Легко ли быть издателем. Как транснациональные концерны завладели книжным рынком и отучили нас читать
Шрифт:
Но тут Ньюхауз решил, что Бернстайну пора уходить. С тем же бессердечием, каким были отмечены увольнения нескольких редакторов журналов Ньюхауза, в 1989 году ошарашенному издательскому миру было объявлено об «отставке» Бернстайна. Это событие попало на первую полосу «Таймс» — впрочем, авторы многочисленных статей по этому поводу почему-то не пытались предугадать уготованную «Рэндом» участь, хотя выводы лежали на поверхности. Все стало кристально ясно, когда Ньюхауз усадил в кресло Бернстайна человека со стороны — Альберто Витале.
Витале начал свою карьеру в Италии в качестве банкира, а в Нью-Йорк переехал, чтобы возглавить американские владения корпорации «Бертельсманн», которые в то время сводились к «Даблдэй» («Doubleday»), «Бэнтэм» («Bantam»)
Безграмотный бизнесмен во главе издательства — случай далеко не беспрецедентный. Юджин Эксмен рассказывает о том, как в «Харперз» в 1915 году пришел новый президент, С.Т. Брэйндердин, прославившийся афоризмом: «Любого человека в этой фирме может заменить простой клерк на десять долларов в неделю» и урезавший расходы на рекламу и прочее «баловство». Вскоре «Харперз» лишилось почти всех своих литературных звезд: Синклер Льюис ушел в «Харкорт», Джеймс Брэнч Кэмпбелл — в «Макбрайд» («McBride»), а Теодор Драйзер — в «Бони энд Ливерайт» («Bony and Liveright»). После этого Брэйндердин остался лишь с «массовыми» писателями типа Зейна Грея. Разумеется, конкуренты потирали руки и, несомненно, соглашались с его любимой поговоркой, толкуя ее в смысле легкозаменяемости самого Брэйндердина.
Ньюхауз представил нам Витале как культурного и тонко чувствующего человека; впрочем, Витале вскоре выдал себя заявлением, что он человек занятой и читать книги ему недосуг (правда, он в итоге сознался, что читает бестселлеры Джудит Кранц, ведущего автора любовных романов издательства «Краун»). В небоскребе «Рэндом» почти каждая комната была до потолка заставлена книгами — и только в кабинете Витале на стеллажах нельзя было увидеть ни одной, а на стенах вместо фотографий писателей висели изображения его яхты.
Когда в роскошном городском особняке Ньюхауза в районе Ист-сайд я был представлен Витале, он приветствовал меня фразой: «A-а, “Пантеон”, где делаются все эти чудесные книги». То, что я принял за комплимент, на самом деле было издевкой. Не успел Витале усесться в свое новое кресло, как вновь поползли слухи о скорой кончине «Пантеона». Лишь впоследствии я осознал, что это была одна из фаз стандартного тактического сценария, применяемого Ньюхаузом в своих фирмах: слухи использовались для деморализации неугодных сотрудников, которых он хотел либо лишить всех козырей, либо исподволь подготовить к неизбежному увольнению. И вот, пока «Рэндом хауз» терпело колоссальные убытки в связи с деятельностью «Краун», в центре внимания почему-то оказалась проблема «неприлично маленькой» рентабельности «Пантеона».
Вначале нам казалось, что слухи — они и есть слухи; в издательском мире любят тешиться теоретическими спекуляциями и злорадствовать, когда гнев начальства, пощадив тебя самого, обрушивается на соседа. Нам и в голову не приходило, что распространение этих слухов срежиссировано столь тщательно. Более того, сейчас, просматривая свою переписку тех времен, я обнаружил, что еще в середине января 1990 года разуверял английских друзей, до которых дошла молва о нашем сложном положении. Я даже попросил Витале публично опровергнуть слухи о его недовольстве «Пантеоном» и предложил ему распространить подготовленный нами пресс-релиз, где ничуть не кривя душой, мы заявляли, что план «Пантеона» на этот сезон — лучший в его истории, что этот план состоит из чрезвычайно сильных книг, и рентабельность издательства вскоре должна значительно возрасти. Мы только что заключили договор с Мэттом Гренингом на серию книг по мотивам нового телевизионного мультсериала «Симпсоны». Мы и не подозревали, что эти книги в итоге разойдутся миллионными тиражами, но точно знали, что на своем плане 1990 года «Пантеон» заработает никак не меньше, чем в прошлые годы; если же книги Гренинга оправдают возложенные на них надежды, мы наверняка окажемся в числе самых прибыльных подразделений «Рэндом».
Но вот меня стали регулярно вызывать к начальству, и вскоре стало ясно: судьба «Пантеона» предрешена. Вначале Витале предложил нам кое на чем сэкономить: урезав на две трети штат сотрудников и издательский план, сконцентрировать усилия на самых «высокотиражных» книгах. Я внес встречное предложение — настоятельно потребовал, чтобы бухгалтеры корпорации составили смету. Из сметы явствовало, что в случае предложенных Витале драконовских мер рентабельность «Пантеона» намного упадет.
Одна из январских встреч с Витале окончательно заставила меня понять, что мы с ним принадлежим к разным мирам. Витале начал просматривать план, которым мы особенно гордились, — список книг, подготовленных к изданию весной 1990 года.
«Кто такой этот Клод Симон?» — презрительно спросил он (явно впервые видя имя этого прозаика, Нобелевского лауреата 1985 года). — «А этот Карло Гинзбург?» (имея в виду самого, пожалуй, известного итальянского историка). Тут я обратил внимание, что Витале читает каталог справа налево: сначала смотрит на тираж и только потом переводит взгляд на заковыристые имена и названия. С его точки зрения, мы были похожи на фабрику, которая производит обувь слишком маленьких, неходовых размеров. «Какой смысл издавать книги такими крохотными тиражами? — взорвался Витале. — Неужели нам самим не стыдно? Как я могу по утрам смотреть на себя в зеркало, зная, что мне хочется издавать такие безнадежно нерентабельные книги?»
Между прочим, в этот план входили и книги Тренинга, которые, по нашим расчетам, должны были с лихвой покрыть возможные убытки от более «заумной» литературы. Но новая политика Витале состояла в том, что субсидирование одной книги за счет других должно прекратиться — отныне каждая книга должна приносить доход сама по себе.
Идеи Витале далеко не сводились к сокращению штатов и издательского плана. Он без обиняков заявил мне (хотя позднее отказался это признать), что мы не должны издавать «столько левацких книг». Более того, он предложил заменять их произведениями правых авторов. Я сообразил, что Ньюхауз не одобряет выпуска книг, не соответствующих его личным политическим взглядам. Очевидно, желание очистить каталог от подобной литературы стало одной из причин, заставивших его поставить ребром вопрос о «Пантеоне». Ньюхауз еще со студенческих лет придерживался откровенно правых убеждений. Он протестовал и против того, чтобы Бернстайн издавал советских диссидентов, и против того, чтобы мы издавали диссидентов американских. В несколько месяцев Ньюхауз сумел избавиться от обеих заноз в своем боку — от Бернстайна и от нас.
Спустя несколько совещании я заподозрил, что нас вовлекли в фарс, разыгрываемый чисто для проформы. Происходящее напоминало уже не беседы о будущем известного издательства — а ситуацию перед закрытием завода, больше не нужного владельцам. Вначале мы полагали, что имеем дело с собеседниками, которые честно изложат свою позицию и без излишней предвзятости выслушают наши доводы. Но дело обстояло совершенно иначе: Витале и его подчиненные то давали обещания, то, при следующей же встрече, клятвенно их отрицали. Это постоянное лавирование окончательно убедило меня в бессмысленности наших совещаний. Ньюхауз и Витале стремились к одному из двух: либо провести в «Пантеоне» сокращение штатов в качестве прелюдии к полному упразднению издательства, либо так сильно деморализовать меня и моих коллег, что мы уволимся сами.