Лекарки тоже воюют

Син

Я обрела дом. Как ни странно это звучит, но счастье, радость, мечты — это все очень эфемерно и зыбко. Для полноты картины, для осознания реальности происходящего не хватало стен, пола и потолка. До сегодняшнего дня мы с мамой вели бродячий образ жизни, передвигаясь за нашими войсками вместе с, как называла его моя родительница, «вечным эпицентром шабаша и цинизма». Быть дочерью начальника военного госпиталя, должна вам сказать, то еще испытание. Оно подразумевает под собой ответственность, пример для окружающих и самоотверженность. Но я не жаловалась, когда занимаешься любимым делом, выполняешь свое предназначение, которым благословили тебя боги, причем, в нашем с мамой случае, они не поскупились на благодать, то выбранный путь не тяготит. Пять с половиной лет длилась эта проклятая война, выжигавшая все на своем пути: города, села, поля, леса и даже горы. Мир поделился на два лагеря: эриконцы — желавшие поработить все и вся, под предводительством великого кагана Магнура, признававшего только одну расу — расу избранных эриконцев, и остальной мир. Причем, согласно слухам, бродившим средь всезнающих базарных торговцев, известных собирателей и хранителей сплетен со всего нашего мира, сам великий каган Магнура относился к эриконцам постольку-поскольку. Кажется, его мать имела в арсенале пару любовников этих «избранных» напыщенных индюков, да еще один

из ее дедушек «осчастливил» ее бабку, изнасиловав ту у себя во дворце, где она работала в рядах многочисленной прислуги, и запретил делать аборт. Будущий родитель великого кагана оказался жесток, хитер и дальновиден, и в результате придворных интриг и заговоров сумел не только остаться единственным наследником своего отца, так гордившегося «чистотой» своей эриконской крови, но и, переиграв, а, в итоге, сведя в могилу, вместе с собственным отцом всех его законных, столь же «чистокровных», наследников, рожденных от дочерей самых родовитых семейств эриконского каганата, победоносно занял престол. Он, зная, что в его жилах течет сомнительный коктейль кровей разных народностей нашего мира, придя к власти, уничтожил, как ранее в собственном роду, всех возможных конкурентов в своем окружении, тем самым сильно проредив численность знатных чистокровных эриконцев, имевших хотя бы отзвук на право занять место великого кагана. Поэтому его нынешний наследник, великий каган Магнура не терпел и намека на его сильно разбавленную эриконскую кровь, жестоко карая насмешников. Его огромные амбиции и неиссякаемое желание доказать каждому, что он — истинный эриконец, а его раса выше всех народов, а остальные должны прислуживать избранным, в число которых, он, само собой, записал своих соплеменников, толкали его на, по сути, истребление других народов, жестокие и неоправданные жертвы. Но остальные, как ни странно, были не согласны с той участью, которую им предопределил Магнура. Конфликт интересов привел к его логическому результату, а именно — к войне. Пять с половиной лет наш мир пытался справиться с неуемными амбициями жестокого диктатора, и вот два месяца назад враг был разгромлен. Союзные войска пяти государств одержали безоговорочную победу и разгромили войско великого, но уже мертвого Магнура. Радостно осознавать, что мама и я внесли свою лепту в эту долгожданную победу.

Мы — лекари, потомственные, обладающие огромной силой к врачеванию, выносливые и целеустремленные, фанатично преданные своему делу. Когда-то, до войны, моя семья жила на границе нашего государства Рунии. Мой отец был военным и нес свою службу на пограничных рубежах двух дружественных народов: рунийцев и туринцев. Мое детство было мирным и счастливым. Красивые горы, чистое небо, счастливые родители. Наша застава, стоявшая на перешейке двух гор, и являвшаяся единственным путем от рунийцев к туринцам, была центром жизни в этой местности: рынок, постоялые дворы, многочисленные поселения окружали нашу крепость. Туринцы и рунийцы вечно шастали через пограничные ворота в гости друг к другу. Хотя отец строго следил за безопасностью, и в крепости всегда поддерживался строгий порядок, на жизни мирных жителей это никак не отражалось. Ровно до тех пор, пока к нам не пришла война. Все произошло стремительно. Руния — большое, но мирное государство. Оно не смогло сразу организовать достойную защиту, и эриконцы быстро прорвались вглубь страны. Основные силы были сосредоточены на защиту мирных городов в центре страны, а на окраины уже не оставалось сил, поэтому, когда эриконское войско было на подходе к нашей крепости, мы уже знали, что помощи нам не будет. Крепость была полна народу, старики, напуганные женщины, плачущие дети и мужчины, прячущие от них свои глаза. Они ободряюще похлопывали по плечам, отпускали несмешные шутки и неестественно смеялись, но не смотрели нам в глаза. Когда враг был у подножья крепостных стен, нам на помощь пришли туринцы, они обещали всех забрать к себе и присоединиться к нам в борьбе против эриконцев. Отец отказался оставлять крепость, он знал, что, если враг прорвется сквозь нее, то своей мощью сметет все ближайшие города и поселки на многие мили вокруг, оставляя после себя только выжженную землю. Поэтому он приказал всем мирным жителям крепости отправляться к соседям под их защиту, а сам с небольшим отрядом самых преданных людей остался в крепости для прикрытия нашего отступления. Небольшим отрядом самых преданных людей оказался весь наш небольшой гарнизон. Никто не отказался от своего последнего боя. Теперь, прощаясь, наши мужчины гордо смотрели нам в глаза и широко улыбались, они крепко обнимали нас и весело шутили, о том, как быстро разгромят этих трусливых эриконцев и вернутся, чтобы забрать нас обратно в крепость. Но этому не суждено было сбыться. Они держались десять суток, наши храбрые отцы и братья, своим малочисленным отрядом не давали прорваться сквозь горы огромному войску врага. А когда в живых в крепости осталось только трое тяжелораненых защитников, мой отец взорвал крепость и окружавшие ее отвесные скалы, погребя под собой практически половину эриконского войска. Путь к туринцам был закрыт: на месте когда-то процветающей крепости образовалась огромная скала, взорвать которую не было никакой возможности, а у ее подножья зияла бездонная пропасть, в зеве которой и покоилась половина непобедимой армии кагана Магнура.

Ушедшие из крепости рунийцы рассеялись по городам и поселениям туринского приграничья, а мы с мамой, следуя божьему предназначению, присоединились к военному госпиталю, врачуя славных туринских защитников, впрочем, как и всех нуждающихся. Мама с момента прощания с отцом как будто заледенела. Когда мы уходили по узкой тропинке через ущелье в сторону ближайшего туринского поселения, мама ни разу не обернулась, не бросила последнего взгляда на отца. По ее бледному лицу бежали дорожки слез, она покачивалась из стороны в сторону, а холодные руки слегка дрожали. Обернувшись назад, я видела, что отец стоит в начале тропинки, и его небритые щеки тоже были мокрыми от слез, но глаза горели обреченной решимостью. Я знала, что вижу его в последний раз. Так и запомнила его — большого, грозного и непобежденного. Он до последнего своего вздоха защищал свою родину и с честью выполнил свой долг. Помню, как давным-давно, я, еще маленькая, вертелась на его коленях и выспрашивала про службу:

— Папа, а что такое воинская честь? А как это — служить государству? А зачем на шпиле нашей самой высокой башни висит флаг? А что есть родина?

Он на все мои неумелые вопросы терпеливо отвечал. Я не вслушивалась в содержание, мне просто нравилось, что он так серьезно со мной разговаривает, как будто я большая. Но ответ на последний свой вопрос я запомнила на всю свою жизнь.

— Неправильный вопрос, дочка: что есть родина? У нас в крепости спрашивают: КТО есть родина? Подумай, может, ты и сама уже знаешь ответ на свой вопрос?

Я тогда даже не задумалась, а принялась целовать отца в нос и щеки и крепко обнимать, а он, поняв, что никакого толку не добиться, смеясь, меня щекотал. А вот на этой узкой тропинке, которая вела нас прочь от отца, я уже четко знала ответ на этот вопрос. Для моего отца родиной являлись я и мама. Он отдал свою жизнь, защищая нас, преградив врагу путь. Эриконцы в

злобе метались у края образовавшейся после взрыва пропасти, строили переправы, но все было тщетно. Отец был выдающимся стратегом, он десять долгих и страшных дней заманивал врага в устроенную им ловушку, выигрывая время для нас и ожидая самый подходящий момент для удара по противнику. Он, как никто другой, знал эти скалы и все тропы, по которым эриконцы стремились попасть к туринцам. Отец все очень умело рассчитал, заминировав как крепость, так и окружавшие ее скалы. Долгие годы потом его имя из уст эриконцев звучало, как самое страшное божье проклятие, от которого нет спасения.

А сейчас мы с мамой начинали свою новую мирную жизнь. Она месяц назад вышла замуж за туринского генерала, достойного человека, буквально боготворившего мою родительницу. Я была за нее очень рада, нет не так, я была счастлива, когда она благосклонно ответила на ухаживания храброго туринца. Он был гораздо терпеливее и умнее остальных, сначала сдружился со мной, а потом, оказывал маме целомудренные, я бы даже сказала, наивные знаки внимания. Это длилось два года. Он не давил, ни на чем не настаивал, просто был рядом. Мне кажется, мама сначала к нему привыкла, а позже разглядела в нем мужчину, и, надо заметить, очень привлекательного мужчину. Ну, моего генерала тоже можно понять, с его долгими и целеустремленными ухаживаниями. Мама очень привлекательная женщина, но ни это так притягивало к ней мужчин. Моя мама — военный лекарь, женщина, которая понимала и разделяла все мысли и действия мужчины, прошедшего через войну. Хотя, чаще, наверное, это славному туринскому генералу приходилось понимать, разделять мысли и прикрывать, порой, странные поступки моей, далеко несдержанной, родительницы. Мы, вообще в плане мужского внимания, персоны очень избалованные, но это и оправданно, столько геройских воинов вокруг, и каждый хочет получить толику женской заботы, а ради маминых ясных глаз они готовы были практически на все. Спустя годы, когда я подросла, то тоже стала в совершенстве пользоваться своим женским обаянием. Но мой генерал был очень настойчив, его не интересовали общение, короткая любовная связь или дружба, он хотел маму всю, целиком и полностью, то есть, со мной в придачу. Хотя я для него и не была уж такой, прямо, обузой. Мы с ним крепко подружились, нет, он не заменил мне отца, память о котором всегда будет жить в моей душе. Он стал мне старшим другом, дядькой, родным человеком. И, как человек, который в эту проклятую войну потерял стольких родных и дорогих сердцу людей, я не стала отказываться от него, благословив маму на этот брак. Теперь я сижу на кровати в собственной комнате огромного замка своего генерала и мечтаю о своем новом мирном будущем, которое случится буквально завтра.

Завтра я буду обыкновенной девочкой, у которой есть свой дом, вернее сказать, замок, семья, школа и цель. Моя цель — поступить в академию на лекарский факультет и быть таким же выдающимся лекарем, как моя мама, моя бабка, прабабка и куча остальных родственниц по материнской линии. Мир прекрасен! Особенно тот, который ты сама себе отвоевала!

Син

Утро началось для меня, как обычно, рано, привычка, выработанная за долгие военные годы, при моей-то должности старшей медсестры военного госпиталя за одно мирное утро себя не изживет. Но провела я его с пользой: приняла душ, не спеша уложила причёску на своих коротко отрезанных волосах. Теперь мне не нужно было для поддержания собственного авторитета среди раненых, при помощи всяких ухищрений, казаться старше на несколько лет, поэтому, взбив волосы и слегка завив, смастерила по бокам два кокетливых хвостика, заколов их блестящими маленькими заколками, и осталась довольна своей работой. Теперь я вполне соответствовала своим шестнадцати годам. Мой образ дополнили белая форменная рубашка и клетчатая желто-черная юбочка в складочку, на шее я повязала обязательный для моей новой элитной школы черный галстук. Что ж, новый образ юной школьницы мне определенно нравился. Конечно, не приходилось сомневаться, что, как бы я ни хотела соответствовать среднестатистической школьнице, затеряться в толпе своих одноклассников мне никак не удастся. Туринцы — народ смуглокожий, черноволосый и кареглазый, и я со своей бледной кожей, светлыми волосами и зелеными глазами все время буду находиться в центре внимания. Ну, мне не привыкать! Вперед, к новым свершениям! Но для начала познакомлюсь с остальными членами своей новой семьи. Будем надеяться, что все пройдет мирно, так сказать, в дружеской атмосфере. Взяв с собой свой новенький школьный рюкзачок, я направилась в столовую.

Весело напевая себе под нос походную песенку нашего славного госпиталя, я влетела в большущую комнату с высокими потолками, колоннами, широкими окнами, в разноцветных витражах которых переливались лучи солнца. В центре этого просторного зала стоял стол, накрытый горой разнообразных блюд, манящих к себе упоительным запахом еды. Это у них называется завтраком, что же тут творится во время званых обедов или семейных ужинов? Я обвела присутствующих взглядом и на автомате отметила, что кроме мамы и моего генерала, присутствовали еще мужчина и женщина, примерно возраста моей мамы, явно туринской наружности, причем женщина отдаленно была похожа на хозяина дома, и молодой парень, внешность которого резко отличалась от туринской. Он был высок, широк в плечах, и, судя по прямой спине, явно с военной выправкой, русоволос и голубоглаз. Для меня это оказалось большой неожиданностью, потому я, резко затормозив, бесцеремонно уставилась на парня. Зная от моего генерала, что у него имеется наследник — сын от первого брака, и, коли голубоглазый присутствовал на семейном завтраке, то можно сделать вывод, что этот парень и являлся сыном туринского генерала. Вот только светлая кожа, разрез глаз, русая, коротко, по-военному подстриженная шевелюра и ясные бирюзовые глаза у меня никак не ассоциировались с наследником прославленного туринского рода. Единственное: темные, густые ресницы, обрамляющие его холодные глаза, пронзающие меня в данный момент, говорили мне о том, что какая-то часть туринской крови в этом красавце присутствовала.

— Син, что ты там застыла? Не стесняйся, присоединяйся к нам, сейчас я тебя со всеми познакомлю, — смеясь, пригласил меня за стол мой генерал.

Конечно, он меня за два года уже неплохо изучил, и знал, что моей, не в меру общительной натуре, абсолютно несвойственно смущение.

— Буду рада со всеми познакомиться, — натянув на лицо самую воспитанную и доброжелательную улыбку, ответила я генералу.

Воспользовавшись тем, что он стоял, повернувшись ко мне, и остальные не могли видеть его лицо, генерал заговорщически мне подмигнув и протянув свою большую руку, провел к предназначенному для меня стулу и, отодвинув его, усадил за стол.

— Син, знакомься, это Лекоя — моя любимая и единственная сестра, и ее не менее дорогой для меня супруг — Мунн, — начал знакомить меня с присутствующими мой генерал.

— Очень приятно, надеюсь, мы также станем друг другу родными людьми, — скрипя мозгами, выводила я фразы, соответствовавшие светским правилам приличия.

Услышав мои рулады, генерал не смог сдержаться и гы-гыкнул себе под нос. Я, встретившись с ним взглядом, вызывающе выгнула бровь. Но супруг моей мамы продемонстрировал образец выдержки и, лишь сведя на переносице брови, маскируя прорывающуюся на суровых губах улыбку, продолжил знакомство: