Легион павших. VI - VII Акт
Шрифт:
— Я не против того, что ты защитил подружку, — миролюбиво пророкотал Ц-Цузу. — В конце концов, это то, что тебе было предложено: право на жизнь для тебя и еще пары существ на выбор, в обмен на твоего некроманта. Но мне не нравится то, что ты лжешь. Я дам тебе еще один шанс, Райз. Всего один. Хорошо подумай, как им воспользоваться, — Ц-Цузу бросил взгляд на Кальдеора. — Ты ничего не забыл принести, Кальди?
Понадобилось несколько секунд, чтобы парня посетило озарение, и он исчез.
— Ц-Цузу, прекращай нагнетать. Говори прямо.
— В чем именно заключается твоя сила?
Вот же въедливая сволочь.
Райз
И что теперь?
— Я могу использовать энергию духа — ту, что связана с эмоциями. Не только со страхом и злостью, но и любыми другими.
— Как любопытно. В прошлый раз не удержался, да? Так сильно хотелось припрятать козырь?
— Да. Сильно хотелось.
— Ты ведешь себя, как неблагодарная псина.
Райз любезно улыбнулся в ответ. Приоткрыв один глаз, Ц-Цузу зыркнул на него.
— Нет, не как псина, — кисло продолжил он. — Как обнаглевший до бесстыдства кот. Тебе открыли дверь, а ты ни туда и ни сюда: торчишь на пороге, ждешь удобного момента, чтобы насрать прямо посреди гостинной.
— Ты слишком много надумываешь себе, Ц-Цузу, — Райз рассмеялся.
— Тогда почему ты не сбежал сегодня?
— Для этого ты устроил эту бестолковую стычку?
— Это ты бестолковый. А я хотел посмотреть, как поступят твои соратники, и как поступишь ты. Заодно показать твоему некроманту, что ты жив-здоров, и что мы пришли с миром.
— С миром? — от абсурдности услышанного заявления Райз поперхнулся.
С громким хлопком вернулся Кальдеор. На этот раз он вышел у самой земли, и в плато образовался новый котлован. В воздух выстрелил десяток водяных струй. Поспешив выбраться, изрядно промокший, Кальдеор подошел к Ц-Цузу, поставил рядом с ним накрытую блюдцем чашку и застыл за спиной, точно дворецкий.
— Да, с миром. Он напал первым, а я ни разу не ударил в ответ. Конечно, Ластик почти испоганила мой исключающий жертвы план, но ты пришел ей на выручку. А эта дура так ничего и не поняла. Занятно получилось, да? Ты оказался единственным, кто нанес войску твоего некроманта вред. А мог бы вместо этого и подсобить. Поэтому я и говорю, что ты в конец обнаглел.
В небо вспорхнула пара желтогрудых птиц, когда визжаще-рычащий голос Ц-Цузу внезапно разнесся по каменной пустыне:
— Что мне, скажи на милость, надо сделать, чтобы ты наконец определился? Тебе не хватает пунктов в списке преимуществ служению Пастырю или мозгов в тупой башке, чтобы понять, что у твоего некроманта нет и шанса?
— Мне не хватает знаний о том, кому я должен отдать свою верность. Расскажи мне о Пастыре, — с невинным видом предложил Райз.
Ц-Цузу прищурился и после короткой паузы произнес:
— Я расскажу.
И он на самом деле заговорил о Пастыре: размеренно, вдумчиво, с почтением, никак не вяжущимся с его нравом и оттого вызывающим вопросов не меньше, чем сам рассказ.
Никаких Орд, нашествий и разграблений других цивилизаций не было бы, если бы немногочисленная раса уахара однажды не решила, что им тесно в их маленьком мирке. Называемый Колыбелью мир в самом деле был невелик: никакой условно-безграничной вселенной, никаких звезд, черных дыр и рационального объяснения, как в пузыре в межпространственной ткани образовалась пригодная для существования среда, и зародилась сама жизнь. Вероятно, Колыбель была осколком другого, полноценного мира, в какой-то момент распавшегося на горстку карликовых вселенных. Уахара сочли своим долгом объединить разрозненное.
Когда способ был найден, по лучам — цепочкам соседствующих миров — побрели ведомые Пастырями отары. Их жатвы собирали воистину непостижимое умом количество энергии, и в умелых руках она сжигала перегородки между Колыбелью и прилегающими к ней мирами. Чем больше уахара расширяли свои владения, тем крупнее становились миры, и тем больше энергии требовалось. Экспансия замедлялась, а Колыбель рождала все больше Пастырей и отар.
Ц-Цузу говорил о слиянии миров, как о совершенно будничных вещах, и Райз прилагал все усилия, чтобы не смотреть на него, как на сумасшедшего. А еще старался не слишком задумываться о том, что именно значил рассказ крикуна. В конце концов, его текущая проблема была несравнимо прозаичнее — всего-то локальное нашествие саранчи. Какое ему дело до места ее гнездования?
— Бесценный дар Пастырей — их прикосновение, — голос Ц-Цузу зазвучал подобострастно. — Совсем, как у твоего некроманта. Но в отличие от него, способного только разрушать, Пастыри учат своих последователей верности и любви.
— Помнится, Чародей называл это усмирением, — заметил Райз.
— У этой мерзости нет сердца, чтобы любить.
— Так все же, может, ты выразишься конкретнее?
— Что мне тебе объяснять? Ты все равно не поймешь ввиду своей мертвости. Но твой некромант сможет ощутить сполна. Прикосновение Пастыря, оно..., — Ц-Цузу задумчиво, почти мечтательно поводил пальцами по воде, — оно меняет твое отношение к происходящему. Открывает глаза, позволяет увидеть мир в новом свете. Учит думать не только о себе, но и служить на благо существа намного более совершенного, чем ты сам. Пастырю нельзя навредить или пожелать дурного.
— Это не усмирение, а порабощение. И ты хочешь, чтобы я приложил руку к тому, чтобы это случилось с Къяртом?
— Пастырь одаривает касанием всем рыцарей. Это просто гарантия нашей лояльности. По-твоему, кто-то из синклита был похож на раба? Или, скажешь, у меня недостаточно свободы?
Райз сдержанно улыбнулся и указал взглядом на Кальдеора.
— С ним перестарались, — отмахнулся Ц-Цузу. — Но он сам виноват, что вывел Пастыря из себя. Твой некромант таких проблем доставить пока еще не успел. Так что изменится только его отношение к происходящему, а сам он так и останется все тем же занудным до невозможности человечишкой. Этого Пастырю при всем желании не исправить.
Райз поспорил бы с утверждением, что изменивший свое отношение к вырезанию цивилизаций Къярт — это все тот же «занудный» Къярт, но дискутировать на эту тему с Ц-Цузу конечно же не стал.
Крикун только сейчас заметил принесенную Кальдеором чашку и покосился на него.
— Зачем это мне? Ему отдай.
— Что это? — Райз с подозрением посмотрел на протянутую ему чашку.
— Кофе.
Убрав блюдце, он взглянул на лежащие внутри зерна — и, правда, чем-то похожи на сырые кофейные бобы.