Ленин жЫв
Шрифт:
А может, не было никакого Мавзолея и каких-то там этих… заговорщиков?!
Их не было?!
– Вы пытаетесь зарыться в свои мысли? Вставайте, товарищ Кирилл!
И опять это знакомый голос… он вновь мучает барабанные перепонки своей загадкой и воспоминанием.
– А где… Ленин?
– Владимир Ильич себя плохо чувствует… и вообще, пока Вам не нужно видеться. Возраст у старика как-никак!
Кирилл кивнул головой и обречённо поддакнул:
– Да, да, конечно… и всё-таки… он…
Хрущёв груб и категоричен:
– Он будет в норме… позже…
Опять этот голос!
Стоп!
Он слышал его в Мавзолее! Да! Это был
Кирилл в ужасе посмотрел на Хрущёва и открыл рот от удивления и смятения, чтобы спросить, но не успел. Хрущёв, прижав палец к губам, покосился на потолок, потом громко, словно для кого-то сказал:
– У Вас был очень нервный и очень странный сон?! Вы несколько раз просыпались в бреду! Вам что-то приснилось страшное?! Да?! Товарищ Кирилл?
Кирилл беспомощно замотал головой, понимая, что он должен сейчас просто либо молчать, либо подыграть этому… Хрущёву или председателю заговорщиков.
– Да… уж, вот, не могу отойти… а мне можно виски? Или пива? – растерянно пробормотал он.
– Нет! – обрезал Хрущёв. – В ближайшее время никакого спиртного! Вы должны попасть к врачам в нормальной форме стерильного пациента. Так что принимайтесь приводить в порядок своё тело! – почти скомандовал Хрущёв.
– Когда надо будет, я Вас найду! – сказал он, то ли дав понять, что Кириллу надо ждать новой встречи с заговорщиками, то ли просто то, что Хрущёв подаст ему определённый знак.
Кирилл остался один.
Он некоторое время лежал недвижим, вслушиваясь в тишину. Потом, убедившись, что в номере никого больше нет, скоро и ловко вылез из-под простыни и поплёлся в бассейн. Там он осторожно спустился в воду и несколько минут плавал в ней, как осенний лист, безвольно и обречённо бесцельно. Затем он нырнул – и к нему вернулась как-то скромненькая бодрость. Затем он нырнул ещё и ещё… потом начал плескаться, как морж, фыркая и резвясь. Устав от своего развлечения, он, тяжело дыша, выполз на мраморную ступеньку и некоторое время сидел и ждал, пока вода окончательно стечёт с его тела. Потом он поплёлся в большую комнату, гостиную, и увидел, что бар, в котором стоят бутылки, закрыт толстой стеклянной перегородкой. Кирилл потрогал её и, поняв, что остался без выпивки, обречённо плюхнулся в мокрых плавках на роскошный диван.
Затем ему принесли завтрак, затем он обнаружил, что у него есть возможность посмотреть кино по плоскому и странному большому телевизору, а затем он просто стал валяться на диване от безделья, распевая какие-то блатные матершинные песенки. Потом был ужин и опять просмотр фильма со скуки. Кирилл понял, что местные телепрограммы ему смотреть запрещено, поэтому он вынужден был, пользуясь электронной картотекой, которая находилась в пульте от телевизора, часами смотреть старые советские фильмы. Благо фильмотека этой элитной спецгостиницы была огромная.
Всё это время он понимал, что чего-то ждёт. Или кого-то…
Но ничего не происходило.
Он превратился в обыкновенного узника тюрьма, только вот в отличие от того же Дантеса – будущего графа Монте-Кристо – его камера была очень и очень комфортабельной.
Он уснул на диване.
И на следующий день всё повторилось вновь.
Потом опять.
Сколько прошло вообще таких вот безликих и длинных и нудно противных дней, он не знал…
Очнувшись оттого, что ему нужно вести самому какой-то отсчёт на пятый… или, может быть, седьмой день, он хотел было завести себе какой-то маленький календарь заточения, но не придумал где и чем делать эти самые зарубки.
И ещё три дня прошли в тоске и ожидании.
Безвременье. Вот что значить безвременье.
Он попал в ситуацию безвременья!
Время ему, оказывается, и не нужно, оно материально, но оно обесценилось! Оно не нужно его телу, его организму, его жизни. Оно лишнее теперь для него и не имеет никакого значения! Вот так жить без времени!
А это, оказывается, страшно: взять и оказаться без времени! Хоть один человек мог бы себе представить, что время ему не нужно?!!!
Оно просто не нужно!
Кирилл то ходил по номеру, то лежал в кровати, то на диване и всё время думал, думал, думал. И мысли всё больше и больше пугали его! Они пугали его именно безвременьем!
«Мы всё время… Господи, я даже в мыслях обращаюсь ко времени! Вот опять… мы во время!!! В нормальной жизни только и думаем, что про… время! Оно для нас… то медленно тянется, то слишком быстро бежит! Мы всё время… Господи, опять время… Мы всё время сравниваем что-то со временем! Опять со временем! „Со временем подрастёшь“, – говорит мать! „Ты временный человек на этой земле“, – говорит поп! „Время – деньги“, – говорит бизнесмен! И все они правы! Но могли бы они представить, что вот так, однажды, человек возьмёт и обесценит время! Просто уберёт его как понятие, как физическую структуру! А вообще время может быть именно физической структурой, если твоё тело не стареет?! Как оно может стареть, если нет времени?! А может, это и есть самое страшное наказание – мне… да и другим вот так, ощутить, что времени больше нет! Господи, нет времени! У меня сейчас лопнет от дум таких голова! Сойду с ума?! И в самом деле, а могу ли я сойти с ума от того, что вот так рассуждаю? Интересно, когда я думаю, время вообще идёт?! Оно остановилось или нет? Нет, оно не может остановиться, ведь… оно тоже вечно! А что если я и есть время?!!! Что если я… просто вот так – превратился во время?!!! А?! Господи, как страшно!!!»
Он уснул. Сон был тревожным, и вообще, был ли это сон или так, полудрёма.
Но очнулся он от какого-то звука. Кирилл вздрогнул и увидел, что на пороге стоят охранники. А это значит – наконец-то за ним пришли!
Он был счастлив, что его вообще вспомнили и пришли!
– Как долго вас носило! – мрачно пошутил он и засуетился.
Он оделся быстро, но как-то нервно и дёргано. Он волновался. Он понимал, что его куда-то поведут, но куда?
К кому?
У охранников спрашивать бесполезно, хотя…
– А куда мы идём?
Молчание…
Молчание – лучшая защита…
Его вели по коридору. Он чувствовал, что раздуется хоть такой, под конвоем, но прогулке. Он радуется просто движению, стремлению к чему-то! Даже к неведомому!
Они поднимались на лифте, потом шли, шли. Раза три его передавали «из рук в руки». Конвоиры менялись, коридоры мелькали.
И вот, наконец, последняя, как он понял, остановка. Это было явно медицинское учреждение. Сотрудники и сотрудницы строго в белых и бледно-синих одеждах. На лицах марлевые повязки. Так что черты человека рассмотреть нельзя. Его завели в большой кабинет. Он напичкан какой-то аппаратурой. Мониторы, шкафы с лампочками и датчиками, лампы причудливой формы с ядовито-синим свечением. Какие-то приборы со шлангами и насосами и куча различных странных сосудов с жидкостями.