Легко ли быть издателем. Как транснациональные концерны завладели книжным рынком и отучили нас читать
Шрифт:
Но факт остается фактом: тогда «Саймон энд Шустер» издавало совсем не то, что сейчас, а именно серьезную литературу широчайшей тематики. Большинство этих названий не упомянуто в мемуарах Корды, но стоит вспомнить, что в 1960 году издательство выпустило в одном из своих новых форматов, употребляемых для изданий в мягкой обложке, книгу Бертрана Рассела «Есть ли смысл в атомной войне», на популярность которой трудно было рассчитывать, а также «Непредвзятость» Дж. Роберта Оппенгеймера и «Взлет и падение Третьего рейха» Уильяма Ширера. В тот год и «Рэндом хауз» выступило достойно, издав, помимо всего прочего, «Конец империи» Джона Стрэчи и «От рококо до кубизма в литературе и искусстве» Уайли Сайфера — в нынешних каталогах этого издательства вы ни за что не найдете подобных книг.
Еще больше поражает план «Харперз» на 1960 год. Сейчас «ХарперКоллинз» ассоциируется у нас с ультракоммерческой литературой,
51
Возможно, имеется в виду «Смысл истории. Опыт философии человеческой судьбы» либо «Самопознание». (Примеч. пер.)
Эти книги издавались во времена, когда до интеллектуального пробуждения конца 60-х, подпитываемого протестами против войны во Вьетнаме и спорами о внутриполитических проблемах, оставалось еще долго. В интеллектуальном плане Америка все еще была тихой заводью. Таким образом, эти книги не предназначались сугубо для «целевой группы» интеллектуалов и ученых. «Харперз» не зарабатывало на переменах, а помогало их осуществлению.
К 1970 году становится ясно, как сильно — и не без помощи издателей — переменилась обстановка в интеллектуальном мире. В весеннем каталоге «Саймон энд Шустер» на 1970 год значатся «Делай это!» Джерри Рубина и «Грейпфрут» Йоко Оно наряду с работой Дерека Бока и Джона Данлопа «Труд и американское сообщество». В планах «Рэндом хауз» мы встречаем знаменитую автобиографию «Я знаю, почему поет птица в клетке» чернокожей актрисы и драматурга Майи Анджелу, «Старшую Эдду» в переводе У. X. Одена, «Пятый мир Эноха Мэлони» антрополога Винсента Крапанцано и «Вопросы бунта» Уильяма Дугласа. Обратимся к «Харперз». Книга Александера Бикла о Верховном Суде, книга Хью Томаса по истории Кубы; «Вьетнамцы и их революция» Пола Маса и Джона Макалистера — вещь эпохального значения; «Цивилизация» Кеннета Кларка и одна из первых книг Тодда Гитлина — «Окраина», посвященная жизни белых бедняков в Чикаго.
И эти книги делали не радикалы с безумным блеском в глазах, мечтающие обратить всю страну в свою веру (хотя у некоторых редакторов крупных издательств были четкие политические убеждения). «Харперз» по-прежнему оставалось тем, чем было всегда, — столпом истеблишмента. У руля этого издательства, известного своими связями с правительством и Лигой плюща [52] , стояли почтенные, осмотрительные люди. Но это не мешало им быть хорошими издателями — и откликаться на атмосферу своего времени, пронизанную политическим радикализмом.
52
Лига плюща — группа самых престижных частных высших учебных заведений северо-востока США (первоначально — ассоциация их футбольных команд): Колумбийский, Гарвардский, Корнелльский, Пенсильванский, Принстонский и Йельский университеты, а также университет Брауна и Дартмутский колледж. Известны высоким уровнем обучения и научно-исследовательской деятельности. (Примеч. пер.)
Интеллектуальную литературу высокой пробы выпускали тогда десятки издательств, большинство из которых ныне прекратило свое существование (в качестве независимых фирм). Некоторые, как «Макгро-Хилл» («McGraw-Hill»), переключились с произведений Набокова и других великих писателей на деловую и техническую литературу. Другие — например «Шокен» («Schocken»), «Даттон» («Dutton») или «Кводрэнгл» («Quadrangle») — были присоединены к крупным корпоративным группам и утратили индивидуальность. Третьи — «Джон Дэй» («John Day»), «Макдауэлл Оболенски» («McDowell Obolensky») — вообще перестали существовать, стали частью давно забытого прошлого.
За метаморфозу «Харперз» ответственны прежде всего его новые владельцы Мэрдок, вступив в права собственности в 1987 году, вскоре повернул фирму в том направлении, куда она движется и поныне. Все внимание уделяется наиболее коммерчески успешным книгам, особенно тем, которые имеют какую-то привязку к продукции Мэрдока в сфере кино и шоу-бизнеса. Изменились и политические пристрастия: вместо книг членов клана Кеннеди и других либералов в планах появились мемуары полковника Оливера Норта и Ньюта Гингрича. Сотрудников с многолетним стажем Мэрдок заменил своей командой — людьми, которых привез с собой из Англии.
Эволюция «Саймон энд Шустер» протекала гораздо сложнее и заняла больше времени. Корда, если судить по его мемуарам, относится к этим переменам с занятной двойственностью. За вычетом немногих, но ярких исключений — как то: Грэм Грин, старинный друг семьи и кумир детства, а также техасский прозаик Ларри Макмертри — Корда работал с авторами ультракоммерческих бестселлеров: Харольдом Роббинсом, Ирвингом Уоллесом, Жаклин Сьюзанн. Затем он принял к изданию бестселлеры политические — книги Ричарда Никсона и Рональда Рейгана. Опус последнего, кстати, не оправдал возложенных надежд…
Этих авторов, которые все больше становились основной финансовой опорой издательства, Корда описывает с красноречивой брезгливостью. Они все время чего-то требуют, они безвкусно одеты, они заказывают обувь в Лондоне не тем мастерам, они не знают, в каких ресторанах приличествует обедать, то есть ничего не смыслят в вопросах, в которых Корда разбирается отлично. Одновременно Корда отзывается о книгах этих пошляков как о неотвратимом будущем издательского дела, которое все теснее срастается с индустрией развлечений, перенимая идеалы и стиль Голливуда. Книги знаменитостей и о знаменитостях — это тот волосок, на котором держится жизнь издательств, а Корда и его наниматель Ричард Снайдер готовы на все, лишь бы их издательство выжило.
Затем «Саймон энд Шустер» было приобретено корпорацией «Виаком», также владеющей крупной голливудской теле- и кинокомпанией «Парамаунт пикчерз» («Paramount Pictires»), и ненадолго переименовано в «Парамаунт букс» («Paramount Books»). Без утайки описывая экономические причины, вынудившие к этим переменам, Корда все же не отступается от своего убеждения, что именно такая коммерческая литература заслуживает внимания издателей, и гордится своими успехами в ее области, если и не знакомством с авторами этих бестселлеров. В одном месте он позволяет себе очень жесткий отзыв о Харольде Роббинсе, одном из своих первых успешных коммерческих авторов. Литературным дебютом Роббинса был многообещающий роман в духе пролетарской литературы 30-х годов, выпущенный ни много ни мало «Кнопфом». Теперь дадим слово Корде: «Как почти всякий из тех, кто однажды “продался”, Роббинс досадовал на себя за этот шаг и жалел, что продешевил. В интервью он всегда держался задиристо, энергично возражал на критические отзывы о своих книгах, но в действительности презирал своих читателей, а заодно и самого себя за потакание их вкусам» [53] .
53
Korda, с. 125. (Примеч. авт.)
Похоже, что в современном издательском мире только писатели презирают себя за продажность. А издатели всего лишь предвосхищают неизбежные тенденции.
Глава 3. Прибыль во главе угла
Оглядываясь назад, я не могу не поражаться: успешно синхронизируя наши оптимистичные книгоиздательские проекты с метаморфозами стремительно меняющегося общества, в котором мы жили, мы в то же самое время не замечали никаких перемен внутри корпорации, которой подчинялись. В 1965 году «Рэндом хауз» стало собственностью фирмы «Ар-си-эй» («RCA») — колоссальной империи по производству бытовой электроники — и вскоре «Пантеон» ощутил на себе последствия рьяной коммерциализации, к тому времени уже захлестнувшей издательский мир. Прибыль от наших весьма популярных детских книг, спрос на наши университетские учебники — все это больше не считалось заслугами «Пантеона». Между тем именно доход от литературы подобных, более рентабельных направлений держал нас всех на плаву, ибо издательства литературы в твердом переплете по определению работали с книгами, стартовый тираж которых мог и не принести прибыли. Но со временем правила игры изменились; отныне предполагалось, что каждая книга обязана окупиться сама и внести определенную прибыль в общую копилку издательской группы.