеты не меняют. Ригель? В магазине сувениров ему повесят ярлычок – «антиквариат, два серебряных». Скатерть «На любой вкус»… Конечно, жаль отдавать такую редкость, но Хельберты… Шилли, Шилли, ты и твои потомки одного поля ягодки – опять умудрились прозевать Кулуат Хель и пустить всё по миру. Ладно. Либо рыбку съедим – либо на мель сядем. Первую проблему ухлопали, ухлопаем и вторую.
– Сколько говоришь, твоя матушка должна Энтони Фришлоу?
– Полторы тысячи золотых, – глухо откликнулся Лешпри.
– Не хухры–мухры!
– У ма вроде есть триста…
– Прижмись! – понизив голос до шёпота, оборвал я Хельберта.
Мы прислонились к углублению в стене и замерли. Затушив все шарики Света, я весь обратился в слух – да, топот шагов раздавался всё отчётливее. Спустя минуту ожидания мимо нас пронеслась семёрка вооружённых до зубов стражников. По всей видимости, грохот от взрыва Гхамара побудил Энтони Фришлоу снарядить в Криду разведывательный отряд. Это логично – бургомистру надо быть в курсе, что за вакханалия происходит под его городом. Впрочем, знать кто её зачинщики, ему совсем ни к чему. Крадясь по лабиринту каменных коридоров и попутно избегая встречи с блюстителями порядка, наводнившими Криду, мы, в конце концов, достигли лестницы, приводящей к рынку Роуча. Повезло! Для проникновения в сопку стражники воспользовались другими ходами, и на площади, освящённой сейчас восходящим солнцем, никого не было. Для надёжности я осмотрелся ещё раз, а потом вылез из люка. Следом показался Лешпри. В окнах, из–за штор осторожно выглядывали лица. Квартал не спал, но выходить из укромных домов пока никто не решался. Ну а что! «Маргарет, давай–ка пока отложим утренний поход к ростовщику хотя бы на пару часиков. Крида бабахала всю ночь – пусть там в ней всё успокоится».