Лекции по истории древней церкви
Шрифт:
Ввиду настояний представителей гражданской власти составлено было, наконец, вероопределение и от имени самого собора, при участии Анатолия Константинопольского, и одобрено отцами на частном заседании 21 числа. На другой день оно было прочитано в общем собрании (5–е деяние), в присутствии трех лишь архонтов, константинопольским диаконом Асклепиадом. Так как оно не было принято, то почему — то нашли неудобным вносить его и в соборные акты , и поэтому содержание его остается неизвестным. Видно только из дальнейшего замечания сановников, что в нем было лишь выражение , но не или . Против 'а выразили протест и некоторые восточные епископы, и римские легаты. Иоанн Германикийский заявил после прочтения его, что он не хорошо составлен и следует его исправить . Анатолий обратился к собору с вопросом, нравится ли определение и всем ли оно вчера нравилось . Все прочие епископы отвечали утвердительно: слышны были и возгласы по адресу восточных: «Несториан вон, — кто не анафематствует Нестория, пусть выйдет с собора!»; «Святая Мария пусть пишется Богородицей; так прибавить и в Символе!» (это восклицание как будто бы указывает на прямой или косвенный протест восточных на соборе против внесения слова в Символ) (101 А: . , |. , ). Легаты со своей стороны заявили, что если не хотят соглашаться с посланием Льва, пусть дадут им грамоты для возвращения с собора (101 С: , ).
Сановники в этот критический момент предложили избрать особую комиссию, в которую вошли бы шесть епископов от Восточного диоцеза и по три от диоцезов Асийского и Понтийского, от Иллирика и Фракии, а также Анатолий и представители Рима; комиссия, удалившись
Оставалось обратиться к самому императору. Отправленный к нему «секретарь императорской консистории» Вероникиан принес от Маркиана повеление, чтобы отцы согласились на сделанное сановниками предложение о выборе комиссии, или же, если они не хотят этого, каждый пусть заявит о своей вере через своего митрополита; если же и на это епископы не будут согласны, император созывает для решения вопроса о вере собор на Западе, коль скоро они здесь не захотели сделать постановления о ней. Но и этот решительный приказ не сразу подействовал. И его встретили восклицаниями: «Или пусть имеет силу [прежнее] определение, или мы уйдем!» (105В: , ). Кекропий, сторонник томоса Льва, и тот стоял за подписание ороо'а без изменений: «Пусть уходят с собора, кто не согласен подписать!» Резче говорили иллирийские епископы: «Пусть обличатся несогласные ; несогласные — несториане; пусть идут несогласные в Рим». Сановники спросили: «Диоскор говорит: "из двух естеств*' принимаю, "два" не принимаю; а святитель архиепископ Лев говорит, что во Христе две природы, соединенные неслитно, неизменно, нераздельно, в едином Единородном Сыне, Спасителе нашем. Итак, кому же вы следуете, святейшему Льву или Диоскору?» — «Как Лев, так и мы веруем; противоречащие — евтихианиты; Лев изложил православно», — отвечали епископы. «Прибавьте же к определению, согласно с голосом святейшего (отца) нашего Льва, что во Христе два естества, соединенные неизменно, нераздельно и неслиянно».
Наконец, по просьбе всех , три сановника с комиссией из 23–х епископов удалились в . С легатами был в ней еще Юлиан Косский. Был и Евсевий Дорилейский. Когда комиссия возвратилась, архидиакон Аэтий прочитал составленное ими изложение веры, начинающееся словами: «Господь наш и Спаситель Иисус Христос, утверждая в учениках познание веры, сказал: "Мир Мой оставляю вам"».
Собор принимает, прежде всего, и повторяет в своем определении: (1) изложение веры никейских отцев (… ), но в то же время признает силу и за тем, что потом определено 150 отцами в Константинополе ( …) и приводит также и (2) Константинопольский символ, не думая нарушить того, что постановлено относительно веры на Ефесском соборе при Кирилле и папе Целестине. Константинопольский символ со сделанными в нем пояснениями и дополнениями к Никейской вере можно было признать достаточным. Но появились противники истины, из которых одни извращают тайну домостроительства и отвергают наименование Девы «Богородицей», другие вводят слияние Божества и человечества, говоря о единой природе плоти и Божества во Христе и представляя через это Божество подлежащим страданию. Ввиду этого собор принимает еще, с одной стороны, в обличение ереси Нестория, послание Кирилла (3) к Несторию и (4) к восточным, и к ним, с другой стороны, присоединяет (5) послание папы Льва к Флавиану, писанное против зломыслия Евтихия.
Собор высказывается: А) с одной стороны, против разделяющих таинство домостроительства на двух Сынов, Б) с другой — 1) против признающих Божество подлежащим страданию, 2) против допускающих смешение или слияние двух природ Христа, 3) против приписывающих небесную или иную какую сущность человечеству Христа, 4) против «баснословящих о двух природах Господа до единения, а после единения измышляющих единую природу» ( , , ).
В следующем затем изложении положительного учения Церкви, составленном на основе Антиохийского символа 433 г. (или еще 431 г.) с некоторыми заимствованиями из послания св. Кирилла к антиохийцам, томоса папы Льва и собственных дополнений отцев, на всем протяжении с одинаковой силой подчеркивается и единство Лица или Ипостаси, и двойство природ, принимается из александрийского и антиохийского богословия то, что следовало принять, и отвергаются крайние и неправильные выводы. Единство и двойство утверждается сначала: А) через усвоение одному и тому же Сыну а) эпитетов, характеризующих Его и как Бога, и как человека: (а) совершенного в Божестве и человечестве; истинно Бога и человека; единосущный Отцу и нам; и б) факта рождения не только от Отца по Божеству, но и от Девы по человечеству. Далее, единство и двойство выражается Б) в особой формуле (… , , , …) и в В) устраняются выводы а) об уничтожении различия естеств их единением и б) о разделении единого Сына на два лица ввиду двойственности естеств. «Итак, последуя св. отцам, все согласно научаем исповедовать: (А) одного и того же Сына, Господа нашего Иисуса Христа, (а) того же самого совершенного в Божестве и совершенного в человечестве, (б) истинно Бога и того же самого истинно человека, из души разумной и тела, (в) единородного Отцу по Божеству и того же самого единосущного нам по человечеству, во всем подобного нам, кроме греха; (г) рожденного прежде веков от Отца по Божеству, а в последние дни того же самого (рожденного) ради нас и ради нашего спасения от Марии Девы Богородицы по человечеству; (Б) одного и того же Христа, Сына, Господа, Единородного в двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого (В), так что соединением (а) вовсе не уничтожается различие естеств, но, напротив, сохраняется свойство каждого естества и соединяется в одно Лицо и одну Ипостась, (б) не на два лица рассекаемого или разделяемого, но одного и того же Сына и Единородного, Бога Слово, Господа Иисуса Христа, как в древности пророки (учили) о Нем, и (как) Сам Господь Иисус Христос научил нас и (как) передал нам Символ св. отцев». В конце от имени собора было сформулировано запрещение составлять иную веру под угрозой лишения сана для лиц духовных и анафемы для монахов и мирян.
Собор, таким образом, решительно признал два естества по соединении ( , в имеющемся тексте халкидонских актов — , но это несомненно не подлинное, позднее видоизмененное чтение), «измышляющие» же единую природу подвергались анафеме (формула Евтихия и Диоскора). Но исповедание двух естеств сопровождалось настолько ясным указанием на единство Лица или Ипостаси, что этим совершенно должны были отстраняться какие — либо подозрения в несторианских тенденциях. Термин , прежде нередко отождествляющийся с (у Кирилла), теперь получил и в христологии окончательную устойчивость в том смысле, в каком употребляли его еще Прокл Константинопольский и собор 448 г. Но наметив те пределы, в которых в будущем должно было совершаться раскрытие догмата, халкидонские отцы сами не ставили для себя задачей разрешение всех тех вопросов, которые вытекали из утверждения двух совершенных природ и единства ипостаси. Это было делом последующего времени. Из халкидонского определения можно было делать известные выводы (что, например, нельзя представлять соединения «из двух ипостасей», так как при сохранении всех свойств человеческой природы нужно было бы в таком случае признать и две ипостаси
Все епископы после прочтения 'а нашли его согласным с верой отцев и выразили пожелание, чтобы митрополиты тотчас же подписали его. Через несколько дней, 25 октября (6–е деяние), на заседание собора явились Маркиан и Пульхерия в сопровождении свиты и сановников. После речи Маркиана сначала на латинском, потом на греческом языках архидиакон Аэтий прочитал подписанный уже отцами . Император, уверившись в единодушии всех членов собора, провозглашавших «многая лета новому Константину и новой Елене», объявил, что теперь должен быть положен конец спорам о вере; кто будет под предлогом рассуждения о вере производить волнения, если это будет частный человек — изгоняется из Константинополя, военный — удаляется от службы, клирик — лишается степени; будут назначаемы и другие наказания. Предложив на утверждение собора некоторые мероприятия относительно монашествующих и клириков и дав Халкидонской кафедре титул митрополии, император просил отцев остаться еще на 3–4 дня для решения некоторых дел.
Немногие оставшиеся дни после шестого деяния отцы посвятили рассмотрению дел о Феодорите и Иве и решению вопросов, касавшихся церковного управления. Относительно, по крайней мере, Феодорита вопрос был, собственно, уже более или менее определен раньше: его признал православным папа, к которому он апеллировал, и с этим должны были считаться теперь и представители гражданской власти, и отцы собора. С первого же заседания он присутствовал на соборе. Когда прочитана была из деяний собора 449 г. императорская грамота, устранявшая Феодорита от участия в нем, сановники приказали пригласить его теперь войти в заседание, так как «святейший архиепископ Лев восстановил его в епископском сане и нынешний император повелел ему присутствовать на соборе. Но с той же неприязнью, какую питали к Диоскору восточные епископы и «бывшие с ними» понтийские, асийские и фракийские предстоятели, относились к противнику Диоскора епископы египетские, иллирийские и палестинские. Едва вошел Феодорит, раздались с их стороны крики: «Помилуйте! Вера погибает! Правила его изгоняют! Вон его! Вон учителя Нестория!» Восточные отвечали криком об изгнании вон «манихеев», «врагов Флавиана», «врагов веры». Когда Диоскор заметил: «Зачем изгоняется Кирилл, который им анафематствован?», раздались крики: «Вон Диоскора — убийцу!» Сановники безуспешно пытались прекратить шум, ссылаясь снова на папу, а также на устное свидетельство о православии Феодорита со стороны Максима Антиохийского и указывая, что для взаимных разъяснений с Феодоритом возможность в будущем вовсе не устраняется. В конце концов они должны были почти запретить простонародные восклицания как неприличные для епископов и бесполезные. Феодорит присутствовал потом и на втором заседании и дал разъяснение к одному месту томоса; на четвертом заседании он выразил свое согласие с томосом. Подозрения и недовольство против Феодорита части епископов были настолько сильны, что он не избежал необходимости выступить для оправданий себя на восьмом заседании 26 октября. Заседание открылось требованием епископов, чтобы Феодорит немедленно анафематствовал Нестория. Феодорит просил прочитать свои прошения императору и записки легатам. Отцы заявили в ответ, что не хотят ничего читать, и повторили требование — ясно анафематствовать Нестория и его учение. Ввиду нежелания его сделать это, не представив своих разъяснений, раздались восклицания: «Он — еретик! Он — несторианин; вон еретика!» Тогда Феодорит произнес анафему «Несторию и тому, кто не признает Св. Деву Марию Богородицей, и тому, кто разделяет единого и Единородного Сына на двух Сынов». Сановники нашли, что после этого всякое сомнение насчет его разрешилось и остается епископам лишь возвратить ему Церковь, как это рассудил уже папа Лев. Епископы признали тогда его достойным престола. По требованию отцев тут же произнесли анафему на Нестория (и Евтихия) Софроний Константийский и Иоанн Германикийский и на Евтихия — Амфилохий Сидский.
Более сложным было дело Ивы. В заседании 27 октября (9–е деяние, по латинскому тексту — 26 октября) он обратился к собору с заявлением, что обвинению от некоторых своих клириков он подвергся по интригам Евтихия и содействовавшего ему Урания (который был потом в числе его судей), но Фотий и Евстафий оправдали его и в его пользу писали им другие эдесские клирики: теперь он просил отменить решение Ефесского собора 449 г. и возвратить ему кафедру. По предложению легатов было затем прочитано тирское деяние 25 февраля 449 г. с оправданиями Ивы. Но когда после этого легаты обратились к собору с вопросом: как он думает об Иве, ответом было общее молчание . И сановники отложили решение дела до следующего дня. 28 числа (10–е деяние, по латинскому тексту — 27 октября) Ива опять выступил перед собором с просьбой отменить то, что в Ефесе было постановлено против него в его отсутствие. Отцы признали суд над отсутствующими вообще незаконным. Уже сделано было (Патрикием Тианским) предложение возвратить Иве священный сан, и восточные приветствовали его восклицанием: «Это — правый суд!» Но послышалось со стороны некоторых епископов возражение, что есть обвинители против Ивы (. oi ). По приказанию сановников был допущен на заседание диакон Феофил с тремя другими лицами, который попросил, в качестве улик против Ивы, прочитать принесенные им акты с разбором дела Ивы в Берите (предшествовавшем Тирскому собору примирительного характера) и затем — соответствующую часть актов собора в Ефесе 449 г. Прочитаны были беритские акты (с обвинениями против Ивы со стороны четырех его клириков и письмами его к Марию Персу). Ива попросил тогда прочитать письмо к его судьям «от всего клира» Эдесской митрополии (с отрицанием факта произнесения им слов: «Не завидую Христу…»). Но когда сановники предложили далее читать ефесские акты, этому решительно воспротивились легаты на том основании, что деяния Ефесского собора уже признаны папой не имеющими никакого значения (кроме лишь решения вопроса об Антиохийской кафедре: Максима признал и папа); нужно просить императора запретить законом даже прилагать имя собора к этому сборищу. Отцы, начиная с Анатолия Константинопольского, согласились с этим. Таким образом, как в деле Феодорита не сочувствовавшие ему епископы не хотели слушать его объяснений, так и теперь вмешательством легатов найдено было ненужным до конца и с полнотой расследовать дело Ивы. Началось голосование, и легаты первые заявили, что из прочитанных документов и показаний епископов они узнали о его невиновности (… ), а именно, в частности, по прочтении его письма убедились в его православии ; поэтому ему должна быть возвращена его Церковь, а о Нонне, недавно поставленном на его место, рассудит Максим Антиохийский. Анатолий тоже, ссылаясь на веру судивших его епископов и на то, что было прочитано, признал его свободным от обвинений (… … ), и, так как он подписал определение о вере собора и томос Льва, чуждым всякого подозрения (… … ). С особой решительностью то же заявил Максим Антиохийский ( , … …). Сдержаннее отнеслись к делу многие другие епископы, особенно те, которые сами участвовали в суде над Ивой в Ефесе. По Ювеналию, «божественное Писание повелевает принимать обращающихся: мы принимаем поэтому и от еретиков, посему я нахожу справедливым оказать милосердие и Иве, который притом стар, и возвратить ему, как православному, епископское достоинство» (Фалассий и Евсевий Анкирский — ссылка на тирское деяние и на анафематствование Нестория; Евномий Никомидийский — «прежде злословил Кирилла, теперь опроверг»; Иоанн Севастийский, Василий Селевкийский, Петр Гангрский и др. — «милосердие любезно Господу»). Евсевий Дорилейский заявил, что «когда столько святых отцев возвратили Иве епископство», то согласен с этим и он. На требование собора анафематствовать Нестория Ива выразил полную готовность сделать это и произнес также анафему «на всякого, кто мудрствует не так, как мудрствует этот святой собор».
Тот исход, какой догматический спор получил на Халкидонском соборе, не мог не отразиться весьма существенными следствиями вообще в жизни восточных Церквей. С устранением александрийского монофизитства и антиохийского несторианства утверждается, как идущее средним между крайностями путем, греческое православие. Параллельно с этим теряют свое значение патриархаты Александрийский и Антиохийский и возвышается Константинопольский, в котором объединяются теперь греческие диоцезы и диоцезы Малой Азии — Понтийский и Асийский.