Легкая нажива
Шрифт:
На столике в свете лампы лежала написанная крупными буквами записка, угол которой был прижат основанием лампы. Она гласила: «СПЯЩУЮ КРАСАВИЦУ БУДИТЬ НЕЖНЫМ ПОЦЕЛУЕМ» — и отчетливая стрелка указывала в ее сторону. Брюки, шерстяная кофточка, большая сумка и нижнее белье были аккуратно повешены на спинку стула в ногах кровати. На Бетти была ночная рубашка с бледно-голубыми кружевами, еле видимыми на фоне ее загорелой шеи и плеч. Губы были слегка приоткрыты, густые ресницы опустились плотной завесой над тайнами ее глаз.
Хью разделся, бесшумно двигаясь в сладкой тишине комнаты, и лишь раз на мгновение замер, задев занавески и вызвав легкий звон, но Бетти не среагировала.
С умилением Хью подумал о том, что ему выпало редкое везение. В прошлом августе, когда он начал работать здесь, объем и сложность операций держали его в постоянном напряжении. Но особенно его беспокоило почти полное отсутствие должного административного контроля. Некому было даже ввести его в курс дела. Баклер, непроходимый дурак, ревниво воспринял назначение помощника вопреки его желанию. Хью приходилось определять границы собственных прав и компетенции методом проб.
Трудной оказалась и ситуация с кадрами. Люди добросовестные с радостью ожидали перемен, а жулики переполошились. Некому было довериться, ничьим суждениям нельзя было доверять. Хью начал с вхождения в мельчайшие детали любой операции, касалось ли это постельного белья, бланков пригласительных билетов, приготовления салата, мытья окон, размеров декоративных стекол, униформы для горничных, ремонта и замены мебели. Работал он по пятнадцать — шестнадцать часов в сутки: бродил по этажам, высматривал, делал себе пометки, присматривался к персоналу. Хью знал, что и народ присматривается к нему в ожидании момента, когда он внезапно перестанет быть сторонним наблюдателем и начнет снимать головы с плеч.
Во время своих ночных странствий по отелю Хью и увидел впервые Бетти Доусон. Она работала тогда в баре «Африк» — это, если входить в казино из вестибюля, справа от дверей. Работала Бетти с полуночи до шести утра, давая четыре представления вперемежку с другими исполнителями. Хью нашел, что на ее выступлениях хорошо отдыхает и забывает о заботах, и для него стало привычкой в утренние часы выкраивать время, чтобы посидеть у края бара рядом с небольшой сценой и послушать Бетти. У нее был тихий голос. Своими многочисленными песнями она говорила с публикой. И еще у нее было очень живое и временами комичное лицо. Что интересно, ей самой нравилось радовать зрителей смешными гримасами. Песни ее были двусмысленными, но не переходили грани хорошего вкуса.
Некоторым песням Хью начал отдавать предпочтение и с нетерпением ждал их исполнения. Ему нравились «Печальная Алиса», «Девушки любят моряков», «Девушка из клуба». Казалось, Бетти получала удовольствие от исполнения песен двусмысленного содержания, и Хью задавался вопросом, кто же пишет ей слова, но почему-то обрадовался, узнав, что слова принадлежат ей самой.
Ничем не выдавая своего интереса, он узнал, что Бетти работает в шоу-сервисе «Камеруна», что здесь она два года и что ее комната — третья от его. Так как этим хозяйством заправлял Макс Хейнс, то Хью пришел к очевидному для себя выводу, что между Бетти и Максом существуют какие-то особые отношения — между этим на удивление зловещим обезьяноподобным человеком с гардеробом плейбоя и этой привлекательной женщиной, у которой за фасадом профессиональной шоу-актрисы угадывались черты истинного благородства. Но что это за отношения?
Этот вопрос не давал покоя Хью. Тем временем он вплотную приступил
— Нет, это не то, мистер Даррен. Никогда не слышал, чтобы у Макса был такого рода интерес к какой-нибудь женщине... или мужчине. Может, это я навел вас на ложную мысль. Если Макс и испытывает любовь, то только к кассе казино.
— Вероятно, эта мысль появилась у меня оттого, что мисс Доусон здесь так давно.
Банни пожал плечами:
— Она не такой уж гвоздь программы, но все же имеет свою публику. Потом у нее здесь бесплатно комната, питание. От нее нет никаких неприятностей, она умеет ладить с пьяными посетителями.
— Она здесь так долго и не может получить более удобного времени для выступлений?
— Ей нравится такой расклад, мистер Даррен. Высыпается, успевает захватить солнце, у нее целый вечер до выступлений. Другие артисты, если долго сидят на таком распорядке, начинают ворчать. А Бетти — нет.
— Хм, нашла дом вдали от дома...
— Думаю, она пробудет здесь недолго.
— Банни, вы как-то странно произнесли это.
— Что-то ее здесь удерживает.
— Проклятие! Здесь просто устаешь от постоянных намеков на всякие хитросплетения. Что же ее удерживает?
— Не сердитесь, ничего я не имел в виду. Такое уж тут место, весь город, не только этот отель. Иногда что-то слышишь случайно. Про Бетти Доусон я ничего конкретного не знаю. Но у меня сложилось впечатление, что... она как-то иначе связана с Хейнсом и Элом Марта, и это делает маловероятным ее увольнение — по их инициативе или по ее. Она из хорошей семьи. Да вы и сами, наверное, видите. Говорят, ее отец — врач, училась она в хорошем колледже, некоторое время работала с Джекки Ластером, а все, кто с ним связывался, в конце концов оставались на бобах. Этот человек может снять любую квартиру в городе за свою цену, но никто из артистов, которые его хорошо знают, не может выдержать его общества, если только это не вызвано самой крайней необходимостью.
Хью Даррен сложил потом всю информацию воедино, но это было где-то к концу второго месяца его работы. Они с Бетти кивали друг другу, улыбались, обменивались приветствиями, встречаясь в коридоре, на лестнице, в лифте.
Однажды — это было ранним октябрьским утром — он вышел из своей комнаты, а она как раз медленно направлялась к своей.
— Пора сказать вам спасибо, мистер Даррен.
— За что же?
— За приятные вещи. Маленькие, но заметные. Лучше еда, лучше обслуживание, а вся эта махина стала чище и симпатичнее и внутри, и снаружи. И обслуживающий персонал стал, как бы сказать, лучше относиться к работе. Реже случается, например, когда тебе подают стакан воды или приносят почту с таким видом, будто делают тебе огромное одолжение.
— Не знал, что это становится заметным. Я нахожусь так близко ко всему этому, что мне самому не видно.
— О, еще как заметно! И это замечательно. Потому что жизнь здесь становилась похожей... ну, как в палатке за городом или на сборных пунктах для пострадавших от стихийного бедствия. Вы настоящий профессионал, мистер Даррен. — Бетти улыбнулась ему. — И знаете, что мне больше всего нравится?
— Что же?
— Как вы ходите по отелю. Без спешки, суеты. Легким шагом, с улыбкой.
— Стараюсь делать вид, что я не зануда какой-нибудь.