Легкая нажива
Шрифт:
Она зевнула:
— Извините. Я терпеть не могу этих менеджеров, которые носятся туда-сюда как угорелые, машут руками, суетятся. А вы при вашей нервной работе остаетесь спокойным.
— И за это вам спасибо, мисс Доусон.
— Если вы не боитесь, что персоналу это покажется излишней фамильярностью, то зовите меня просто Бетти, мне так было бы удобнее.
— А вы меня — Хью, если вам угодно.
— Хью — это когда мы встретимся в коридоре. А перед строем — мистер Даррен, сэр.
— Мне нравится, как вы работаете на сцене, Бетти.
— Я знаю, что нравится.
— Откуда?
— Смеетесь в нужных местах. И часто приходите. Так
С тех пор с ней стало очень легко разговаривать, легко и настолько приятно, что Хью даже кое-что сдвинул в своем расписании, чтобы встречать Бетти чаще. Он узнал, когда ее можно было застать у бассейна, или в кафетерии, или за обедом в Малом зале. Работал Хью напряженно и в одиночку, и Бетти была единственным человеком, с которым он мог поговорить по душам. Он заметил, что она наблюдательна, и это ему пригодилось, чтобы проверить свои выводы относительно некоторых служащих отеля. Для него было откровением, что Бетти так много знает о личных проблемах и семейных делах барменов, посыльных, официанток, ведь у нее, казалось, нет времени для этого. Хью объяснил себе это тем, что Бетти излучала столько душевного тепла и так располагала к себе людей, что, даже не желая того, вызывала их на откровенность. Хью и себя поймал на этом.
К Рождеству их дружба окрепла. Весьма вероятно, что этим все бы и ограничилось, но Бетти внезапно показалось, что Хью выглядит усталым и разбитым. В ночь со среды на четверг она бывала свободна от выступлений и уговорила Хью тоже взять в четверг выходной, однако весь свой план держала в секрете. Они двинулись в путь на ее стареньком «моррисе» ранним утром седьмого января. Бетти произносила название своего автомобиля так, словно речь шла не о машине, а о живом человеке. На заднем сиденье стояла большая корзина с продуктами. Они проехали миль тридцать по шоссе и затем свернули в сторону, на такую плохую проселочную дорогу, что маленький автомобиль стонал и кряхтел на каждой кочке и выбоине, и оказались на выжженной солнцем местности. Утро было чистым, ясным и каким-то ослепительно молодым.
В местности, где по непонятным причинам даже самый последний сарай, населенный крысами, строили из привезенного издалека дерева, они остановились. Дорога обрывалась у дома из красно-коричневого местного камня. Маленький домик красиво смотрелся на фоне небольшого холма.
Бетти достала ключ от грубо сколоченной тяжелой двери. Чувствовалось, что здесь она ощущает себя хозяйкой. Возле большого камина были сложены дрова. Рядом с домом, в глубоком колодце, находился насос, приводимый в действие бензиновым мотором. Внутри был газовый баллон для маленькой печки и холодильника, а также керосиновые лампы.
Дом состоял практически из одной большой комнаты — тут и гостиная, и спальня, и кухня в углу — и крошечной ванной. Бетти определила Хью на вспомогательные работы. Когда подготовка была закончена, она посмотрела на Хью и с чувством гордости за этот славный приют произнесла:
— Видите? Все, как у настоящих отшельников.
Она стояла и улыбалась ему. На ней были обтягивающие фигуру бледно-голубые джинсы, белая ворсистая шерстяная кофта без воротника, мягкие ботинки для пустыни. Ее черные волосы были собраны сзади в «конский хвост» и перехвачены толстым белым шнурком. Зеркальные
— Это в десяти тысячах лет от «Камеруна», — заметил Хью.
— Следовательно, это именно то, что нам нужно, дорогой мистер Даррен. Вначале будет небольшой завтрак, а вы разожжете огонь, здесь прохладно, потом — прогулка по местам, которые я знаю, потом — опять сюда и немного вина, далее обед на свежем воздухе и легкий сон для тех, кто устанет, еще немного вина и последнее застолье; немного посидим у камина, а там, по темноте, обратно к будням, работе, запаху денег. Но до этого я постараюсь вас вытащить из вашего ежедневного состояния, честное слово.
И ей это удалось. Они были одни в море тишины, которая только и давала настоящее отдохновение. Обеденный стол они вытащили на солнце, в защищенное от прохладного ветра место. Ели как волки. Потом разговаривали, немного вздремнули: Бетти — на кушетке у камина, а Хью — лежа поверх одеяла в широкой глубокой кровати.
После обеда, сидя перед камином на индийском ковре, Хью тогда спросил:
— Я вижу, вы добровольно не хотите давать информацию и ждете моего вопроса. Но, если это секрет, я молчу. Скажите только: этот дом ваш?
— Я странным образом считаю, что да, Хью. — Голос Бетти был мягким и задумчивым. Она сидела, обхватив колени и положив на них подбородок, и смотрела на огонь и раскаленные угли, слегка нахмурив брови. — Вообще-то это дом Мэйбл Хасс, старой, малограмотной, неопрятной женщины. Малограмотна она в смысле книг. У нее небольшой мотель в Вегасе, притон наркоманов на старой улице города, зажатый с одной стороны мебельным магазином, а с другой — большой фирмой, название которой преследовало меня, потому что светило прямо в мое окно всю ночь напролет. Это был дешевый номер, самый дешевый, какой я могла найти, а я была совсем на мели, Хью. На мель человек попадает — в Вегасе или еще где — не потому, что тебя выбросил туда жестокий мир, а по собственной инициативе. Хочешь чего-то найти, а в итоге помогаешь каким-то мерзавцам пустить себя по миру. Это нелегко понять, легче винить всех и вся.
— Я опущу неприятные подробности, — продолжала Бетти свой рассказ, — скажу только, что Мэйбл, не могу понять почему, долго позволяла мне жить в кредит. У меня был только один путь выбраться из ужасной ситуации, в которой я оказалась, но при одной мысли об этом у меня щемило сердце. Мне становилось страшно. Хотя это происходило со мной и недавно, я была тогда значительно моложе, чем сейчас. Жила во мне дурацкая гордость, которая и думать не позволяла позвонить отцу в Сан-Франциско и попросить о помощи. В общем, я уперлась в своей гордости, сказала себе, что таков, мол, мир, и шагнула в открытые двери, которые специально для меня и распахнули. Это было куда хуже, чем я ожидала, Хью. Нельзя романтизировать зло.
Мои проблемы решились, что называется, одним махом. Но я попала в такую жестокую переделку, что и представить себе невозможно. Я не знала, что делать, мне хотелось умереть. Не знаю почему, но я приползла к Мэйбл. Я подумала тогда, что прежние мои проблемы были ничто по сравнению с новыми. Двадцать часов я провела в оцепенении, а потом эта женщина, не тратя лишних слов, загрузила меня и несколько коробок с едой в свой старый автомобиль, привезла сюда и оставила одну. Мэйбл проявила какую-то особую мудрость, Хью. Здесь то одиночество, которое тебе нужно, когда хочешь прийти в себя после того, как совершил жестокую ошибку.