Лекарство от скуки
Шрифт:
— Наташа, давай так: ты отбросишь все эмоции и изложишь факты. Сухие факты. Уверен, ты сможешь. Ты устала просто. Я изначально неверно себя повёл, рассчитывая, что, списав некоторые обязанности на помощников по хозяйству, ты станешь больше времени уделять себе. Мне показалось, тебе не хватает именно этого. Я ошибся и довёл тебя до такого неопределённого состояния. Я надеялся, что ты сможешь отвлечься, вольёшься в привычный ритм жизни, и эти панические атаки уйдут, но стало только хуже. Я виноват. Но сейчас без твоей помощи уже не справлюсь. Назови точку отсчёта. Ту, с которой, как ты считаешь, всё началось. Месяц, три месяца назад? — Перечислил варианты, и только тогда я поняла, что настал момент высказаться. — Может, с рождением Саши? — Прохрипел Татарин, ко мне обернувшись.
Горло прочистил, словно пытаясь подавить в нём
— Тот день, когда сообщила тебе о беременности. — Проронила и будто удивилась тому факту, что небо не рухнуло мне на голову в ту же секунду. Татарин выжидающе молчал. — Ты изменился в тот день. Из слов испарилась искренность, всё чаще ты стал фразы подбирать, тщательно их обдумывать. Прямому взгляду предпочёл отстранённый, чуть отведённый в сторону. Будто изо дня в день врал, изворачивался, и тебе самому от этого становилось тошно, стыдно. Но ты молчал. — Проговорила с обвинением. — Ты молчал, а я не хотела давить. В голову не пришло, что можешь бояться ответственности или что-то подобное, но дала время самому свыкнуться с этой мыслью. Что бы тобой и твоими страхами ни двигало, ты имел на это право. Право разобраться в себе. А когда Сашка родился, стало только хуже. Полагаю, ты мог и не замечать, но старался избегать моментов, когда мы оставались втроём. С готовностью приходил, когда я была одна, когда Сашка спал. Но осознанно или нет, сбегал, как только могли побыть все вместе. Эти моменты тебя тяготили, они раздражали тебя. Это была ревность, Татарин. Я решила, что меня к ребёнку ревнуешь и растерялась. Не могла ни остановить, ни переубедить тебя и к растерянности присоединился страх. Прошёл месяц. Сашка так быстро рос и менялся… Он улыбаться начал, на наши голоса реагировать, научился держать головку и… Совсем скоро я поняла, что ошибаюсь. Мне так нравилось наблюдать за вами со стороны, когда ты видеть меня не мог. Страх тогда отпускал, исчезал, растворялся. Ты преображался, ты на себя прежнего становился похож в те моменты. Свободный, лёгкий. Тебя так увлекала эта забота, что о времени забывал совершенно, а я всё стояла и стояла в стороне, боясь нарушить этот момент откровения. Ты вставал к нему ночью, максимально уделял время в обед. Происходящее казалось мне таким правильным, естественным… А потом… не сразу, но заметила, что всё это куда-то исчезает, как только вхожу в комнату. Ты становился колючим, замкнутым, недовольно хмурился, и до меня дошло, наконец, что не меня к ребёнку, а ребёнка ко мне ревнуешь! Словно он только твой, тебе одному принадлежит, словно только ты имеешь право быть с ним рядом. Тебя раздражали моменты, когда не ты, а именно я ему нужна была, и я почувствовала себя лишней! Я чужой себя рядом с вами чувствовала, и приближаться боялась, только бы ты Сашку не отталкивал! Ведь… словно и сам этого чувства боялся, с моим появлением тут же бросал его, будто игрушку! Твоя любовь, твоё чувство собственности переключилось на него, а я только мешалась! Мне страшно стало, Татарин! Я с ужасом ждала того момента, когда ты захочешь заявить об этом своём решении вслух! И вот тогда жизнь в ад превратилась! Я нормально спать перестала, я боялась входить в комнату, когда ты с Сашкой в ней дверь запирал. Жила в постоянном стрессе и тогда молоко пропало, а ты с такой лёгкостью нашёл замену! «Я решу вопрос» — так ты тогда сказал. Я стала не нужна и ты будто с облегчением вздохнул! Шаг за шагом меня от ребёнка отсекал, заполняя дом этими людьми. «Наталья Викторовна, не держите Сашеньку на руках так часто, а то привыкнет!» — твердила мне нянька. «Наталья Викторовна, выйдите, пожалуйста, из комнаты во время кормления, Сашенька на вас отвлекается!» — утверждала кормилица. «Нет, нет, нет, нет, нет!» Только и слышала я изо дня в день. Не так, не с тем, неверно. Вы одеваете его слишком тепло или, наоборот, слишком холодно! С ним нужно разговаривать как со взрослым, а вы балуетесь! И этот бесконечный круговорот запретов просто сводил меня с ума. И все в один голос твердят, что я ни на что не способна, что неумёха, что делаю неверно, не так! Я… я не знаю, что в тебе сломалось, Татарин, но… или мы семья, или я просто свихнусь, я не выдержу!
Выслушав меня, он долго молчал, глядя в одну точку. Опомнившись, с кровати встал, растёр лицо ладонями, приводя себя в чувства окончательно.
— Хорошо, я тебя услышал. — Проговорил в
— Услышал, правда? — Зло рассмеялась я. — Ну, прямо от души теперь отлегло! Как же это здорово, выговориться вот так! — Выкрикнула Татарину уже в спину, когда дверь за собой закрывал.
Оставшись одна, рот обеими ладонями закрыла, залепила его, чтобы воем не напугать никого. Никого из них! Чтобы не радовались, не ликовали!
— Ну и катись… — Выдохнула с хрипом, выдавила из себя со слезами и тут же на пол опала, понимая, что ничего не могу, что я ничего против него не могу!
Пополам согнулась, утонув в беззвучной истерике. Погрузилась, замкнулась, потерялась в ней! Потому и не слышала, что вошёл, что вернулся. Нечеловеческим криком разразилась, когда оторвать меня от пола попытался. Я испугалась. Того, что сама всё разрушила. И не хотела уходить. Я хотела быть с ним!
— Прости, прости, прости! — Слышала яростные слова сквозь истерику. — Всё не так, слышишь, не так! Нет ничего этого, Наташ! Всё себе придумала! Люблю тебя одну! Хочу тебя, потерять боюсь! — Пробиться пытался. — Ты нужна мне! Родная! Единственная! Остановись, я прошу тебя, хватит! — С силой к себе прижал, полностью обездвиживая. — Мы семья, слышишь?! Семья! — На всю мощь голоса кричал, а я болезненно жмурилась от шумовой волны, а информацию воспринимать отказывалась.
Опомнилась, только когда всё стихло. Мы в ванной были. Татарин сидел на полу у стены, вытянув ноги, и крепко прижимал меня к себе, по волосам успокаивающе гладил.
— Ты вернулась ко мне? — Устало улыбнулся и щекой к голове прижался. — Не делай так больше никогда. — Прошептал, сквозь себя мою боль пропуская. — Не смей думать обо мне так. — Приговаривал, наши с ним пальцы переплетая. — Извёлся весь за эти месяцы. Не знал, как помочь, как вытащить. — Плечами пожал, свои переживания озвучивая. — Я всё исправлю. — Пообещал, прижимая к себе всё теснее.
А уже утром я увидела его в кухне с ребёнком на руках.
— Наша мама совершенно расслабилась. — Пожаловался Татарин Сашке, а тот довольно ему улыбнулся. Я неуверенно шагнула к ним ближе и сына перехватила, чтобы Сашка не мешал Олегу омлет переворачивать.
— Что происходит? — Уточнила, глядя на мужа с подозрением, а он улыбнулся совсем как прежде и мне подмигнул.
— Ну, я, конечно, не Дед Мороз, да и на фею смахиваю мало, но твоё желание исполнено. — Щёлкнул он пальцами, давая понять, с какой лёгкостью ему это удалось. — Теперь обязанности разделены поровну, а мы с головой окунёмся в жизнь типичной молодой пары.
— И мы одни? — Не веря, взмахнула я руками. Татарин сверкнул глазами.
— Совершенно!
— И не будет больше указок, запретов, упрёков?
— Что-то подсказывает, что этим нам будет просто некогда заниматься.
— А как же твой суперважный проект?
Татарин подошёл ко мне ближе, на Сашку взгляд перевёл и не сдержал улыбки.
— Проект? Сыт, упитан и доволен жизнью!
— Олег, думаю, впадать в крайности совершенно не стоит.
— Да не собираюсь я становиться домохозяйкой, Наташ. Взял перерыв. Это важно сейчас. Ты с Сашкой важнее бизнеса, бабла, всех проектов мира. Мне казалось, что всё под контролем, а на деле вышло, что самообман страшнейшее из наказаний. Я умею признавать свои ошибки.
— И давно этот навык приобрёл?
— А до этого у меня ошибок не было. — Проговорил он достаточно жёстко, а я улыбнулась. Как всегда, на него такого глядя. Спокойного, домашнего… типичного молодого отца.
Глава 32
Я обернулась на Татарина, взволнованно закусив губу. Он стремительно приближался, на ходу смахивая с отросших волос капли воды. Наплевав на предупреждающе выдвинутые вперёд руки, налетел на меня, к себе прижал, губами в шею впиваясь.
— Холодный! — Рассмеялась я. Тонкие ручейки воды стекали по его рукам, по лицу. Завораживающе красиво.
— Пора собираться. — Потёрся он щекой о мою щёку, ладонями скоро по плечам провёл, к этой мысли подводя.
— Так вздохнул сейчас, словно в последний раз выбрались.
— Последний, не последний… Хорошо здесь.
— На необитаемом острове?
— Рядом с тобой, глупая! — Щёлкнул меня Татарин по носу и снова ладонями по телу водить принялся, оттягивая момент сбора вещей донельзя.