Легион призраков
Шрифт:
— Я ничего не говорила ни о какой измене, — продолжила Астарта спустя некоторое время. — Просто мы слишком удалились с королем друг от друга и много времени проводим порознь. И ничего больше. И у него, и у меня слишком много дел. Такая раздельная жизнь нужна нам обоим, чтобы у нас было время все обдумать. А теперь благодаря вам, матушка, — с горечью добавила она, — все разрушено. Его величество, наверное, очень зол на меня сейчас. И мне не в чем упрекнуть его.
— Еще чего! — фыркнула Ди-Луна. — Ты прекрасно знаешь, что он спал с другой женщиной.
— Я ничего подобного не знаю, — возразила Астарта.
— В таком случае ты слепа, как крот. Женщины из твоей свиты знают об этом.
«Так вот откуда она узнала об этом, — подумала Астарта. — Мне следовало бы самой догадаться. Проклятье, черт побери!»
Она прижала руку к животу. Астарта прилагала немало усилий к тому, чтобы скрывать от всех свое горе и беспокойство.
«Я должна быть сильной, — напомнила она себе самой. — Я должна быть сильной, иначе все потеряю… если я уже не потеряла его…»
— Однако не волнуйтесь, дочь моя, — сказала Ди-Луна. — Ваша соперница — это проблема, которую нетрудно решить.
Астарта замерла. Мышцы ее живота судорожно сокращались. Она ощутила на языке терпкий вкус, как будто только что жевала горькие листья руты. Астарта облизала пересохшие губы и выждала, пока к ней не пришла уверенность, что голос не выдаст ее состояния.
— О чем вы только что говорили, матушка? — спросила она с деланным раздражением.
— О том, чтобы избавить тебя от соперницы, о чем же еще?
Астарта сделала глубокий вдох.
— У меня нет соперницы. Все это существует только в вашем воображении.
— Есть, и я назову тебе ее имя. Мейгри Камила Олефская. Она и король встречались в Академии. Он был с ней в ту ночь, когда ты оставила его.
Астарта могла считать удачей, что стоит возле колонны. Опершись на эту колонну, она удержалась на ногах.
— Вам не о чем беспокоиться, дочь моя, я сама все сделаю. По закону, — сказала Ди-Луна.
— По закону, который не применяется уже веками, по закону варварских времен, — тихо произнесла Астарта.
— Однако он существует, — пожала плечами Ди-Луна. — Его величество сам установил, что местный обычай может главенствовать над законом галактики.
— Но не тогда, когда речь идет об убийстве. — Крепко стиснув руки, чтобы унять их дрожь, Астарта с высоко поднятой головой повернулась к матери и в упор посмотрела ей в лицо. — Во всяком случае, дело касается меня одной, и только я одна имею право требовать, чтобы мне заплатили за нанесенное оскорбление кровью.
— Это правда, — вынуждена была согласиться с дочерью Ди-Луна.
Она с некоторым удивлением взглянула на Астарту, а потом вдруг улыбнулась и как могла ласково потрепала дочь по гладкой бледной щеке. Но прикосновение шершавой ладони Ди-Луны было грубым. Длинные острые ногти баронессы были холодны, как железные гвозди. Астарта осталась безразличной к этому проявлению материнского одобрения. Кажется, ни разу в жизни мать не прикоснулась к ней ласково и нежно.
— Маленькая ты моя голубка, — мягко сказала Ди-Луна, — что ты знаешь о таких вещах? Не мешай матери все уладить ради тебя.
Астарта задумалась. Как Верховная жрица она могла использовать свое влияние и приказать матери ни во что не вмешиваться и не предпринимать никаких действий.
Ди-Луна, конечно, возразит, что это не религиозное, а политическое дело, и будет права. Их общество всегда отделяло религию от политики. Астарта могла бы ответить матери, что брак, рождение детей и продолжение рода — дело Богини. Но в ее случае, когда брак был заключен по чисто политическим соображениям, вопрос представлялся спорным. А Ди-Луна была не из тех, кто любит спорить.
— Отпусти меня, матушка, мы встретимся завтра в это же время, — кротко взмолилась вдруг Астарта. — Я хочу помолиться, чтобы Богиня вразумила меня и наставила на путь истинный. Это… так неожиданно. — Как она ни старалась, а голос ее дрогнул. — Не настаивайте, чтобы я приняла решение прямо сейчас.
— Бедная моя голубка, — железные ногти Ди-Луны почти впились в тело Астарты. — Молись нашей Богине. Она утешит и успокоит тебя. То, что я делаю, справедливо. Богиня будет согласна со мной в том, что этот человек, который обманул тебя, который оставляет твое лоно бесплодным и отдает свое семя другой, должен быть унижен, наказан, низвергнут. Кто знает, может быть, он уже зачал ребенка с этой тварью? Нет, такая угроза должна быть предотвращена.
— Матушка, прошу вас, оставьте меня теперь одну. — Астарте, казалось, не хватает воздуха, и она с трудом заставляет себя говорить. Прикосновение матери, ее слова, образы, которые эти слова вызывали в воображении Астарты, яд ревности слишком сильно действовали на королеву.
Что, если он… Что, если… эта женщина беременна? У Астарты голова шла кругом, ее мысли путались и метались, не находя выхода из какой-то мрачной бездны. Может быть, мать права. Лучше, чтобы эта женщина умерла…
Астарте казалось, что она слышит голос Богини. Богиня была сурова, печальна и разочарована.
«Ты забыла видение? Забыла предостережение?»
Осознав смысл этих слов, Астарта ужаснулась той бездне, на краю которой она оказалась.
Ди-Луна удалилась. Она успела заметить, что ревность пробудила в ее дочери ярость, и решила, что настал благоприятный момент, чтобы оставить Астарту одну.
Астарта, к которой вернулись силы, ушла из внешней части храма во внутреннее святилище, доступное только для священников, жриц и их слуг. Больше никого внутрь этой святой обители не допускали — ни Ди-Луну, ни телохранителей Астарты, которые на самом деле были шпионками, приставленными к Астарте ее матерью. Здесь королева могла быть уверена, что никто не нарушит ее уединения, никто не помешает ей думать. Когда Верховная жрица находилась в этом святилище, входить туда никому больше не позволяли.