Лекарство против СПИДа
Шрифт:
Многочисленные убого оплачиваемые лекции выматывали, он испытывал состояние ужасной беспомощности и безнадежности, от отсутствия перспектив, хотя ежедневно, с самым непринужденным и самодовольным видом входил в аудиторию, где его ожидало двадцать пар внимательных женских глаз и среди них — драгоценные сердитые карие глазки.
И все же иногда его настроение прорывалось в аудиторий, и тогда лекций становились тусклыми, а шутки — тяжелыми. Во время одного из таких приступов злобной растерянности он ухитрился обидеть Галину еще раз.
В самый разгар его запинающегося от повторов объяснения — это была подряд четвертая лекция — она чему-то вдруг засмеялась и обняла свою подругу.
— Ну, черт подери! —
Кто-то в аудитории хихикнул, кто-то замер, кто-то не услышал, но она вдруг опустила голову и стала как-то жалобно тереть глаза рукой. Он еще по инерции продолжал говорить, повернувшись спиной, принялся что-то писать на доске, но уже почувствовал легкий ветерок отчуждения и осуждения — аудитория все-таки была женская, а настроение женской аудитории очень легко уловить.
— Денис Владимирович, — тихо позвала его та бледная девушка, которую он запомнил еще с первого занятия. Он повернулся.
— Что, Катерина?
— Вы несправедливы к Дымовой, так нельзя.
Он посмотрел на третий ряд. Галина сидела, низко опустив голову, а подруга ей что-то говорила, злобно глядя на него.
Секунду поколебавшись, он подошел к девушкам, чувствуя такой невероятный приступ нежности, что испугался выдать себя интонацией.
— Ну, Галина, — тогда он первый раз назвал ее по имени, — простите меня, прошу вас. Я виноват, я был груб. Я так устал сегодня, что мог сказать глупость. Не плачьте! — И осторожно, чтобы не испачкать мелом, погладил ее по голове внешней стороной руки. Она кивнула и промокнула глаза, стараясь не размазать тушь. Конфликт был улажен, но после него Денис почувствовал себя совсем неуютно. «Все прямо по Фрейду, — думал он в тот день, — стесняясь проявить нежность, я бессознательно демонстрирую показную враждебность. А что злиться, она-то тут при чем? Что за свинство срывать собственную неустроенность на бедной девочке!»
Впрочем, последнее определение было явно не к месту. Девочкой она была далеко не бедной, и если он сам носил единственный костюм, купленный лет десять назад, то Галина одевалась дай Боже — в самые модные и элегантные вещи. А уж душилась так, что страшно было приблизиться — Дениса всю жизнь больше всего возбуждали именно запахи.
В колебаниях и нерешительности время тянется крайне неприятно и медленно. А между тем прошел Новый год и началась сессия. За день до экзамена, он наконец-то получил долгожданный диплом кандидата наук, напился со своим научным руководителем и, так до конца и не протрезвев, явился поутру в институт.
Их группа давно уже знала о состоявшейся защите, а потому встретила его с шумным восторгом. Небрежно покачиваясь на стуле в окружении свежих и задорных мордашек, старавшихся предупредить каждое его желание, он поневоле почувствовал себя героем дня. Кто-то сбегал за пепси-колой и бутербродами, и Денис небрежно жевал, слушал ответы, расписывался в зачетках, переглядывался с Галиной и непрерывно острил. Часа через два, отсидев зад на жестком стуле, он перебрался на кафедру, где никого не было, кроме лаборантки. Развалившись на замечательно удобном диване, Денис почувствовал себя почти счастливым. Но постепенно, по мере того как его студентки сдавали экзамен и уходили, начал незаметно грустнеть. Это была их последняя встреча, поскольку он уже твердо знал, что после этой сессии подаст заявление и уйдет из института. Да, сейчас он был центром внимания — и, судя по всему, искренней симпатии, а дома его ждало одиночество во всей своей полноте — молчащий телефон и грустные, однообразные незаполненные дни.
Правда, один эпизод на короткое время развеял его грусть, точнее — рассмешил. На кафедру, запыхавшись, ворвалась высокая крупная девица не слишком симпатичная на лицо, но зато с таким рельефным бюстом, что,
— Уф, Денис Владимирович, как хорошо, что я вас застала! — затараторила она, роясь в своей объемистой сумке. — Я уж боялась, что вы уйдете.
— Ну и что дальше? — поинтересовался он, небрежно принимая ее зачетку.
— Как, вы разве не помните? Что именно?
— Я же вам позавчера на этом диване сдавала!
Это было сказано с таким неподдельным простодушием, что вызвало всеобщий хохот.
Случайно или нет, но Галина оказалась последней. Когда они остались наедине, между ними пробежала тень какого-то странного смущения. Он избегал смотреть ей в глаза, скользя взглядом по ее округлым коленкам, обтянутым фиолетовыми колготками; смотрел в окно, в пол, в потолок и всячески старался сохранить невозмутимый вид. А она что-то читала по листу, бумаги, не глядя на него. Но стоило их взглядам случайно встретиться, и он уже был не тридцатидвухлетним кандидатом наук, принимавшим экзамен у двадцатилетней студентки, а влюбленным мужчиной, смущенным собственной нежностью, в которой никак не смел признаться любимой. Он свободно общался с аудиторией из двадцати девиц, но чувствовал мучительную неловкость, находясь наедине с одной из них; его давила должность преподавателя, и он задавал какие-то бессмысленные, странные вопросы. Да и она отвечала так, словно ждала от него совсем другого… Денису вообще не хотелось ничего говорить, а только осторожно привлечь ее к себе, поцеловать и нежно-нежно погладить по голове…
Но тут вошел завкафедрой — надменный, седовласый мужчина с обрюзгшим лицом неопохмелившегося алкоголика, — и момент был упущен. Денис расписался в зачетке, Галина простилась и вышла, и только тут его словно кольнуло — они же больше никогда не увидятся!
— Извините, сказал он заведующему, приготовившемуся отчитать его за то, что посмел принимать экзамен в преподавательской, — но я ужасно тороплюсь.
И выскочил за дверь, не обращая внимания на злобный клекот своего шефа.
Тут откуда ни возьмись набежало несколько студенток из другой группы.
— Денис Владимирович, Денис Владимирович!
— Ну что еще?
— Вы забыли расписаться в наших зачетках.
— Так давайте быстрее, черт подери!
Галину он догнал на первом этаже и, не обращая внимания на здоровавшихся студентов, принялся что-то бормотать, ужасно волнуясь и поминутно вытирая лоб. Она молча слушала, но ничего не отвечала. Так они подошли к гардеробу, и здесь, подавая ей черную кроличью шубку, он был так неловок, что ухитрился уронить шубу на пол. Только у самой двери она вдруг вскинула на него серьезные глаза и сказала:
— Хорошо. Если хотите, можете позвонить мне на работу, — и продиктовала телефон.
Все это спустя три года он рассказал Ирине.
— Занятно, — гася сигарету, произнесла она. — А что, до этого у вас не было романов со студентками?
Денис не ожидал такого вопроса, поэтому растерянно пожал плечами.
— Понятно, — усмехнулась Ирина, гася сигарету. — Не пора ли нам вернуться к остальным?
Он кивнул и послушно пошел за ней, с каким-то сложным чувством упираясь взглядом в ее стройную фигуру. Галину он застал на прежнем месте — во главе стола, рядом с ней никого не было. Немногочисленные гости разбрелись по квартире, разбившись на небольшие группы — родственники беседовали между собой, а друзья Дениса шумно обсуждали дела, почти не обращая внимания на подруг Галины. Все они давно были женаты и имели детей, а потому им было не до флирта. Основное внимание мужчины уделяли выпивке. Впрочем, это не относилось к Сергею, который почти не пил, поскольку приехал на машине; и сейчас он усердно ухаживал сразу за двумя дамами, игриво улыбаясь в свои пышные русые усы.