Легион призраков
Шрифт:
Позади Астарты в комнату вошла девушка с подносом в руках, который она, повинуясь жесту королевы, поставила на стол. Запахло свежевыпеченным хлебом. При виде хлеба Камила временно отложила в сторону мысли о побеге.
— Вы голодны, мисс Олефская? — спросила Астарта. — Я подумала о том, что, проснувшись, вы почувствуете голод. Крис советовал не давать вам ничего, пока не кончится действие инъекции. Он говорил, что вам лучше несколько дней ничего не есть, а только пить воду. Вы, вероятно, плохо помните, как попали сюда?
Камила покачала головой. То, что она вспомнила, почти сразу же улетучилось из ее памяти.
Астарта приказала сопровождавшей ее девушке удалиться и запереть дверь. Подойдя к столу, королева сняла с подноса лежавшую на нем накидку. Глазам Камилы предстали свежие фрукты, сыр, булка еще теплого хлеба.
— Это, наверное, не та еда, к которой вы привыкли, — сказала Астарта, аккуратно складывая снятое с подноса покрывало и кладя его на стол рядом с подносом. — На вашей планете, я полагаю, люди едят мясо. Мы мяса не едим, особенно в храме и его окрестностях. Я тоже не ела бы его, но мне часто приходилось поневоле идти на уступки, с тех пор как я стала королевой. Нельзя же обидеть хозяина — такого, например, как ваш отец, — отказом от угощения. Богиня, надеюсь, простит мне. Садитесь к столу, угощайтесь.
Камила не сводила глаз с еды, чувствовала, как текут у нее слюнки, но оставалась сидеть на постели.
— Моря себе голодом, Вы ничего не добьетесь.
Что верно, то верно. Камила встала, подошла к столу и уже было села, но вспомнила, что нельзя сидеть в присутствии королевы, когда та стоит. Спохватившись, Камила встала из уважения к Ее величеству.
Астарта снова улыбнулась, но на сей раз натянуто.
— Не странно ли, заниматься любовью с моим мужем вы позволяете себе без всяких угрызений совести, а вот сидеть в моем присутствии стесняетесь.
Камила вспыхнула от стыда и сознания своей вины и разозлилась на себя за то, что ей чего-то стыдно и что она считает себя в чем-то виноватой перед Астартой.
Астарта села, высоко держа голову и выпрямив спину:
— Не смущайтесь, мисс Олефская. Садитесь и ешьте, — сказала она уже без горечи, но с грустью в голосе.
Вконец растерянная, да еще и мучимая голодом, Камила села напротив Астарты и приступила к еде, но тут же вспомнила о приличиях:
— Может быть, вы… присоединитесь… Ваше величество?
— Нет, благодарю вас. Я уже обедала. И не называйте меня так. Это… Это звучит смешно. Не называете же вы моего мужа «Ваше величество».
У Камилы кусок застрял в горле. Она опустила руки на стол и застыла в неподвижности.
— Простите меня, — неожиданно сказала Астарта.
Она опустила свою руку на руку Камилы. Длинные ногти Астарты слегка касались руки Камилы и были гораздо холодней, чем пальцы.
— Во мне пробудились озлобление и мстительность. Не придавайте этому значения, мисс Олефская. Я не хочу быть вашим врагом. Конечно, мы не можем быть друзьями. Это было бы нелепо. — Тень мимолетной улыбки скользнула по лицу Астарты. — Но существует то, что объединяет нас. Дайен. Мы обе хотим, чтобы он был счастлив.
Камила ничего не ответила. Стараясь не задеть Астарту, она медленно высвободила свою руку из-под ее руки и вернулась к еде.
Королева глубоко вздохнула. За дверью снова кто-то заиграл на флейте. Камила хорошо знала эту мелодию и вздрогнула, услышав фальшивую ноту.
— Вас зовут Мейгри Камила, — сказала Астарта, — но никто не называет вас Мейгри, не так ли?
Камила кивнула.
— Мне не довелось ее знать, — продолжала Астарта, — но моя мать ее знала. Они были старыми врагами, сражались друг против друга во время войн с пародышащими. Моя мать презирала ее. Она говорила, что леди Мейгри была труслива и предала своего командира, а потом скрылась, чтобы избежать расплаты за свое предательство. Конечно, у моей матери просто не укладывалось в голове, как это леди Мейгри могла предать Дерека Сагана. Мне кажется, моя мать ревновала ее. Она хотела, чтобы Саган был с ней, но это было невозможно. Саган восхищался моей матерью и уважал ее, я думаю, но по-настоящему он любил в своей жизни только одну женщину — леди Мейгри. Их любовь родилась вместе с ними. Богиня создала их друг для друга. Но Злой дух действовал наперекор Ей. Гордость, ревность, страх, недоверие — слабости нашей смертной плоти разлучили их. Но в конце концов любовь победила. Теперь они вместе. После смерти они сказали друг другу то, чего не могли сказать при жизни. — Астарта умолкла и о чем-то задумалась.
— Я буду называть вас Камилой, — неожиданно сказала она. — А вы меня зовите Астартой.
— Вы не любите его, — тихо сказала Камила, нервно кроша хлеб на мелкие кусочки. — Вы не любите его, как… Вы сами сказали… так, как любят, когда любовь рождается вместе с теми, кто любит.
— Да, Камила, — сказала Астарта, стойко выдерживая взгляд Камилы. — Вы правы. Я не люблю его такой любовью. И никогда не смогу полюбить.
— А я люблю! С тех пор, как впервые увидела его, нет — еще раньше, когда мой отец впервые рассказал мне о встрече с ним, я уже тогда почувствовала, что Дайен мне не безразличен, хоть и сама не понимала, отчего. По-моему, сначала отец был не очень высокого мнения о Дайене. Они встретились в ту ночь у Снаги Оме, в ночь, когда Снага Оме был убит, а Дайен объявил себя королем. Мой отец и леди Мейгри были там, подошел Дайен и обвинил леди Мейгри в том, что она предала его из-за своей любви к Дереку Сагану. Леди Мейгри ударила его. — Забыв на миг, где она находится и кто ее слушает, Камила улыбнулась, вспомнив, как живо и шумно-весело рассказывал Медведь об этом инциденте. — Леди Мейгри не просто отвесила Дайену оплеуху, она двинула его кулаком, если верить моему отцу. Дайен отлетел на целых пять шагов. После этого мой отец, однако, изменил свое мнение о короле к лучшему. Он не повиновался этому противному и страшному старику Абдиэлю, рискуя собственной жизнью, и предъявил свои права на трон. Когда отец рассказывал об этом, мне казалось, я вижу Дайена перед собой, хотя раньше я его никогда не встречала…
— Да, — сказала Астарта. — Могу себе представить.
Камила вспомнила, где она. Она сидела, сгорбившись над своей тарелкой, и смотрела на несъеденные фрукты, не поднимая глаз на Астарту.
— Вы поймете тогда, что мы ни в чем не виноваты. Мы не хотели причинить вам зло. Мы никому не хотели делать зла. Мы хотели бы только быть вместе, потому что такая у нас судьба.
— Да, вы хотели бы, — сказала Астарта, — но не можете.
Камилу раздражало спокойствие этой женщины. Уж лучше бы Астарта вспылила, разозлилась на нее — по крайней мере, это было бы легко понять.
— А вы когда-нибудь любили кого-нибудь вот так — беззаветно? — спросила Камила.
— Я не встретила настоящего избранника моей души. А теперь сомневаюсь, что когда-нибудь захочу этого. Так, видимо, угодно Богине. Мне предназначено судьбой выполнять свой долг, быть королевой, произвести на свет наследника престола.
— Ваша Богиня предназначила вас для жизни в браке без любви? — изумилась Камила. — Как можно…
— Нет, не без любви, — возразила Астарта. — Я по-своему люблю Дайена. О, не так, конечно, как любите его вы, Камила. Я хотела бы уметь так любить, — добавила она, погрустнев, и покачала головой. — Но я, кажется, начинаю сама себя жалеть, а это слабость, которую наша Богиня презирает и ненавидит. Я уважаю своего мужа. За все, что есть в нем хорошего. За его высокие идеалы и благородные принципы, за то, что он делает то, что считает справедливым, за его самоотверженность и преданность народу. Меня восхищает его честность.
Камила снова покраснела и прикусила губу.
Астарта поняла ее:
— Вам странно слышать от меня слова о его честности, когда со мной он поступает так нечестно, но я не отказываюсь от своих слов, потому что видела и знаю, как он страдал оттого, что обманывает меня. Если бы он был нечестным, его это не мучило бы. А ведь он мучился, разве не так, Камила?
Камила плотно сжала губы, не давая вовлечь себя в ловушку.
— Он страдал. И вы тоже. Вы все больше и больше нравитесь мне, Камила.