Ленин. Социально-теоретическая реконструкция

Владимир Ильич Ленин был первым, кто превратил в практическую цель, в программу знаменитый тезис К. Маркса, выведенный из анализа противоречий «современного общества»: «Бьет час капиталистической частной собственности». [1] Российская революция была первой в истории попыткой создания «безгосударственного» общества («коммунизма»), уничтожения капиталистической организации труда, капиталистического разделения труда и общественных классов. Даже с расстояния в несколько десятилетий она должна считаться историческим достижением Ленина. В то же время в определенном смысле с именем Ленина как основателя советского государства неразрывно связана и семидесятилетняя история СССР, происходившая из «антигосударственного» и антикапиталистического эксперимента социальной революции, не удавшегося по историческим причинам.

Несмотря на то что уже почти два десятилетия в Европе не существует крупных, пользующихся влиянием в своих странах и на международной арене организаций, движений или политических партий, которые провозглашали бы лозунг социальной революции, той или иной («безгосударственной» или «государственной») формы социализма, вокруг Ленина, как на его родине, так и за ее пределами, не утихают политические и научные споры. После 1991 г. стало совершенно ясно, что в области политической практики серьезные коллективистско-социалистические перспективы в мировых масштабах стали крайне туманными. В такие эпохи не только профессиональные историки, но и интеллектуальные и политические группы, размышляющие о возможностях гуманистического преодоления современного

буржуазного общества, задумываются о причинах своей маргинализации, о своих традициях, предпосылках, источниках, о корнях, из которых в XX в. развились идея и практика общественного переворота. Это — богатая традиция, в которой, наряду с Плехановым и Мартовым, Каутским и Розой Люксембург, Лукачем и Грамши и многими другими, важнейшее место — и это нельзя оставить без внимания даже в XXI в. — принадлежит В.И. Ленину. В то же время, как известно, в современной исторической науке звезда революционеров-социалистов (то есть людей, которые работали над созданием коллективистско-гуманистической альтернативы капитализму) сияет не слишком ярко. Историки иногда бывают типичными представителями «прислуживающей интеллигенции». У нас есть все основания не терять объективности, которая очень нужна историку, если он не желает поддаваться модным теориям и стремится сохранить критический подход. В наши дни изучение ленинского наследия практически оттеснено на периферию научной литературы, но это, конечно, не означает, что не публикуется множество книг и статей о Ленине и его деятельности. [2] Хотя марксизм служил для Ленина руководящим принципом прежде всего в области политики, политической борьбы, он вместе с тем позволил Ленину достаточно глубоко осмыслить почти все важнейшие проблемы эпохи, переосмысление которых, уже в совершенно других условиях, происходит и в наши дни.

Однако новые подходы несут на себе не только груз давних «пристрастий», но и бремя предрассудков нашего времени. Корни проблемы лежат, конечно, в самой личности Ленина, наследие которого может истолковываться по-разному, ведь в действительности существовало «несколько» Лениных. Несмотря на все «внутреннее единство» деятельности Ленина, он вел непрестанную борьбу и с самим собой. Например, одни требования предъявляли к Ленину сиюминутные нужды рабочего движения, когда он скрывался от преследования Временного правительства, и совсем другие — деятельность теоретика, занимавшегося проблемой освобождения всего человечества; один Ленин предстает перед нами в эпоху гражданской войны, на вершине власти, в обстановке террора, и совсем другой — в 1922 г., когда революционер и теоретик размышляет о будущем, находясь уже во власти тяжелой болезни. Ленин, осенью 1917 г. желавший уничтожить всякую государственную власть (вспомним «Государство и революцию»), находит свое место рядом с политиком и государственным деятелем, который после октября 1917 г. занимался организацией нового, советского государства. Однако тот, кто часто пытается растворить теоретические положения Ленина в его практических политических мерах, причем мерах нередко вынужденных, совершает грубую методологическую ошибку. Подобное искажение может допускаться с разных, больше того, противоположных мировоззренческих позиций. В то же время, несмотря на эту многоликость Ленина, в его жизни прослеживается интеллектуальная эволюция, обеспечивающая единство его деятельности. Таким образом, в этой книге ведется поиск «единства и различий» в образе Ленина.

Тема этой книги не уникальна в венгерской «лениниане», ведь Дёрдь Лукач еще в 1924 г. опубликовал, как он выразился, «исследовательский очерк» о «взаимосвязи идей» Ленина. [3] Конечно, я не могу выступить с таким амбициозным замыслом, ведь написанная 84 года назад работа Дёрдя Лукача является необычайно ценным, оригинальным философским трудом, который жил и живет своей особой жизнью. [4] Цель моей книги в другом, в исторической реконструкции идей, социально-философских, теоретических взглядов Ленина. Может показаться, что современная историческая ситуация не благоприятствует объективному изучению ленинских идей, но на самом деле верно обратное: в настоящее время нет никаких моментов, которые придавали бы данной теме политическую актуальность (в глубинном смысле) и затрудняли бы тем самым задачу ученого-историка.

С другой стороны, есть книги, написание которых кажется «нелогичным» именно потому, что они не актуальны, далеки от «духа эпохи», их тема представляется устаревшей. Во многих случаях, однако, позже выясняется как раз обратное (как уже выяснилось в случае Эрвина Сабо, Троцкого или Бухарина). Правда, если задуматься над историей феномена Ленина, то, думается, вес же можно доказать актуальность его изучения. Мы хорошо помним, что в десятилетия государственного социализма в Венгрии вышло в свет огромное количество книг, брошюр и статей о жизни и деятельности Ленина. Его произведения публиковались в самых разнообразных формах и такими невероятными, по сегодняшним меркам, тиражами, каких удостаивались лишь немногие авторы. Лишь простое перечисление названий ленинских работ, изданных в Венгрии в 1960-е гг., составило отдельную книгу. [5] Конечно, общая, «систематизированная» интерпретация деятельности Ленина, создание «канонического» текста вплоть до 1989 г. оставались советской монополией. Видимо, этим и объясняется то, что в Венгрии за это время не было создано ни одной обобщающей работы о Ленине, если не считать официальных советских биографий Ленина, которые публиковались на всех восточноевропейских (и, конечно, не только восточноевропейских) языках. [6]

Столетняя годовщина со дня рождения Ленина в определенном смысле стала событием большого значения. Даже в Венгрии она казалась своего рода поворотным пунктом, так как праздновалась вскоре после 1968 г., ставшего годом активизации «новых левых» и во многих смыслах означавшего смену эпох. В Венгрии наивысшим интеллектуальным достижением, связанным со столетней годовщиной со дня рождения Ленина, стала художественная биография Ленина «Ленин, Октябрь», написанная писателем Ласло Дюрко и вырвавшая образ вождя революции из оков идеологических штампов, которыми были переполнены скучные пропагандистские издания. Собственно говоря, определенное переосмысление образа Ленина началось уже в 1960-е гг. [7] Первая значительная биография Ленина, носившая научный характер, принадлежала перу американского левого интеллигента Луи Фишера. [8] В этой и поныне интересной книге Л. Фишер не только оспаривал официальную советскую трактовку деятельности Ленина, связанную с именем П. Н. Поспелова, но и, опираясь на обширную литературу, предложил новую интерпретацию образа Ленина. Наряду с другими проблемами на переднем плане в книге находится, конечно, «диктаторская роль» Ленина, а также его отношение к соратникам по революционному движению. Эти темы и в 1960-е гг. считались «табуированными» в СССР (и вообще в Восточной Европе). Книга Л. Фишера была издана в Лондоне и на русском языке, [9] оставила свой след во всей «мировой системе социализма», хотя, конечно, не смогла оказать серьезного влияния на духовную жизнь в СССР.

Несмотря на юбилейные празднества, культ Ленина в СССР не привел к созданию глубоких, серьезных научных работ. Быть может, здесь сыграла роль и своего рода реакция на открытость, характерную для предыдущих, хрущевских лет. Однако и в 70-е гг. на официально ограниченной базе источников и в заданных идеологических рамках создавались необычайно подробные, «позитивистские», иногда очень ценные исследования, посвященные некоторым частным проблемам или отдельным событиям. [10] В середине 1980-х гг. перестройка открыла все сдерживающие шлюзы, что привело к хорошо известным переменам: развалившийся режим государственного социализма и рухнувший СССР погребли под собой культ Ленина, а также свою опиравшуюся на Ленина легитимационную идеологию, «марксизм-ленинизм», вместе с его огромной институциональной системой и культурой, созданной массой ученых для оправдания и поддержания режима. [11] Не удивительно, что в период перестройки историческая наука оказалась политизирована еще сильнее, а в том, что касается ленинской тематики, историческое исследование трансформировалось в политическое предприятие. Новому режиму также была нужна легитимирующая его идеология. Один за другим публиковались касающиеся Ленина документы, ранее неизвестные ученым и не попавшие в «Полное собрание сочинений» по причинам, связанным с требованиями культа. Публикация этих документов и связанный с ней пересмотр всей ленинской проблематики стали походить на своего рода бизнес, началась борьба за право обнародования тех или иных документов и их презентацию в прессе. Сложился «антикульт», превратившийся в «шоу», старые меха наполнились новым, низкопробным вином.

Конечно, нельзя не учитывать изменения международной интеллектуальной атмосферы. Все яснее вырисовываются характерные черты этого явления, а также и связанного с ним политического бизнеса, вовремя замеченные серьезными историками. Безусловно, заметить новые тенденции было не так уж сложно, поскольку в новых формах и с новыми функциями вернулась привычная риторика, логика, привычные мысли времен холодной войны 1950-х гг., хотя, конечно, то, что тогда было драмой, теперь оказалось фарсом. Как подчеркнул Э. Хобсбаум, европейских инициаторов этого поворота можно найти прежде всего во Франции среди бывших марксистов и коммунистов, ставших блестящими историками: «Всемирный конгресс историков 1950 г. привлек молодых марксистов, однако на нем отсутствовали многие прекрасные историки, превратившиеся в конце концов в антикоммунистов. В то время они были молодыми бескомпромиссными активистами Коммунистической партии: Франсуа Фюре, Энни Кригель, Ален Безансон, Ле Руа Ладури. Мне посчастливилось познакомиться с ними только в посткоммунистический период их творчества». [12] Э. Хобсбаум упоминает о похожем повороте, совершенном А. Хеллер, [13] и этот ряд можно было бы продолжить долгим перечислением имен венгерских авторов, если бы их результаты в изучении деятельности Ленина не были бы так постыдно незначительны.

В России сложилась несколько иная ситуация, там образ Ленина получил важную роль и в новой идеологической атмосфере. С некоторым опозданием в России так же, как и на Западе, развернулось «иконоборческое» движение, возглавленное неожиданно «прозревшими» марксистами-ленинистами, бывшими комментаторами текстов «классиков». Классическим примером этого является опубликованная в 1994 г. книга о Ленине бывшего начальника Главного политического управления Советской Армии, ныне уже покойного генерала Д. А. Волкогонова [14] или же менее известная книга А. Г. Латышева («Рассекреченный Ленин»). [15] В то же время появились и качественные работы по истории российской революции и большевизма, содержавшие новые концепции и подходы к теме, [16] конспективный обзор которых дал О. В. Волобуев. [17] С новой точки зрения Ленин как теоретик показан как бы мимоходом, в качестве «марксиста-догматика», а на передний план выдвигается силуэт прагматического политика.

В рамках модного ныне постмодерна, с его разочарованностью в ценностях левых сил и консерватизма с характерным для него духом традиционализма, Ленина размещают в нарративе «терроризма и диктатуры». В настоящее время в Венгрии, видимо, наиболее сильное влияние имеет коренящийся в ситуации холодной войны 50-х гг. образ Ленина, нарисованный Р. Пайпсом; при этом надо отметить почти полное отсутствие в венгерском обществе серьезного, глубокого интереса к ленинской тематике. [18] Пользуясь языком постмодерна, можно сказать, что произошла деконструкция наследия Ленина или, иначе говоря, «ленинский нарратив» был перемещен в исторический «тупик» подобно «терроризму» (под которым понимается любая радикальная оппозиция капитализму). Модная систематизация такого рода в понятийном отношении слабее и путанее, чем любая другая со времени смерти Ленина [19] .