Лексика русской разведки. История разведки в терминах

Алексеев Михаил Александрович

24 июня 1700 г. в Швецию прибыл «в чине резидента ближний стольник князь Андрей Хилков»⁴⁶⁸, а уже с 20 сентября в связи с объявлением Россией войны Швеции он находился под арестом, который длился 18 лет. Он так и умер на чужбине. И хотя Хилков находился под арестом, некоторые права дипломата у него сохранялись: его не ограничивали в переписке с Москвой, чем Хилков активно пользовался. Однако все его письма в Россию и ответы оттуда проходили обязательную проверку в канцелярии шведского Сената. И естественно, даже намек на конфиденциальную информацию из них тут же изымался. В связи с этим Хилков использовал шифр – «особую цифирную азбуку», или, по его выражению, «цифирь», а иногда и симпатические чернила на основе квасцов⁴⁶⁹.

Из шифрованного письма, переданного Хилковым в Россию в 1703 г., следует, что он использовал симпатические чернила или, как называет их Хилков, желтые чернила. В этом же письме содержится уведомление о том, как можно читать письма с «секретом»: их надо нагревать («поджигать на жару»), и тогда все строки, написанные желтыми чернилами, проступят на бумаге. Симпатическими чернилами Хилков писал между строк обычного письма и на всех свободных местах, даже на конверте⁴⁷⁰.

Переписка Хилкова с Посольским приказом, как в случае направления открытых сообщений, так и зашифрованных писем или написанных тайнописью, проходила через русских дипломатических представителей в различных европейских странах. Одним из них был окольничий А. А. Матвеев, посол в Голландии, и множество писем шведского резидента прошло через Гаагу. Хилков пользовался услугами русского посла в Копенгагене А. П. Измайлова и посла в Берлине Ю. Ю. Трубецкого.

Отправляя «тайнописные» сообщения, А. Хилков прибегал к услугам курьеров – обычно русских по национальности – для доставки писем по назначению. Из его писем можно судить об опасности таких предприятий. В 1701 г. Хилков пишет, что один русский купец, согласившийся доставить его письма в Копенгаген Измайлову, был пожизненно заключен в тюрьму шведскими властями. В другом письме Хилков сообщает, что нанял человека доставить письма бранденбургскому посланнику, и если его поймают, то «умертвят безгодно [непременно]». Шведские власти пристально следили за сношениями русского резидента с внешним миром: только малая часть донесений Хилкова достигала адресатов, о чем он узнает впоследствии от своего брата Юрия.

В качестве источников для получения информации Хилков использовал прежде всего посланников различных государств, живших в Швеции, и высших шведских сановников, умело распоряжаясь «соболиной казной», выданной ему в Москве. В одном из писем 1700 г. он пишет: «Особно себе друга имею», намекая на бранденбургского посланника графа Фредерика Дону, который являлся племянником шведского канцлера Бенгта Оксеншерны и был весьма полезен Хилкову. Английский и голландский послы «гораздо ласково и учтиво поступают и в каких нуждах случается –всякие ведомости присылают»⁴⁷¹, – сообщал в Москву Хилков.

Еще одним источником сведений для Хилкова являлись тайные люди. Согласно его письмам, такие тайные люди находились в Тарту, Риге, Колывани и других городах Лифляндии и прилегающих земель. Хилков, находясь в плену, располагал определенной свободой, что позволяло ему привлекать к сотрудничеству отдельных лиц. Если принять во внимание тот факт, что шведские пленники в Москве (прежде всего, Книпер и генерал Горн), как пишет Хилков, «посылают шпеков для проведывания» в район боевых действий, то, очевидно, что вышеуказанные тайные люди являлись такими же шпионами русского резидента в Швеции⁴⁷².

В Петровскую эпоху центром, где создавались шифры и откуда они рассылались корреспондентам, был Посольский приказ, а затем – Посольская походная канцелярия⁴⁷³, Посольская канцелярия, Посольская коллегия, а в дальнейшем – Первая экспедиция Коллегии иностранных дел. Вся деятельность по изготовлению шифров проводилась под непосредственным руководством самого императора, канцлера и вице-канцлера. Существовал специальный штат, которому поручалось зашифровывать и расшифровывать переписку⁴⁷⁴.

В начале XVIII в. из немецкого (werben) или польского (werbowa'c) языков

в русский приходит глагол вербовать в значении ‘нанимать на военную службу’⁴⁷⁵. «Имеют они [шведы] соизволение, дабы всякой капитан на свой корабль [мог] вербовать салдат», – встретилась в «Письмах и бумагах императора Петра Великого» реляция, датированная 1704 годом⁴⁷⁶. В 1711 г. Б. И. Куракин, находившийся в Лондоне, обращается к «милорду Витворту» – барону Чарльзу Уитворту, назначенному чрезвычайным и полномочным послом королевства Великобритания в России с письмом, в котором выражает обеспокоенность наращиванием шведских войск в Померании за счет найма на военную службу солдат, проводимого по указу короля Карла XII генералом Гелденштерном (Гилденштерном): «К тому ж… в дукатстве [герцогстве] Бременском и Ферденском вновь два регимента [полка] вербуют, также и в княжестве Дуипонт [Deux-Ponts] два регимента вновь навербованы»⁴⁷⁷.

Переносный смысл глагола вербовать – ‘привлекать, вовлекать’⁴⁷⁸. Значение ‘привлекать к сотрудничеству с разведкой’ появится намного позже.

В годы Северной войны дипломатические представители Москвы пытались препятствовать найму солдат в шведскую армию на территории Западной Европы. 5 марта 1708 г. Б. И. Куракин писал из Гамбурга ведавшему посольскими делами Г. И. Головкину о реакции бургомистров города на его запрос по данному вопросу: «И вчерашнего дня на предложенные дела ответствовали: о вербован<ь>е королю Швецкому здесь запретить не можно; для того что есть член империи, имеет свои провинции Бременское [по Вестфальскому миру 1648 г. Бремен перешел под власть шведов] и другие, а Лесчинскому [Станислав Лещинский, король польский и великий князь литовский в 1704–1709 гг.] здес вербован<ь>я салдат не было и топерь нет, и в том хотят преостерехать и не допускат того»⁴⁷⁹. Напечатанное разрядкой в подлиннике было написано шифром, что привело к искажению слова вербовка при расшифровке, не исказив при этом смысла сообщения.

Изучая в мирное время иностранные государства во всех отношениях, стремясь вникнуть возможно полнее в реалии жизни этих государств, их интересы и замыслы, нельзя не изучать самым внимательным и систематическим образом прессу. «Если даже из прессы и не получаются исчерпывающие документальные [курсив автора] данные, то она всегда дает намеки и признаки, заставляющие соответственно направлять другие органы разведки для более детального изучения вопросов, обративших наше внимание»⁴⁸⁰, – утверждал один из руководителей русской разведки в годы Первой мировой войны генерал-майор П. Ф. Рябиков.

Одним из информационных потоков, поступавших в Москву в XVII в., были иностранные газеты, для обозначения которых стали использовать специальное слово куранты, заимствованное из названий голландских газет⁴⁸¹. По утверждению Макса Фасмера, одно из значений курант – ‘газета’ «заимствовано через немецкий. Couranten ‘ходячие вести, известия’, или через немецкий Kurant, или прямо из французского courant ‘бегущий’»⁴⁸².

Иностранные газеты играли значительную роль в обеспечении российского правительства сведениями о политической ситуации в Европе. Они компенсировали отсутствие в европейских государствах постоянных русских дипломатических представительств. Впервые сведения о доставке иностранной прессы встречаются в сочинении Исаака Массы, голландского купца из Гарлема. И. Масса приехал в Россию в 1601 г. для изучения торгового дела. Его сочинение о России охватывает события русской истории до 1610 г. Книга посвящалась принцу Морицу Оранскому⁴⁸³. Русские купцы также могли привозить иностранную прессу из заграничных поездок. Еще одним каналом, по которому иностранные газеты попадали в Посольский приказ, были дипломатические представители зарубежных держав⁴⁸⁴.