Лёха
Шрифт:
— Эге, ты что-то раздухарился — сказал Середа, оторвавшись от немецких сокровищ.
— Не, я в порядке! — возразил Лёха.
— Первая рукопашная? Первый убитый? — серьезно спросил артиллерист.
— Ну да… — признал менеджер.
— Ты это… того… в общем не считай себя главным после Бога, это чувство ложное, может подвести в любой момент. Ты главное помни, что и тебя так могут враз — и будешь так же и еще хуже — серьезно сказал Середа.
— Да ладно тебе, я в порядке. И все помню — заверил его потомок. Он немного успокоился, но ощущение перехода некоего уровня сохранилось. Хотя где-то в глубине сознания начало
— Ну, пора двигать — решительно сказал Середа, заботливо размещая предметы обратно по сумкам. Собрались и пошли. Вечерело. Движения на дороге не было вовсе, потому шли уже нагло, посередке, только Жанаев с пулеметом крался по обочине, готовый нырнуть в кусты при первом же подозрительном шуме.
— Ты ехать-то сможешь? — спросил Лёха напарника.
— Конечно. А чего спрашиваешь?
— Так рука у тебя после драки-то…
— Я вообще без рук умею — хвастливо заявил Середа и смутился сам.
— Без рук нам не надо. А вот въехать бы неплохо. Мало ли уезжать надо будет быстро. Опять же вхождение в роль.
— Ладно — согласился артиллерист.
Собственно уже все было обговорено, бурят скрылся в подлеске, чтобы лечь засадой и в случае проблем прикрыть стрельбой отход, а пара ряженых уселась на велосипеды и тронулась в недальний уже путь. Лёха тревожно поглядывал на спутника, но тот вполне уверенно вертел педали. Для менеджера этот велосипед показался не очень удобным, но вполне слушался и пошел с нормальной скоростью. Мешала винтовка за спиной, да бачок противогазный бемкал о раму. Еще руки искали рукоятки тормозов, пришлось спешно отвыкать и несколько раз дергать ногой, чтобы привыкнуть тормозить цепью.
Середа уверенно пилил впереди и даже практически не вихлял. Пару раз он оглянулся через плечо на Лёху, смотрел оценивающе. Военного опыта у артиллериста было побольше, да и не тыловиком он был и потому сейчас тоже старался взвинтить себя, поймать кураж, обнаглеть до нужной меры, войти в роль. Внушить себе, что это — выход на сцену. Заодно сильно волновался за сопящего за спиной. Что уж говорить — потасовка с немцами-велосипедистами прошла паршиво, сам Середа в ней выглядел весьма убого, а этот писарек вполне себе драку вытянул. Но тут с одной стороны хорошо, что победу летчик этот наземный из штаба почуял именно сейчас. С другой стороны — занести его могло, видал такое на батарее после первых боев Середа. У писарька сейчас «вдохновенный фонтан огня» в душе и дальше может получиться разное: от «Ой, бля!» и лечь в тину до «Где этот сраный Гитлер?!» Ну, и он явно сейчас в пограничье живет. Не о том всё, ему сейчас кураж использовать надо, пока не обернулся. Удача в бою — та ещё кобыла, из говн вынесет и сена не попросит. Главное сейчас успеть, пока Фортуна задом не повернулась.
Деревня открылась сразу вся. И транспорант этот над въездом тоже, как триумфальная арка. Размеренно крутя педали, оба спасателя не торопясь въехали в деревню. Середа величественно остановился сразу за транспорантом, огляделся. Лёха тоже, судорожно вспоминая многочисленные сериалы с гламурными гитлеровцами, приосанился, глянул вокруг орлом. Немножко ужаснулся тому, что деревня такая здоровенная оказалась, потом
— Эй, юнге, малшик, комм! — громко и картаво каркнул рядом Середа. И прозвучало это очень как-то незнакомо, по-чужому очень. Лёха изумленно глянул на напарника, уловил его злобный взгляд и тут же исправился. Неподалеку стояло несколько мальчишек-подростков, и именно к ним артиллерист обращался. Мальчишки не без робости приблизились.
— Отвечайт! Здесь есть зольдаты дойтше Рейх? На жительствие?
— Не — замотали головами мальчишки. Вопрос, как ни странно, они поняли сразу.
Середа изобразил физиономией неудовольствие, нахмурился. Ребятня как-то незаметно попятилась.
— Альзо, гдье есть тут вам — тут Середа напрягся и выдавил: ссстарьоста? Мит аугенблик тафай-тафай зидесь! Бистро! Сстарьоста!
У Лёхи большая часть сил уходила на то, чтобы держать морду кирпичом и незаметно оглядывать все вокруг. Сразу показалось, что до спасительной опушки, где залег бурят очень и очень далеко.
Пареньки поняли сразу, что от них потребовал грозный немец, и тут же порскнули вдоль по улице, оставив из всей кучки только парочку, не то самых ушлых, не то самых глупых.
Середа тем временем опер велосипед о жердевую изгородь и на несгибающихся ногах горделиво прошествовал к стоящему неподалеку колодцу с журавлем. Там он не спеша достал из кармана блокнотик, карандашик, зачем-то понюхал, наклонившись к срубу, и стал увлеченно что-то записывать.
Селяне не заставили себя ждать — с разных сторон достаточно прытко поспевали две группы — слева пара парней, босых, но с винтовками и мальчишка с ними, справа — благообразный бородатый селянин со свитой — вот на этого Лёха сразу подумал, что этот видать староста. И взволновал он куда меньше, чем двое губошлепов с винтовками, которые выглядели бы вовсе невнушительно, если б не оружие. Впрочем, тут менеджер вовремя вспомнил, что он не хрен с бугра и не фантик какой, а арийский героический воин и винтовки и у самих найдутся, потому, не давая себе испугаться как следует, сдернул карабин с плеча, грозно схватил его обеими руками и рявкнул, неожиданно очень уместное в этой ситуации:
— Хальт!
К его огромной радости босые гопники в кепках, но с винтовками, оторопели и тут же задрали руки вверх. Староста же со свитой наоборот поспешил куда пуще.
— Кто есть тут говрить по-немейтски? Вэр шприхьт ауф дойч? — оторвавшись от записывания чего-то в блокнотик, строго спросил у подоспевшего бородача Середа. И надо сказать, что фраза это прозвучала странно и чуждо, да еще и ударения лукавый артиллерист сделал не там, где положено, отчего и Лёха не вполне и не сразу вопрос понял.
— Не вем, пан, не зрозумив, не розумій по-німецьки — заторопился бородач, весьма опасливо поглядывая на ощетинившегося Лёху.
— Зер шлехьт! — укризненно заявил ему Середа.
Староста изобразил всем телом крайнюю степень виноватости. Ему только хвоста не хватало, такого же пышного, как борода, он бы его сразу поджал для полноты картины.
— Это есть отшень плёхо — наставительно продолжил ряженый арбайтсфюрер воспитательную работу.
Староста изобразил еще большую виноватость, хотя вроде уж дальше было и некуда.