Легко ли быть издателем. Как транснациональные концерны завладели книжным рынком и отучили нас читать
Шрифт:
Тем временем несколько нестандартных книг из разряда эзотерической литературы нежданно-негаданно стали величайшей коммерческой удачей «Пантеона». Во времена Веймарской республики в Германии живо интересовались философскими учениями и религиями Востока. Вольфы, пронесшие это увлечение через всю жизнь, начали одними из первых в США издавать книги по дзен-буддизму, в том числе «Дзен и искусство стрельбы из лука» немецкого ученого Э. Хер-ригеля, которая стала для «Пантеона» неувядающим бестселлером. Конечно, книга о том, как упражняться в искусстве лучника без лука и стрел, не могла не вызвать определенного недоверия (так, в «Эберкромби энд Фитч», самом престижном в Нью-Йорке магазине спортивных товаров, согласились взять несколько экземпляров на реализацию,
Другой неожиданный «дождь изобилия» в первые годы существования «Пантеона» пролился из рук Мэри Меллон, жены миллионера, филантропа и коллекционера художественных произведений Пола Меллона. Его отец Эндрю, бывший секретарь казначейства, спонсировал Национальную художественную галерею США. Мэри была пациенткой К. Т. Юнга и решила основать в честь него серию книг, которая включала бы как собрание трудов самого ученого на английском языке, так и книги его наиболее значительных последователей, многие из которых также бежали из Германии в Америку.
Любопытно было бы вообразить, как общались между собой одна из богатейших женщин США и руководители «Пантеона» — двое авторитетных, но явно обнищавших европейских интеллектуалов. Наша семейная легенда повествует о первом визите Мэри в маленький кабинет моего отца, выходивший окнами на Вашингтон-скуэр. Подписывая какое-то письмо, он лишь на мгновение поднял глаза и сказал:
— Вот стул, пожалуйста, садитесь.
Когда он заставил ее прождать еще несколько минут — вероятно, нарочно, — Мэри, кашлянув, произнесла:
— Возможно, вы не отдаете себе отчета, кто я. Я — Мэри Меллон.
Тогда мой отец воскликнул:
— О, простите великодушно. Пожалуйста, вот два стула.
Возможно, эта история — лишь апокриф, но из нее ясно следует: отец хотел дать понять, что, несмотря на все богатство Мэри, не собирается лебезить перед ней, точно древнеримский клиент перед патроном. И Курт Вольф и мой отец принимали деятельное участие в отборе книг для серии и в общей организации этого новаторского, уникального издательского предприятия.
При солидной финансовой поддержке Меллонов «Пантеон» начал выпускать серию «Боллинген», названную в честь усадьбы Юнга. Мой отец был дизайнером первых книг серии, в том числе собрания стихотворений Сен-Жон Перса, которые до сего дня остаются замечательным образцом книжного искусства, доказывающим, какие прекрасные плоды может принести союз денег и хорошего вкуса во имя благой цели. Много обложек также было создано Полом Рэндом. Серия в целом была расценена как имеющая мало равных себе по красоте оформления в истории книгоиздательства США.
В будущем серии «Боллинген» предстояло сыграть неожиданно важную роль в американской массовой культуре. Вначале, однако, ее составляли сугубо научные труды для подготовленного читателя. Вольф и мой отец из кожи вон лезли, чтобы включить в нее все произведения интеллектуалов-изгнанников, которые только можно было втиснуть в рамки серии. Среди первых выпусков оказался труд Макса Рафаэля, искусствоведа-марксиста, с которым мой отец познакомился еще во Франции.
Со временем в издательские планы стали проникать и книги, относительно далекие от юнгианства. По инициативе отца была выпущена трехтомная «Психология искусства» Андре Мальро, а также собрания сочинений Поля Валери и Мигеля Унамуно. Благодаря влиянию Юнга и интересу Вольфов к Востоку издавались и такие книги, как масштабное исследование Хайнриха Зиммера по искусству Индии. Затем последовали труды Джозефа Кэмпбелла, который в 60-е годы стал необыкновенно влиятельным автором. Но все эти негаданные удачи затмил успех первого полного перевода «И-Цзин», включенного в серию «Боллинген» как знак свойственного Юнгу уважения к мировым религиям. Трудно представить себе книгу «заумнее», но к тому времени «И-Цзин» уже оказала влияние на ряд композиторов, например на Джона Кейджа, а также на многих других интеллектуалов, размышлявших над ролью вероятности и случая в нашей повседневной жизни. Книга оказалась поразительно созвучна нарождающейся контркультуре 60-х годов и разошлась колоссальным тиражом — более миллиона экземпляров в твердом переплете. Вот так издатели-изгнанники невольно внесли вклад в массовую культуру, меж тем как их энергичные попытки познакомить американского читателя с шедеврами европейской литературы по большей части проходили незамеченными.
Здоровье моего отца серьезно пошатнулось еще во время войны — ему, относительно пожилому солдату, было трудно переносить тяготы армейской жизни. Болезнь помешала ему осуществить заветную мечту — вернуться после окончания войны во Францию. В конце 40-х его состояние ухудшилось, и в 1950 году он умер от эмфиземы. С его смертью связь моей семьи с «Пантеоном» оборвалась, как я предполагал, навсегда. Я следил за судьбой «Пантеона» со стороны — а судьба эта меж тем резко изменилась благодаря ряду непредвиденных событий.
Одно из них произошло на курорте Аспен в 1949 году, на торжествах по случаю столетия смерти Гете, куда пригласили и Курта Вольфа. Организовал празднование еще один беженец из Германии — дизайнер Пепке, занимавший ответственную должность в одной из крупнейших корпораций США «Америкэн кэн корпо-рейшен». По воле судьбы соседкой Вольфа по столу оказалась Энн Морроу Линдберг, о чьих связях с Германией лучше забыть (ее муж Чарлз [31] в 30-е годы был среди самых рьяных американских поборников изоляционистского, прогерманского и даже антисемитского курса). Вольф узнал от Энн, что она работает над циклом философских эссе. Эта книга, опубликованная под названием «Дар моря», стала феноменальным бестселлером и одним из многих достижений, которые в итоге кардинально изменили «Пантеон».
31
Чарлз Линдберг, знаменитый летчик, первым совершивший беспосадочный перелет через Атлантический океан (Примеч. пер.)
Затем, в конце 50-х «Пантеон» приобрел права на один непростой для восприятия русский роман и выпустил его. Первый тираж составлял четыре тысячи экземпляров. Присуждение его автору, Борису Пастернаку, Нобелевской премии превратило «Доктора Живаго» во всемирный бестселлер, и «Пантеон» просто таки начали осаждать книгораспространители. В итоге было распродано более миллиона экземпляров в твердой обложке и еще пять миллионов — в мягкой. За этим бумом последовал успех «Леопарда» Джузеппе ди Лампедузы, и «Пантеон» буквально за несколько месяцев превратился из маргинального, еле сводящего концы с концами издательства в чрезвычайно прибыльное Предприятие.
Как часто бывает, деньги необратимо изменили атмосферу в фирме. Между Вольфами и их американским партнером возникли разногласия; наконец Вольфы решили вернуться в Европу, обосноваться в Швейцарии и управлять издательством оттуда. Работать таким образом было бы тяжело даже при самых благоприятных обстоятельствах, а на фоне растущей напряженности между основателями оказалось совершенно невозможло, и партнеры вскоре расстались. Вольфы заключили соглашение с «Харкорт Брейс» («Harcourt Brace») и на правах его филиала продолжали издавать книги еще много лет. Оказавшись без редакторской верхушки, акционеры «Пантеона» решили, что пора сбыть фирму с рук, и нашли покупателя в лице Беннета Серфа, главы «Рэндом хауз». Компания Серфа стала открытым акционерным обществом в 1959 году и вложила капиталы в приобретение солидной фирмы Альфреда Кнопфа, известной серьезными книгами о жизни и истории Америки, а также успешной серией переводов. В результате «Рэндом» стало одним из самых значительных издательств США. Приобретение «Пантеона» в 1961 году (менее чем за миллион долларов) обогатило общий издательский портфель империи «Рэндом» новым значительным элементом. Перед самим же «Пантеоном» открылись новые, многообещающие перспективы.