Легенды Западного побережья (сборник)
Шрифт:
Мы оба всегда перед уходом аккуратно ставили книги на прежние места; эту привычку к порядку Лорд-Хранитель перенял еще от своей матери, а она была для него таким же учителем, каким и он для меня. Но этой книги я еще никогда не видела. Судя по виду, она не имела отношения к наиболее древним. Должно быть, это была одна из тех книг, которые люди тайком принесли Лорду-Хранителю, чтобы он их спрятал, спас от жрецов всеразрушающего Аттха. А я тогда особенно увлекалась великими поэтами прошлого, стараясь как можно больше узнать о них и хоть немного разобраться в том знании мира, которым они обладали,
Я открыла книгу и увидела, что это не рукописное издание, а печатное — то есть она изготовлена с помощью тех металлических буковок, которые теперь используют в печатных мастерских Бендрамана и Урдайла; Лорд-Хранитель объяснил мне, что так можно легко сделать сразу хоть тысячу экземпляров. Я прочла название: «Хаос и Дух: космогония», а под ним стояло имя автора: Оррек Каспро, а еще ниже — имена печатников: Берре и Холавен из Деррис-Уотера, Бендраман. На следующей странице имелся эпиграф: «Посвящается Меле Аулитте из Каспроманта, о которой я всегда буду помнить с нежностью и любовью».
Я села за стол — лицом к темному концу комнаты. Я по-прежнему не могла заставить себя посмотреть туда, но и повернуться к этому мраку спиной мне было страшно. Я придвинула лампу поближе и стала читать.
Проснувшись, я обнаружила, что по-прежнему сижу за столом, голова моя лежит на раскрытой книге, а за окном уже брезжит рассвет. Лампа давно потухла. Я продрогла до костей, а руки мои настолько затекли и окоченели, что я едва сумела начертать в воздухе нужные буквы, чтобы выйти из комнаты.
Я тут же бросилась на кухню и, раскрыв дверцу топившейся плиты, чуть не влезла туда, пытаясь согреться. Иста что-то ворчала, а Соста, как всегда, несла какую-то чушь, но я их не слушала. Потрясающие слова из только что прочитанной поэмы волнами всплывали в памяти, туманя мое сознание; нет, скорее эти строки были похожи на ширококрылых пеликанов, летящих над водой. И, кроме них, я ничего не слышала, не видела и не чувствовала.
И тут Иста встревожилась по-настоящему, решив, что у меня лихорадка. Протягивая мне чашку горячего молока, она сказала:
— Выпей-ка побыстрее, глупая девчонка! С какой такой стати ты болеть-то вздумала? Да еще теперь, когда у нас в доме гости! Немедленно пей! — Я послушно выпила молоко, поблагодарила ее, пошла к себе и, тут же рухнув на постель, проспала мертвым сном почти до полудня.
Грай и ее мужа я нашла во дворе возле конюшни; там же была львица Шетар и их лошади; там же, естественно, торчали и Гудит с Состой. Соста, похоже, даже о шитье приданого позабыла. Теперь она все время слонялась возле Оррека Каспро, таращила на него глаза и обмирала от восторга. Гудит был занят тем, что седлал высокого рыжего жеребца, а Грай и Оррек отчаянно о чем-то спорили. Нет, они не ругались, но явно никак не могли прийти к согласию. Как у нас говорят, «не было у них в душе Леро».
— Да не пойдешь ты туда один, и все! — горячилась Грай, а он возражал:
— Но ведь тебе-то туда никак нельзя! — И, похоже, так они пререкались уже давно.
Вдруг Оррек обернулся, заметив меня, и на мгновение я тоже обмерла, вытаращив глаза, как Соста, и понимая, что именно этот человек и сочинил ту поэму, от которой я всю ночь не могла оторваться, которая взбаламутила мне всю душу. Впрочем, смущение мое быстро прошло. Передо мной действительно стоял Оррек Каспро, но только не великий поэт, а обыкновенный встревоженный мужчина, который никак не может переспорить свою жену и все воспринимает чересчур серьезно. Он был нашим гостем и очень мне нравился!
— Вот рассуди нас, Мемер, — сказал он. — Ведь люди вчера на рынке видели Грай? Причем вместе с Шетар, верно? Ее видели там сотни, десятки сотен людей!
— Ты прав, — охотно подтвердила Грай, прежде чем я успела хотя бы рот раскрыть. — Но ведь в фургон-то никто не заглядывал! Ведь не заглядывал, правда, Мемер?
— Нет, — пробормотала я, — вряд ли.
— Тогда, значит, так, — продолжала она. — Твоя жена еще на рыночной площади спряталась в фургоне и теперь сидит дома, как и подобает добропорядочной женщине. А возле дворца из фургона вылезет твой слуга, дрессировщик твоего льва; он-то вместе с тобой и отправится к ганду.
Оррек упрямо помотал головой.
— Послушай, дорогой, но ведь я в течение двух месяцев путешествовала с тобой по всему Асудару, переодевшись в мужское платье! Почему же сейчас, скажи на милость, я не могу точно так же переодеться?
— Тебя все равно узнают! Они же видели тебя, Грай. Видели, что ты женщина.
— Ерунда, для них все неверные на одно лицо! К тому же они на женщин смотрят как на пустое место.
— Зато женщин со львами они отлично замечают! Особенно тех, которые пугают их драгоценных лошадей!
— Оррек, я иду с тобой.
Его настолько расстроило ее упрямство, что ей пришлось подойти к нему и ласково обнять.
— Ну что ты? — утешала Оррека Грай. — Вспомни: в Асударе никто ни разу ничего не заметил и ни о чем не догадался. Только та старая ведьма в оазисе — помнишь ее? Но даже и она, догадавшись, что я женщина, только посмеялась и никому ничего не сказала. Уверяю тебя, они ничего не поймут. Да они и смотреть-то как следует не умеют! А одному я тебе идти не позволю. Не могу позволить. И ты не можешь пойти туда один. Тебе нужна Шетар. А Шетар нужна я. Ну все, я пойду переоденусь — времени у нас еще более чем достаточно. Верхом я не поеду, верхом поедешь ты, а мы с Шетар пойдем рядом, так что осмотреться мы вполне успеем, если что, верно ведь, Мемер? Далеко отсюда до дворца?
— Четыре перекрестка и три моста.
— Видишь? Я сейчас вернусь. А вы его без меня не отпускайте! — сказала она мне, Гудиту и Состе, а также, похоже, рыжему жеребцу и убежала в дом. Шетар огромными прыжками помчалась за ней следом.
Оррек повернулся к нам спиной, отошел к воротам и некоторое время стоял там, как-то судорожно выпрямившись. Мне даже его жалко стало.
— Так ведь это же ясно как день, — сказал Гудит. — Там, во дворце этом, как они его называют, не люди, а змеи ядовитые! А раньше-то мы его Домом Совета называли… Эй ты, а ну давай отсюда! — Высокий рыжий жеребец посмотрел на конюха с мягким упреком и вежливо отступил влево.