Легион призраков
Шрифт:
— Тогда зачем она сделала это? — раздраженно спросил Дайен.
— Прочти-ка лучше вот это, сынок, — протянул Дикстер Дайену письмо. — Она оставила его мне для тебя.
Дайен взял письмо из рук адмирала. Наверное, в этом письме масса упреков и обвинений, горечи и озлобления. Ну что ж, тем лучше. Тогда и он сумеет ответить на него, не скрывая своего оправданного гнева. Ему сейчас самое время дать выход своему гневу. Гораздо лучше, чем признавать себя виновным.
Он раскрыл конверт и, встав из-за стола (показав Дикстеру жестом, чтобы тот оставался сидеть), подошел
Письмо было написано чернилами от руки — почерком Астарты, изящным, мелким, разборчивым и красивым, как она сама.
«Супруг мой!
Нам причинили зло. Политика свела вместе двоих людей, которые не были рождены для того, чтобы жить вместе. Мы оба были тогда очень молоды. И у нас не было выбора. И помощи мы ни от кого не получили. Дочитав сказку до конца, закрывают книжку и верят, что принц и принцесса будут жить счастливо. Но мы не сказочные персонажи, а живые люди. И с нами поступили несправедливо и жестоко.
А я была несправедлива к вам. Еще в нашу свадебную ночь я поняла, что вы любите другую. Меня это не смутило. Я тоже любила раньше другого — или, по крайней мере, мне так казалось. Богиня в ее высшей мудрости открыла мне, что я была не права. Мне следовало сказать вам об этом. Но я думала, что из-за этого между нами возникнет пропасть. И мне гордость мешала признать, что у меня есть соперница. Как большинство женщин, я думала, что смогу победить ее. Да, я была несправедлива по отношению к вам.
А вы были несправедливы по отношению ко мне. Вы нарушили те обещания, которые дали мне: обещание уважать меня и почитать как свою супругу. Вы не настолько уважали меня, чтобы сделать меня вашим другом, раз уж вы не могли сделать меня своей возлюбленной. И вы не настолько уважали меня, чтобы доверять мне. Вы должны были сказать мне правду — что вы любите другую. Да, мне было бы трудно и больно, но куда больше вреда вы причинили мне — нам обоим — вашим безразличием и холодным молчанием! Хуже всего то, что вы так и не сделали попытки отказаться от этой любви. Вы отстаивали ее любым оружием, какое только находилось у вас под рукой, и использовали все для того, чтобы удалить меня от себя. Чего вы боялись? Что, не ровен час, влюбитесь в меня… хотя бы чуть-чуть? Что будете неверны ей? Да, вы принесли мне много вреда.
Я не хочу устраивать вам сцен и скандалов. Я удалюсь, чтобы дать нам обоим время спокойно обдумать ту правду, что, наконец-то, высказана теперь. Я поступаю так потому, что знаю: наш брак достиг критической точки. Я велела довести до сведения общественности, что возвращаюсь домой на празднование Фестиваля Цветущей Весны, очень важного события в жизни моего народа, связанного с прославлением Богини, спасшей его. Наш народ был бы рад, если бы его король прибыл для участия в этом фестивале.
Вы прибудете туда, мой супруг? Воспользуетесь ли вы удобным случаем, чтобы снова произнести клятвы, лежащие ныне мертвыми под зимними снегами? Протянете ли вы руку той, которая чувствует к вам нежность и любовь? Она готова простить вас за те страдания, что вы принесли ей, если ваше сердце сумеет смягчиться и вы простите ее за те страдания, которые
Дайен прочел подпись: «С почтением и уважением, ваша жена».
И ниже — постскриптум, написанный почерком, выдающим волнение: «Все это должно оставаться между нами».
Дайен медленно сложил письмо, медленно вложил его в конверт, медленно спрятал конверт в нагрудном кармане своего форменного френча. Еще через некоторое время он повернулся в сторону Дикстера. Нет, он медлил не затем, чтобы скрыть свои эмоции. Это было невозможно, они были спрятаны слишком глубоко. Он медлил потому, что впервые увидел, каково оно, его изображение, отраженное в зеркале.
— Ваше величество… — сказал, кажется, взволнованный, Дикстер.
— Со мной все в порядке, — успокоил его Дайен. Он вернулся к своему столу и снова сел. — Вы знаете, что она написала, сэр? Она показывала вам это письмо?
— Нет, сынок, конечно, нет. Но у меня возникла одна неплохая мысль. Она мне кое-что рассказала. По-моему, ей просто было необходимо кому-то рассказать об этом. Она очень одинока, Дайен.
— Знаю, знаю, черт побери! Все, что она сказала, правда. И даже больше. Гораздо больше. И она настолько добра, что избавляет меня от худшего. — Чуть поколебавшись, он добавил: — У меня давний роман.
— С дочерью Олефского, — спокойно отозвался Дикстер.
Дайен привстал со своего кресла, встревоженный и удивленный:
— Как вы узнали? Она знала? Что-нибудь сказала вам?…
Дикстер покраснел.
— Прошу прощения, я не должен был этого говорить. С моей стороны это всего лишь предположение, Дайен. Мне о ваших отношениях говорила Нола, уже давно, когда услышала, что вы должны жениться на ком-то другом. Она очень переживала за вас и хотела, чтобы я не оставлял вас без внимания. Все ваши секреты при мне, я нем, как могила.
— При вас, при Д'Аргенте, при Като, при его людях, при Олефском и его жене…
— Никто из этих людей не предаст тебя, сынок.
— Нет, — сказал Дайен, — но что должны они думать обо мне? Я король, я призван быть для них образцом…
— Но ты еще и человек, Дайен, — улыбнулся Дикстер, с нежностью глядя на Дайена.
— Но как может один сочетать в себе обоих? — Дайен снова вышел из-за стола и вернулся к окну. — Странно, что одному приходится ходить на котурнах другого. Наглядный урок от Бога, как сказал бы Саган.
— Саган, — услышав это имя, Дикстер подался вперед. — У вас есть какие-нибудь известия от архиепископа?
— У меня есть известия от Сагана. Я говорил с ним.
— Так он жив? — еле слышно сказал Дикстер.
— Еще как, — сухо проговорил Дайен. — Гораздо больше, чем сам того хотел бы, я думаю. Он поведал мне весьма интересную историю. Как будто у меня и без того мало проблем. По-видимому, я не единственный недостойный представитель нашего семейства.
Дайен пересказал Дикстеру исповедь умирающей женщины-врача. Джон Дикстер молча и очень внимательно выслушал короля и, если он и был шокирован или испытывал отвращение, то ничем не выдал своих чувств. В заключение он лишь недоверчиво покачал головой.