Лекарство для покойника
Шрифт:
Он занялся этими вычислениями и через десять минут получил два результата: 6479 и 1108.
Во Внукове Турецкий первым делом отправился в отделение милиции на воздушном транспорте – потрясать корочкой и призывать к содействию в проведении операции.
В результате через двадцать пять минут после его прибытия территория вокруг камеры хранения No 64 была блокирована сотрудниками милиции и службы безопасности в штатском. Турецкий не хотел привлекать внимание: как знать, чем это все могло закончиться.
Он засучил рукава и бросил жетон. Затем аккуратно, словно матерый медвежатник, набрал пять возможных элементов кода «Г6479». И рванул ручку на себя.
Камера не открывалась.
Турецкий набрал «Г1108». И тоже безрезультатно.
Он попробовал оба варианта с буквой "Т".
Это уже был повод для размышлений. То ли неправилен код, то ли он неверно определил номер ячейки. Что именно? И как исправиться? Если только… если только он вообще угадал, что это должно быть во Внукове. Но об этом лучше не думать. Лучше не лучше, а куда от этого денешься, все равно пораженческие мысли лезут в голову. С другой стороны, Внуково было бы логично. Из Внукова он летал в Крым и сюда же прилетал назад. И Солонин тоже. Черт, уж Витька бы точно не осрамился, сообразил, что к чему. Так что же делать?
Турецкий боковым зрением уловил, что напряжение на лицах милиционеров и секьюрити стало спадать, уступая место насмешливому выражению.
Турецкий вычел из 6479 – 1108, потом сложил эти числа, но оба варианта не подошли. Можно было применить еще какие-нибудь действия, но, по крайней мере, не в уме.
Тогда Турецкий снова пошел в отделение, вышел оттуда через три минуты, вооруженный фомкой, приладил ее под край дверцы на уровне замка, и остервенением рванул.
И в ту же секунду в воспаленном воображении мелькнула мысль, а не рванет ли сейчас эта ячейка?! В смысле – не взорвется ли? Не заминирована ли она?
Но меры предосторожности надо было принимать прежде. Дверца открылась раньше, чем Турецкий смог додумать свою взрывоопасную мысль до конца. И содержимое камеры хранения предстало его взору.
Там лежал знакомый пакет с одеждой, шлепанцы, черновые материалы следственного дела и… двухкилограммовая связка лука. Ялтинского. Красного. Сладкого.
…Оцепление милиции не подпускало любопытных к зданию. Сейчас там работали эксперты-криминалисты и мрачно прохаживались люди в штатском. В стене зияла огромная дыра, рядом – обломки кирпичей, штукатурка. Рабочих еще не вызвали. Специалисты осматривали место происшествия. Несмотря на раннее утро, желающих поглазеть собралось предостаточно. Но пробиться поближе особо никто не рвался…
Солонин выключил телевизор. Взрыв на Лубянке потряс всю страну, не говоря уже о правоохранительных органах. Которые он потряс в буквальном смысле. Бомба была заложена в стену рядом с входом в бывшую приемную КГБ СССР. Такой откровенной наглости еще не случалось. В четыре часа утра громыхнуло так, что вылетел приличный кусок стены. К счастью, обошлось без жертв. В это время законопослушные граждане еще спят. Пострадал только дежуривший у входа милиционер. Его оглушило и оцарапало осколками кирпича. Можно сказать, отделался легким испугом.
Диктор сообщил, что ответственность за акцию на себя пока еще никто не взял. Ну так никто и не возьмет, хмыкнул Солонин. Чай в России живем.
Организатор остался неизвестен, и эфэсбэшники ломали голову. Существовало мнение, что это дело рук чеченцев, за которых особо круто взялись в последнее время. Но это было только стандартное в таких случаях предположение, не подкрепленное фактами.
Но Солонин-то в них не нуждался. Для него взрыв на Лубянке, в самом центре Москвы, послужил сигналом. На такую дерзкую выходку мог быть способен только один человек. И Солонин сам себе давал девяносто процентов из ста, что это именно он.
Еще час назад его разбудил Сергей Скобцов из Управления угрозыска МВД, сообщил о случившемся и порекомендовал посмотреть утренние новости, что Солонин и сделал. А после просмотра пришел к выводу: «орел» в столице, пора возвращаться. Укрепила такое решение информация, переданная тем же Скобцовым: объявился Шамиль Асланов, вчера вечером прибыл в Москву.
Едва Солонин начал собирать сумку, противно и невовремя зазвонил телефон. Так умел звонить единственный человек, с которым ему приходилось работать.
– Алло, премьер-майор, это Турецкий.
– Почему премьер-майор? – машинально удивился Солонин.
– Не важно. Не разбудил?
– Какой разбудил, Саша. Уже шмотки упаковываю, – отозвался Солонин.
– Значит, уже в курсе. Думаешь – он?
– Допускаю. Но с пребольшой долей вероятности. Так что, скорее, надеюсь. Кстати, накануне и наш бородач объявился.
– Да ну! – слышно было, как на том конце провода Турецкий подпрыгнул. – Тогда тем более ты нужен здесь.
– Что я собираюсь сделать, а ты меня задерживаешь.
– Ладно, не ворчи. Прилетишь, сразу ко мне.
Турецкий отключился.
Будет пилить за ключи, решил Солонин.
Конфуз, который вышел у него с этим злосчастным брелком от машины Турецкого, оставил некоторый осадок. Совместными усилиями они выяснили, что ключи, которые Солонин нашел возле особняка Богачевых, принадлежали Турецкому! Александр Борисович в Крыму потерял все, что только было можно. Внутренности дипломата – в одном месте, ключи от машины – в другом. А он-то, он-то, опер несчастный, целое расследование провел по поводу машины – белые «Жигули», пятой модели 1989 – 1992 года выпуска! Теорию построил – дескать, киллер, который завалил Богачева, приезжал на такой машине. А это колымага Сан Борисыча. Тьфу!…
Больше всего Солонин не любил попадать в дурацкое положение. Он же не Турецкий, которого хлебом не корми, дай поиронизировать над собой, любимым. Впрочем, тот же Турецкий уверял, что это еще обязательно придет с возрастом.
Вот и поиронизировали. Поставили на уши всю ялтинскую ГАИ. Срочно необходим акт реабилитации. В этой связи Ибрагим Кадуев – самый что ни на есть подходящий объект. Очень кстати он объявился. Если, конечно, это он. Но пусть это лучше будет он. Для него же лучше, совершенно непоследовательно решил Солонин и вышел из номера. Самый беспокойный постоялец гостиницы «Ялта» покидал ее второй раз.