Ленинградский меридиан

Белогорский Евгений Александрович

Появление самоходок и удар авиации укрепили боевой дух немецких солдат и они с утроенной силой и энергией стали драться с противником. Неизвестно, чем и как закончилось бы это сражение, если бы наступление на Гонтовую Липку не курировал генерал Казаков. Едва только в небе над поселком появилась вражеская авиация, Василий Иванович тут же связался с Рокоссовским, который в свою очередь позвонил в штаб 14 Воздушной Армии и устроил разнос.

Нет, он не крыл трехэтажным матом и не грозил трибуналом и расстрелом, но его звенящий от гнева голос, оказал на летчиков аналогичное

воздействие. Все дело заключалось в том, что командование воздушной армии клятвенно обещало воздушное прикрытие наступающим на Липку частям, но как это часто бывало на войне, слова разошлись с делом.

К моменту звонка Рокоссовского все истребители были заняты прикрытием "илов" атакующих вражеские заслоны южнее озера Синявинское. Все, что это неполную эскадрилью "пешек" из смешенного полка.

Бросать пикирующие бомбардировщики без прикрытия истребителей - большой риск, но высоким генералам не приходилось привыкать рисковать жизнями своих подчиненных. "Пешки" ударили по Гонтовой Липке, и ударили весьма удачно. Своим пулеметно-пушечным огнем они повредили одну из вражеских самоходок, чем сорвали вражескую контратаку.

Вторую самоходку зажег расчет одной из "сорокапяток", вступивший в открытое противостояние с неприятельской бронемашиной. От разрыва выпущенного противником снаряда, весь расчет орудия вышел из строя, но перед этим метким выстрелом поразил немецкую самоходку.

Другим благоприятным фактом было то, что под удар "Пе-2" попал штаб 366-го полка, что оказалось фатальным для судьбы обороняющих Липку немцев. В результате налета советской авиации командир полка Венглер был тяжело ранен, а его заместитель убит, что внесло серьезную дезорганизацию в управление обороны гарнизона. Сопротивление гарнизона стало разрозненным, каждый взвод дрался сам за себя и к наступлению вечеру Гонтовая Липка пала.

Удары штурмовой авиации всегда были опасны и чувствительны для наземных соединений. Любой солдат, как бы опытен и силен он не был бы, какими бы ни были его моральные посылы и устои, не выдержит, когда по нему ведут плотный пулеметно-пушечный огонь и сдабривают это бомбами и реактивными снарядами. При этом вражеский самолет бьет по тебе не с угла атаки или при пикировании, а с бреющего полета. Когда тяжелая бронированная машина буквально ходит у тебя над головой и стреляет всем своим могучим арсеналом.

Все это было так необычно для немецких солдат, что они охотно верили геббельсовской пропаганде, что за штурвалом штурмовиков сидя смертники или сумасшедшие люди. И когда немецкие заслоны у озера Синявинское подверглись четырем налетам за день, они были вынуждены отступить. Советские штурмовики так хорошо поддали врагу, что преследовавшая врага 24 гвардейская дивизия не только оттеснила противника к реке Мойке, но даже смогла захватить плацдарм на западном берегу.

Когда генералу Мерецкову доложили об этом, он искренно и честно радовался этому и когда в ответ на его доклад Рокоссовский заявил, что не может разделить его радости, Кирилл Афанасьевич изумился.

– Я прошу вас объясниться, товарищ генерал-лейтенант. Мы, что здесь в бирюльки играем!?
– гневно воскликнул комфронта, напрочь позабыв, что его собеседник представитель Ставки.

– Ваше наступление на Мгу, носит второстепенный характер. Вы приблизились к Мге, но так и не взяли под контроль поселок Михайловский, что значительно ухудшило положение немецких частей обороняющих Вороново и Поречье. 4-й гвардейский корпус, несмотря на все свои усилия, не смог перерезать дороги ведущие к Синявино из Келколово. А о сегодняшней атаке на Синявино, я не знаю, что и сказать. Как так, взять поселок, отбросить врага и потом отступить из-за отсутствия у солдат боеприпасов?

Разговор между двумя генералами шел по телефону и Мерецков не мог видеть лица собеседника, а только догадываться, каким оно было в этот момент.

– Я не знал об этом, товарищ Рокоссовский, - сразу сдал назад Мерецков.
– Вам видимо сообщили о причине отступления наших солдат раньше меня. Этот факт конечно откровенно возмутителен и мы с ним обязательно разберемся, но война есть война, на ней всякое случается. Прошу понять меня правильно. А то, что мы ведем свое наступление на Мгу, то здесь в первую очередь мы выполняем приказ Ставки.

Комфронта даже пожал плечами, словно Рокоссовский мог это увидеть, но собеседник не принял во внимание его аргументов.

– Линдеман уже начал переброску подкреплений в Мгу и Синявино. Данные воздушной разведки в один голос говорят об этом. Немцы успешно наращивают свои силы на всех направлениях нашего наступления, и с каждым днем будет все труднее выбивать их с занимаемых позиций. И вместо того, чтобы как можно быстрее занять Келколово и отрезать от основных сил Шлиссельбург, Липку, Синявино и 1-й городок, вы упрямо поворачиваете 2-ю ударную на Мгу и распыляете силы фронта.

– Я выполняю приказ Ставки и лично товарища Сталина - начал генерал, но Рокоссовский оборвал его.

– Я тоже выполняю приказ Ставки и товарища Сталина и считаю, что стремясь сделать лучшее вместо хорошего, вы теряете время и возможности в ближайшие дни отрезать Шлиссельбургскую группировку врага и выйти к Неве.

– Ленинградский фронт завтра начнет наступление на Ивановское и это не позволит Линдеману свободно перебрасывать резервы с одного участка на другой. Оказавшись между двух огней, немцы не смогут эффективно защищать Мгу, а с её падением наступит крах всего этого участка обороны противника.

– Я бы не был бы столь уверен в этом. Немцы мастера вести оборонительные, а учитывая, какое значение, противник предает Ленинграду можно смело утверждать, что он будет сражаться за каждый метр этой территории. Вы согласны с этим?

– Согласен, товарищ Рокоссовский, но по-прежнему считаю, что взятие Мги основная задача нашего наступления - продолжал стоять на своем Мерецков.

– Я буду вынужден сообщить о наших разногласиях в Ставку.

– Сообщайте, это ваше право, - смелость прорезалась в голосе комфронта.
– Если Ставка изменит свою директиву относительно Мги, я подчинюсь, а до этого, буду выполнять полученный приказ.