Лекарство
Шрифт:
— Она хотя бы пытается, — говорит Джеймс, глядя прямо вперед. Родители помогли ему купить небольшое надгробье на кладбище, где похоронен его отец. И хотя это немного облегчило чувство вины, Джеймса все еще мучает то, что его отец умер в одиночестве. Но у каждого свой крест. Теперь Джеймс живет у меня дома, в комнате, где раньше жил Брейди. А скоро мы будем вдвоем, потому что, даже несмотря на то, что родители немного раздражают меня, я сказала им, что поживу у них еще год. Я поняла, что скучала по ним. Скучала по тому, какими они могли бы быть.
На небе светит солнце, но Джеймс до сих пор молчит, быть может, думает об отце. Мне не нравится, когда он вот так замолкает, когда его тревожит то, о чем я не могу вспомнить. Иногда он плачет во сне — последствия лечения — когда вспоминает о чем-то трагическом. После этого несколько дней он неразговорчив, но рано или поздно мы обо всем говорим. Вспоминать не всегда легко — теперь я это вижу.
— Расскажи мне еще что-нибудь про нас, — шепчу я.
Джеймс улыбается уголком рта и бросает на меня взгляд.
— Приличное или неприличное?
Я смеюсь.
— Давай приличное.
Джеймс как будто на минутку задумывается, и потом его улыбка становится мягче, печальнее.
— Однажды в выходные мы отправились на природу с Лейси и Миллером.
Услышва эти имена, я чувствую сильную печаль. Но мне нужно услышать их истории. Джеймс смотрит на меня, чтобы проверить, не возражаю ли я, чтобы он это рассказывал. Я киваю, чтобы дать ему понять, что не возражаю.
— Так вот, Миллер был от Лейси просто без ума — серьезно, парень, видимо, думал, что она ходит по воде. И ты, маленькая настырная сваха, посчитала, что отдых в палатке будет идеальным двойным свиданием. Так бы и случилось, да вот только Лейси просто терпеть не могла отдых на природе. Она сердилась, а Миллер, такой: «Ой, тебе не нравятся комары? И мне тоже! Ой, ты думаешь, бобы — ужасная гадость? И я тоже!» Нельзя было без слез смотреть на это. Так что я отвел парня в сторону и кое-что ему посоветовал.
— Ага.
— Я сказал, что ему нужно вести себя более жестко, чтобы достичь цели. Только он не совсем понял эту идею. Остаток вечера он полностью игнорировал Лейси. На следующее утро Лейси прижала тебя к стене, в слезах выпытывая, что же сделала не так.
— И чем все кончилось? — спрашиваю я. Я не помню Миллера, не так, как Джеймс. Но рассказы о нем приближают меня к самой себе. Миллер — как любимый герой детских историй.
— Ну и ты, маленькая очаровашка, — говорит Джеймс, — пошла к Миллеру и сказала, чтобы он перестал вести себя как идиот. Ты и не знала, что я разговаривал с ним на отдыхе. Он пошел к Лейси и извинился, она его хорошенько взгрела, а потом, через какое-то время, они встретились без нас, и все у них стало просто замечательно.
Джеймс улыбается.
— Миллер меня так и не выдал. Он позволил тебе считать себя идиотом. Но на самом деле это был я.
— Не могу поверить, что я не догадалась. Наверное, меня ослепила твоя красота.
— А кого она не слепит?
Джеймс паркуется у обочины рядом с травой и глушит мотор. Еще минуту мы сидим в шашине — после этих воспоминаний нас переполняют чувства.
— Жаль, что я не помню, — говорю я и смотрю на Джеймса. — Но я рада, что помнишь ты.
— Я не перестану вспоминать, пока ты не узнаешь о каждой секунде нашей жизни, — коротко говорит он. — Ничего не стану скрывать. Даже плохие вещи.
Я киваю. Джеймс делал это обещание каждый день с тех пор, как мы уехали из дома Эвелин. Иногда он повторяется, но я не возражаю. Когда мы приходим к Лейси, кое-какие истории мы рассказываем ей, и хотя она улыбается, я не уверена, что она их понимает. Но она смогла закончить школу, ходить на курсы в колледже. Ее доктор даже думает, что однажды к ней вернутся чувства. Так что мы не сдаемся. Никогда не сдаемся.
— Я тебе кое-что принес, — говорит Джеймс, стараясь подавить улыбку.
— Оно блестящее? — по правде, мне просто хочется его подразнить.
— Не совсем.
Я хмурю брови.
— Эмм… Оно цвета плоти?
— Нет, — смеется он, — это — на потом.
Он лезет в карман джинсов, но замирает и снова смотрит на меня завораживающим взглядом голубых глаз.
— Ты помнишь тот сон-воспоминание, который ты видела в тот день, когда нас забрали с фермерского дома? Тот, про мое семя?
— Ммм… нет.
Я больше ничего не помню про тот день, когда нас забрали из фермерского дома.
— Очень надеюсь, что ты говоришь о фермерстве.
Джеймс достает пластиковый шарик, такой, какой обычно выдает автомат по продаже жвачки. Внутри сверкает что-то розовое, с блестками. Я закусываю губу, хихикаю, хоть и стараюсь не улыбаться.
— Оно блестящее, — говорю я.
— Я большой лгун. В любом случае, — он открывает крышку и достает кольцо, — после этого воспоминания ты поняла, что мы безумно друг друга любим. Помнится, ты даже сказала, что я милый. Теперь я помню, что я чувствовал в тот день. Даже тогда, при всем, что происходило, я знал, что никогда тебя не оставлю.
— Не надо, а то заплачу сейчас, — предупреждаю я, уже чувствуя, как начинает щипать в глазах.
Джеймс берет меня за руку и одевает кольцо на палец.
— Я тебе дарил кольцо уже два раза, — говорит он, — и, поверь, оба раза было намного романтичнее. Но я все равно тебе его подарю — то же самое кольцо от Денни.
Его улыбка слетает с лица, которое становится необычно серьезным для солнечного денька. Я глажу его по щеке, наклоняюсь и целую.
— Я слишком часто терял тебя, Слоан, — шепчет он. Его рука гладит меня по бедру, и он укладывает меня на сиденье. Его поцелуи сладкие, но и немного печальные. Я пытаюсь переменить настроение, а Джеймс отпускает меня и смеется.
— Ну что ж, красотка, — говорит он, кивая в сторону ветрового стекла. — Мы это сделаем или что? На тебе еще очень много одежды.
— Думаю, я лучше тут побуду, — говорю я и хватаю его за пояс. Он весело отводит мою руку в сторону и обнимает меня за талию, притянув ближе.
— Пойдем, — шепчет он и целует меня, так нежно и ласково, что я не могу не верить ему. Джеймс выходит из машины, и я, глубоко вздохнув, смотрю на реку. Здесь Джеймс поцеловал меня в оба первых раза. С заднего сиденья я беру полотенце и с бьющимся сердцем открываю дверь.