Легко ли быть издателем. Как транснациональные концерны завладели книжным рынком и отучили нас читать
Шрифт:
Поездки в Великобританию позволяли мне не только вербовать авторов, но и знакомиться с многочисленными молодыми людьми, моими единомышленниками, которые начинали задавать тон в местном издательском мире. Самая интересная компания в то время собралась вокруг «Пенгуина». Стареющий Аллен Лейн, ища главного редактора для «Пенгуина», остановил свой выбор на молодом книготорговце Тони Годвине, и благодаря тому в резиденции издательства — неброском георгианском особняке на Джон-стрит — создалась такая высокая концентрация талантов, какой еще не знало английское книгоиздание. Редакторы Дитер Певзнер, Чарльз Кларк, Тони Ричардсон вдохнули в «Пенгуин» новую жизнь и обеспечили английского читателя широчайшим ассортиментом новаторских книг как в области художественной литературы, так и в других сферах. Придя к ним со списком наших проектов, я встретил самый радушный прием. Факт сотрудничества с «Пенгуином» заметно облегчил нам контакты с другими зарубежными издательствами. Так началось партнерство «Пантеона» и «Пенгуина», которое длилось много лет и воплотило в жизнь, несмотря на разницу в наших «весовых категориях», множество совместных проектов. Спустя много лет, когда из «Пенгуина» ушло несколько ведущих редакторов, я сумел убедить своих коллег по «Рэндом хауз» оказать
От Чарльза Кларка я впервые узнал о работах Рональда Лэнга [41] , молодого психоаналитика, рьяного критика средневековых методов, все еще применяемых в британской психиатрии. Вместе со своим коллегой Дэвидом Купером Лэнг написал солидный научный труд «Разум и насилие». Но работа «Политика опыта», которую мне дал Кларк, представляла собой нечто радикально иное. То было пламенное полемическое выступление, где опровергалась традиционная точка зрения на сумасшествие и предлагалась альтернативная интерпретация этого явления, а под конец приводились пространные описания галлюцинаций, вызываемых ЛСД. «Политика опыта» вызывала настоящий шок, и вначале я замялся, не зная, как отреагирует на книгу психоаналитический истеблишмент Америки, известный своим непоколебимым консерватизмом. Но мудрый Чарльз посоветовал мне отбросить сомнения — и «Политика опыта» снискала невероятную популярность (издание в мягкой обложке разошлось полумиллионным тиражом), дав начало головокружительной карьере Лэнга. Позднее мы выпустили ряд его замечательных книг по психоанализу, в том числе «Расщепленное Я» и «Я и другие».
41
Автору «Расщепленного Я» в русской современной транслитерации чрезвычайно «повезло»: издатели, выпускающие переводы его книг, именуют их автора то Лэнгом, то Лангом, то даже Лейнгом. Поскольку он уроженец Шотландии, остановимся на варианте «Лэнг». (Примеч. пер.)
Хотя теперь репутация Лэнга, мягко говоря, запятнана — к основном из-за печального финала его карьеры, — профессиональные психоаналитики признают ценность большей части его работ. Его критика внесла немалый вклад в усилия психоаналитиков Европы и США, стремившихся пересмотреть принципы лечения шизофреников. Однако Лэнг оказался жертвой своей колоссальной славы. Упрощенные до предела пересказы его концепции стали элементом контркультуры. Лэнг прослыл апологетом безумия, находящим корень всех душевных болезней в дурном влиянии семьи, а такая идея не могла не пленить молодежь 60-х. Лэнг и сам способствовал этому процессу популяризации, разыгрывая роль этакого гуру — по предложениям импрессарио он разъезжал по США с настоящими гастролями; его лекции привлекали толпы слушателей и возбуждали бурю протестов у коллег. Он начал писать в расчете на вкусы массового читателя. Огромным успехом увенчалась публикация сборника стихов «Узлы», где описывались хитросплетения в отношениях между людьми, и Лэнг превратился в знаменитого автора бестселлеров, подверженного всем сопутствующим этому статусу опасным соблазнам. В своих поздних книгах он лишь повторял уже не раз сказанное; со временем усиливающаяся зависимость от наркотиков и алкоголя взяла свое, и в возрасте шестидесяти двух лет он умер.
Через Лэнга и Купера мы вышли на Джульет Митчелл, впечатляющую своим талантом молодую феминистку, старавшуюся примирить внешние противоречия между марксизмом и фрейдизмом; эту задачу она продолжала решать и в дальнейшем на поприще практического психоанализа. Митчелл была дружна с другими английскими феминистками — Энн Оукли, Шейлой Роуботем. Их труды мы тоже стали издавать. Все вместе они способствовали формированию нового, политически-активного феминизма; впрочем, неприкрытая политическая ангажированность этих ученых сделала их заведомыми изгоями в атмосфере конформизма, возобладавшей в феминистическом движении Соединенных Штатов. В конце 80-х я предлагал издательствам разных университетов для переиздания исследование Джульет Митчелл на тему психоанализа и женщин, ныне считающееся классикой. Отовсюду мы получили письма с отказами, где без обиняков сообщалось, что такую откровенно марксистскую литературу они даже не рассматривают.
К сожалению, пришло время, когда сотрудничество с «Пенгуином», подарившее нам книги Лэнга и ряд других удач, оказалось под угрозой. Первые тревожные симптомы появились довольно рано. Мы с самого начала ощущали особую духовную близость с «Пенгуином», ибо сотрудники обоих издательств принадлежали к одному поколению, пылко жаждущему интеллектуальных революций. Но не менее важна была наша общая «счастливая звезда»: «Пенгуин», такая же крупная корпорация, как и «Рэндом», доверял младшему поколению ответственную работу, которая отнюдь не сводилась к обязанностям отыскивать и скупать самые выигрышные бестселлеры, копирующие продукцию других издательств (хотя, конечно, приходилось делать и это). Одной из основных задач «Пенгуина» оставалось издание недорогой библиотеки общественно значимой публицистики и научной литературы — замысел, возникший в 30-е годы у В. К. Кришны Менона, продолжал жить.
Но в 1970 году Аллен Лейн продал «Пенгуин» компании «Пирсон», одному из крупнейших в Великобритании концернов, собственнику пестрой коллекции самых всевозможных фирм — от газеты «Файнэншл таймс» до «Буэнос-Айрес уотер компани». Чарльз Кларк и его коллеги по издательству уговаривали Лейна, которому уже недолго оставалось жить, передать «Пенгуин» под управление государства и тем самым обеспечить его дальнейшее независимое существование на правах некоммерческой организации. Если бы Лейн дал согласие, английский издательский мир, возможно, пошел бы по совсем иному пути. «Пенгуин» по-прежнему держал бы высокую планку в области коммерческого книгоиздания и покупал бы для выпуска массовыми тиражами книги других издательств; его конкуренты, обслуживающие широкого потребителя, были бы вынуждены поступать по его образцу. Впрочем, от Лейна, всегда ставившего интересы бизнеса на первое место, вряд ли следовало ждать столь благородного жеста. Сделка о продаже была заключена. На пост генерального директора «Пирсон» пригласила (увы, ненадолго) блестящего литератора и издателя Питера Кальвокоресси. Похожее решение приняла и американская компания «Харперз», усадив в президентское кресло Мела Арнольда, изобретателя «дешевой интеллектуальной книги». Оба новоиспеченных руководителя пришли из весьма достойных небольших независимых фирм: Кальвокоресси — из «Четто энд Уиндус» («Chatto & Windus»), Арнольд — из «Бикон пресс» («Beacon Press»). Я с большим интересом следил за их карьерой и очень опечалился, когда оба не выдержали погони за сверхприбылями, диктуемой после поглощений новыми владельцами.
Утратила самостоятельность и «Нью америкэн лайбрэри». Первый раз «НАЛ» была поглощена крупной корпорацией «Лос-Анджелес таймс миррор» («Los Angeles Times Mirror») в 1960 году, когда я сам там еще работал. Три года спустя эта же корпорация приобрела «Уорлд паблишинг» («World Publishing»). Билл Тэрг — один из немногих издателей, написавших мемуары, — нелестно отзывается о новых владельцах, именуя их «аферистами с манией величия», а также «маркетологами с логарифмической линейкой в заднице и жаждой власти в глазах» [42] . Новая власть вскоре кардинально изменила издательскую политику, и ко времени, когда «НАЛ» перешла к «Пирсон», она была уже самой заурядной фабрикой массовой продукции.
42
William Targ «Indecent Pleasures: The Life and Colorful Times of William Targ» (New York: Macmillan, 1975). (Примеч. авт.)
Следя за французской прессой, я сознавал, что масса интересной литературы, выходящей во Франции, так и не перебирается через Атлантику. Поэтому я взял за обычай ежегодно наезжать в Париж и отбирать книги, заслуживающие перевода на английский. Показательна история одного из первых моих открытий — «Истории безумия» Мишеля Фуко, ныне входящей в список обязательной литературы по почти всем университетским курсам общественных наук. Эту работу, вышедшую во Франции, американские ученые несколько лет просто не замечали. Я набрел на книгу Фуко в парижском книжном магазине и с первой же страницы понял, что держу в руках нечто необыкновенно интересное. В 1965 году «Пантеон» выпустил ее под названием «Madness and Civilisation» («Безумие и цивилизация»). Затем мы выпустили и остальные книги Фуко, которые имели большой успех. Правда, в первые годы его американская аудитория была крайне мала — и это свидетельствует, что интеллектуальная изоляция Соединенных Штатов продолжалась еще долгое время после ухода Маккарти с политической сцены. Американские университеты крайне неохотно соглашались приглашать Фуко, а отзывы о его трудах в солидных журналах были по большей части отрицательными.
Фуко был далеко не единственным из «завербованных» нами французских авторов. «Пантеон» издавал ученых Франсуа Жакоба и Октава Маннони, социологов Эдгара Морэна, Жоржа Баландье и Жана Дювиньо, журналистов класса Клода Жюльена и Андре Фонтена (ведущих редакторов «Ле-Монд»), историков Жоржа Дюво, Жоржа Дюби и Моше Левина. Благодаря неоценимой помощи шведского литературного критика Густава Бьерстрёма, с 50-х годов представлявшего интересы «Пантеона» в Париже, мы также выпускали первоклассные произведения художественной литературы. Я имел счастье издавать произведения Маргерит Дюрас, начиная с «Любовника». Это был первый после «Мандаринов» Симоны де Бовуар французский ро ман, сделавшийся в Америке бестселлером; его успех позволил нам извлечь из забвения целый ряд более ранних книг Дюрас. (Много лет спустя мое издательство «Нью пресс», с любезного разрешения Дюрас, начало свою деятельность с издания «Любовника из Северного Китая» — поздней, более откровенной версии знаменитого автобиографического романа, упомянутого выше.)
В других издательствах усиливалась тяга к прибыли: так, даже Жан Поль Сартр был отвергнут фирмой, уже выпустившей много его книг, — «Кнопфом». Мы же охотно согласились работать с Сартром и выпустили ряд его поздних произведений, включая «Военные дневники», а также книгу Симоны де Бовуар «Прощай» — историю ее отношений с Сартром; также нами были переизданы в мягкой обложке некоторые из ее ранних произведений.
Многие из вышеперечисленных авторов не встречали отклика у американского читателя. Перечитывая длинный список книг, которые мы неутомимо доставляли из-за Атлантики, я невольно поражаюсь: оказывается, наши дела — по крайней мере вначале — шли не лучше, чем у наших предшественников в военные годы. Сколько бы мы ни переводили самые интересные и многообещающие труды французских мыслителей, наши усилия — шла ли речь об истории, психоанализе или других дисциплинах — разбивались о глухую стену невнимания американских читателей и рецензентов. Когда в 1968 году пресса разругала (если не считать почтительной статьи на первой полосе «Нью-Йорк таймс бук ревью») «Азиатскую драму» Гуннара Мюрдаля [43] , я поинтересовался реакцией на его «Американскую дилемму» и другие, более ранние произведения. И с изумлением обнаружил, что один из самых авторитетных в Европе исследователей общественно-политической жизни США вначале был воспринят нашими обозревателями как назойливый советчик, лезущий не в свое дело «голландский дядюшка». Если учесть, что Мюрдаль прозорливее всех разглядел ловушку, в которую попалось американское общество — пресловутое взаимоналожение расизма и экономического неравенства, — нежелание американцев читать его книги оказывается вполне объяснимым. Приняв мнение Мюрдаля в штыки, американцы продемонстрировали, что не склонны менять свою позицию. Тут имело место уже не инстинктивное мракобесие времен Маккарти, а, скорее, первые проявления неоконсерватизма.
43
Гуннар Мюрдаль — шведский социолог и экономист, представитель т.н. «Стокгольмской школы», лауреат Нобелевской премии по экономике 1974 года. В исследовании «Американская дилемма», посвященном социально-экономическим проблемам чернокожего населения США, пришел к выводу, что «бедность плодит бедность». Книга «Азиатская драма» посвящена проблемам стран Азии. (Примеч. пер.)