Ленинград-43
Шрифт:
Впереди что-то горело и взрывалось, из пыльного и дымного месива навстречу нам выскочило еще несколько машин, танков не было ни одного. Затем наши «засадники» сверху начали стрелять, у них был лучше обзор, а мы по-прежнему не различали впереди ничего, кроме какого-то непонятного движения, нельзя было разобрать, где гунны, а где наши. Ведь не больше десятка грузовиков и джипов успели проскочить назад мимо нас, а где все остальные?
Выстрелы впереди, в ответ — но не по нам. Зато наверху сразу потянулся черный дым, за ним второй — двух «засадников» уже подбили! А мы так и не вступили в бой! Ну где же гунны, бронебойный снаряд в казеннике, рука на спуске, мы вглядывались в дым, в злом ожидании — только покажитесь! Кого тут убивать? «Третий, я Первый, да кто там у вас?» — «Танки гуннов, просто огромные, мы их не пробиваем!» — «Сколько?» — «Видим пока десяток».
Сверху наш третий взвод вел бой. И никто не отступил. Даже зенитчики поливали вниз очередями — черт, значит, там кроме танков
Дым впереди, ярдах в пятистах. Вижу какое-то шевеление и стреляю — и сразу туда начинают бить все остальные «ведьмы». Но движение не прекращалось, и вот показался танк, огромный и серый, с покатой броней и чудовищно длинной пушкой. Нам показывали силуэты как новых немецких танков, «тигров» и «пантер», так и более старых, «тип 3» и «тип 4», однако этот был ни на что не похож, разве что на сильно выросшую «пантеру». Мы стали стрелять, и я видел, как на его броне вспыхивали искры от попаданий наших снарядов, но ему, казалось, не было до того никакого дела. Вот гунн повел пушкой — и одну из «ведьм» просто разорвало на куски, взорвался боезапас. А затем из дыма появился еще один такой же, и это было ужасно. Я сам всадил в первого из бронемонстров четыре снаряда подряд, эффект был, словно от бумажных шариков. А из дыма вылезали еще танки, это были «тигры» — один, второй, третий. О господи, шесть «ведьм» уже горят!
Мне было очень страшно! Так, как никогда ни до, ни после. Больше всего хотелось выскочить из машины и бежать, не помня куда. Но я делал всё, как автомат, стараясь не думать, что вот сейчас будет удар, взрыв, и меня не станет. И мне, то есть всему моему экипажу, очень повезло, что нас выбрали последней мишенью. Гунны даже не слишком спешили — медленно поворачивали свои чудовищные пушки, сами стоя на месте, у нас под прицелом, и выстрел, один из нас горит!
Кажется, я приказал водителю: «Назад!» И почти сразу мы наехали на камень, размотав гусеницу, помню страх от мысли: «Это уже конец». Но приказ покинуть машину я отдать не успел, когда долину накрыло. Артиллеристы всё ж наладили связь, наверное, получив информацию от бежавших, не знаю. Но я видел вблизи, что такое «серенада», и это был ужас! Как будто земля встает дыбом, начинается землетрясение в двадцать баллов! Всё дрожало и прыгало — а когда улеглось, впереди не было никого живого, только дым и пыль, в еще большем количестве.
Гунны отступили — и один из тех двух громадных танков тоже остался на месте, со сбитой гусеницей, как мы. В долине вообще всё разнесло в хлам, иные из груд железа нельзя было опознать, что это было вообще. Уничтоженных гуннских танков оказалось шесть, считая тот огромный, и еще там, оказывается, сзади были бронетранспортеры с пехотой, вот ей досталось хорошо! Когда стихло, мы были хозяевами поля боя, мы одни — пока не подошли «железнобокие», еще один батальон. А те шесть «тигров» записали на наш экипаж, дома в Штатах после всё было по полной программе — но это было потом. А я всё не мог забыть парней, мою бывшую роту «А», всю оставшуюся там — но офицер по работе с личным составом дружески посоветовал мне выбросить из головы, им всё равно не поможешь, а сам будешь страдать от депрессии, так что получи награду и радуйся, что сам жив, выиграл джек-пот.
Помню еще пленных гуннов, экипаж того поврежденного «тигра». Они дисциплинированно сдались в плен — но держались нагло, не скрывая своей уверенности, что очень скоро мы и они поменяемся местами. Я присутствовал при допросе — и помню, когда старшего из гуннов спросили про «огромные серые танки», он ответил, что это новая модель, «Тигр-Б», специально сделана для русского фронта, чтобы была хоть какая-то возможность уцелеть — здесь же несколько штук прислали на испытания, проверить на более слабом противнике. Так мы считаемся у гуннов слабее каких-то русских? Немец в ответ усмехнулся и ответил, что на Остфронте за подбитый русский Т-54 сразу дают Железный крест второй степени, а кто уже его имеет, то и первой. Здесь же Крест положен не меньше чем за пять «шерманов», причем уничтоженных в одном бою, так что делайте выводы. А сколько русских танков он лично подбил? Только один, сам же горел дважды, и в последний раз под Варшавой из всего экипажа спасся он один. Т-54 вооружен и бронирован на уровне «тигра», но это массовый средний танк, и когда на тебя наступает их целая орда, правильной тактикой, при умелом взаимодействии с артиллерией, авиацией и пехотой — это страшно! «У вас, янки, есть правило, что танки с танками не воюют — так теперь это стало актуальным и для Остфронта, открытый бой с русскими танками — проигрыш изначально, лишь бить из засад и укрытий — это какой-то шанс, да эти „Тигры-Б“, считается, смогут выходить на Т-54 лоб в лоб. Но тяжелый танк не может быть оружием глубокого прорыва, так что те легендарные германские танковые рейды сорокового и
Что стало с ними дальше, не знаю. Последующие дни помню смутно, вдруг оказалось, что гунны всё же прорвались, и мы отходим к Порту, поскольку Лиссабон уже отрезан. Помню разговоры о подвиге рядового Джона Доу —говорю так, потому что слышал эту историю не единожды, с разными именами — как этот парень спрятался в окопе, укрывшись плащ-палаткой, а когда «тигр» проехал мимо, выстрелил ему в борт из базуки — может быть, какая-то из этих историй и была правдой. Моему экипажу так и не нашлось новой машины, так что отступали как удастся, на попутных, а иногда даже пешком. Как добрались наконец до Порту, но вместо кораблей домой или в Англию нас отправили в окопы, сказав: «Дурачье, по морю всё равно не выберетесь, вас потопят. И вообще, уход из Португалии для Америки невозможен по политическим мотивам!»
Сейчас, много лет спустя, я знаю, что судьба сначала жестоко посмеялась над нами, жаждущими подвигов и побед, а затем подарила жизнь. Мы встретились в лобовом бою с самым страшным противником, какой мог быть — теперь известно, что «тигров» у немцев в Португалии было не так много, а «королевских», с которыми мы столкнулись, так вообще считанные единицы. У нас не было шансов — но всё же «ведьма» была не так плоха, ее пушка уверенно пробивала броню «пантеры», и мы имели достаточную подготовку и боевой дух, нам не хватало лишь опыта. Нашему экипажу повезло дважды — сначала остаться в живых после того боя; затем, чисто по случаю, оказаться не южнее, а севернее прорыва гуннов к побережью, ведь мы были приписаны к Пятому корпусу и должны были оборонять Лиссабон!
Авиаудар Дулитла семнадцатого числа был лишь отстрочкой, а не спасением. Наша Пятнадцатая воздушная армия разнесла в пыль немецкие аэродромы, после чего активность гуннов в воздухе резко снизилась — но и у нас почти не осталось самолетов, так что всего лишь удалось избежать немедленной катастрофы. Мы получили всего лишь несколько дней, еще и благодаря упорству парней из Пятого корпуса, они всё же брали с гуннов достаточную цену, потери у немцев были серьезные, и Роммель не решился наступать одновременно и на севере и на юге. Семнадцатого-восемнадцатого у них были все шансы ворваться в Порту, не встретив почти никакой обороны. Но генерал Хейслип, старый служака, вспомнил прошлую войну — махнув рукой на устав, мы вгрызались в землю, как кроты, почти не делая перерывов, падая от усталости, рыли траншеи и блиндажи, сооружали завалы, ставили мины и натягивали колючую проволоку, которая оказалась пригодной не только для ограждения полевых складов. У Хейслипа было пристрастие к саперам — благодаря которому Седьмой корпус был обеспечен строительной техникой в изобилии — а кроме того, несомненный талант заставлять подчиненных работать на пределе человеческих возможностей. Помню эпизод, который видел сам: немцы ведут беспокоящий обстрел, на поле и на склоне время от времени встают разрывы — и тут же работают бульдозеры, скреперы, экскаваторы, кабины которых обложены мешками с песком и обшиты стальными листами. Такой обстрел мог продолжаться по нескольку часов, и мы никак не могли позволить себе на это время прекратить работу — решив, что риск попадания не слишком велик, а осколки вреда не нанесут.
Мы успели за те два или три дня, что нас почти не трогали — главные силы гуннов были брошены на Лиссабон, где добивали наших при поддержке с моря гуннского флота, которым командовал все тот же проклятый Тиле! Затем немцы занялись нами. Их горные егеря подошли к Порту с востока уже двадцатого числа, а по приморской дороге, по которой мы только что отступали, шли их танки, и это было страшно. Двадцать четвертого я был ранен и в госпитале молился Богу, чтобы гунны не ворвались сюда — все говорили, что они не соблюдают никаких конвенций, и уже слышали, что в Лиссабоне тысячи наших раненых просто свалили на землю и раздавили танками! Мы знали, что что-то подобное было на Коррехидоре в сорок втором, но ведь япошки — это желтомордые макаки, совсем иной расы, здесь же такое творили белые люди, внешне неотличимые от нас. И они шли на нас, как боевые машины, как саранча, не зная страха и усталости, убивать нас было их работой, которую они были намерены сделать хорошо. Я помню, как уже двадцать шестого в разговоре впервые прозвучало страшное слово «капитуляция», всего лишь как один из возможных вариантов. Нас сдерживал лишь страх, что они сделают с нами то же, что в Лиссабоне — это хорошо, что генерал Достлер, отдавший приказ, был повешен в сорок шестом, вызывает лишь удивление, что его не казнили немедленно, как только поймали. А тогда мы очень боялись даже не самой смерти, а быть убитыми как бараны на бойне, не в бою. Некоторые из нас просили морфий, чтобы в последний момент умереть без мучений, другие держали под подушкой кольт, чтобы успеть захватить с собой хоть кого-то из гуннов. Мы слушали, как приближалась канонада — а затем вдруг стала стихать. После мы узнали, что русские начали наступление, и гунны спешно перебрасывали войска, забыв про Португалию, спасая границы рейха.