Лекарство от меланхолии
Шрифт:
– Одну, в свете луны! – воскликнула миссис Уилкес.
– А она не станет лунатиком? – спросил Джейми.
– Прошу прощения, сэр. – Мусорщик поклонился. – Полная луна утешает всех, кто болен, – людей и диких животных. В сиянии полной луны есть безмятежность, в прикосновении ее лучей – спокойствие, умиротворяющее воздействие на ум и тело.
– Может пойти дождь… – с беспокойством сказала мать Камиллы.
– Я клянусь, – перебил ее мусорщик. – Моя сестра страдала от такой же обморочной
– Позабыв о болезнях! Лунный свет! И не будет нам стоить ни одного пенни из тех четырех сотен, что мы заработали сегодня! Мать, Джейми, Камилла…
– Нет! – твердо сказала миссис Уилкес. – Я этого не потерплю!
– Мама! – сказала Камилла. – Я чувствую, что луна вылечит меня, вылечит, вылечит…
Мать вздохнула:
– Сегодня, наверное, не мой день и не моя ночь. Разреши тогда поцеловать тебя в последний раз. Вот так.
И мать поднялась по лестнице в дом.
Теперь пришел черед мусорщика, который начал пятиться назад, кланяясь всем на прощание.
– Всю ночь, помните: под луной, до самого рассвета. Спите крепко, юная леди. Пусть вам приснятся самые лучшие сны. Спокойной ночи.
Сажу поглотила сажа; человек исчез.
Мистер Уилкес и Джейми поцеловали Камиллу в лоб.
– Отец, Джейми, – сказала она, – не беспокойтесь.
И ее оставили одну смотреть туда, где, как показалось Камилле, она еще видела висящую в темноте мерцающую улыбку, которая вскоре скрылась за углом.
Она ждала, когда же на небе появится луна.
Ночь опустилась на Лондон. Все глуше голоса в гостиницах, реже хлопают двери, слышатся слова пьяных прощаний, бьют часы. Камилла увидела кошку, которая прошла мимо, словно женщина в мехах, и женщину, похожую на кошку, – обе мудрые, несущие в себе древний Египет, обе источали пряные ароматы ночи.
Каждые четверть часа сверху доносился голос:
– Все в порядке, дитя мое?
– Да, отец.
– Камилла?
– Мама, Джейми, у меня все хорошо.
И наконец:
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Погасли последние огни. Лондон погрузился в сон.
Взошла луна.
И чем выше поднималась луна, тем шире открывались глаза Камиллы, когда смотрела она на аллеи, дворы и улицы, пока наконец в полночь луна не оказалась над ней и засияла, словно мраморная фигура над древней усыпальницей.
Движение в темноте.
Камилла насторожилась.
Слабая, едва слышная мелодия поплыла в воздухе.
В тени двора стоял человек.
Камилла тихонько вскрикнула.
Человек сделал шаг вперед и оказался в лучах лунного света. В руках он держал лютню, струны которой
– Трубадур, – прошептала Камилла.
Человек, не говоря ни слова, приложил палец к губам и медленно приблизился к ее кровати.
– Что вы здесь делаете, ведь сейчас так поздно? – спросила девушка.
Она совсем не боялась – сама не зная почему.
– Меня послал друг, чтобы я вас вылечил.
Трубадур коснулся струн лютни. И они сладкозвучно запели.
– Этого не может быть, – возразила Камилла, – потому что было сказано: меня вылечит луна.
– Так оно и будет, дева.
– А какие песни вы поете?
– Песни весенних ночей, боли и недугов, не имеющих имени. Назвать ли мне вашу лихорадку, дева?
– Если вы знаете, да.
– Во-первых, симптомы: перемены температуры, неожиданный холод, сердце бьется то совсем медленно, то слишком быстро, приступы ярости сменяются умиротворением, опьянение от глотка колодезной воды, головокружение от простого касания руки – вот такого…
Он чуть дотронулся до ее запястья, заметил, что она готова лишиться чувств, и отпрянул.
– Депрессия сменяется восторгом, – продолжал трубадур. – Сны…
– Остановитесь! – в изумлении воскликнула Камилла. – Вы знаете про меня все. А теперь назовите имя моего недуга!
– Я назову. – Он прижал губы к ее ладони, и Камилла затрепетала. – Имя вашего недуга – Камилла Уилкес.
– Как странно. – Девушка дрожала, ее глаза горели сиреневым огнем. – Значит, я – моя собственная болезнь? Как сильно я заставила себя заболеть! Даже сейчас мое сердце это чувствует.
– Я тоже.
– Мои руки и ноги, от них пышет летним жаром!
– Да. Они обжигают мне пальцы.
– Но вот подул ночной ветер – посмотрите, как я дрожу, мне холодно! Я умираю, клянусь вам, я умираю!
– Я не дам тебе умереть, – спокойно сказал трубадур.
– Значит, вы доктор?
– Нет, я самый обычный целитель, как и тот, другой, что сумел сегодня вечером разгадать причину твоих бед. Как девушка, что знала имя болезни, но скрылась в толпе.
– Да, я поняла по ее глазам: она догадалась, что со мной стряслось. Однако сейчас мои зубы выбивают дробь. А у меня даже нет второго одеяла!
– Тогда подвинься, пожалуйста. Вот так. Дай-ка я посмотрю: две руки, две ноги, голова и тело. Я весь тут!
– Что такое, сэр?
– Я хочу согреть тебя в холодной ночи.
– Как печка. О, сэр, сэр, я вас знаю? Как вас зовут?
Тень от его головы упала на голову Камиллы. Она снова увидела чистые, как озерная вода, глаза и ослепительную, белозубую улыбку.