Ленинский тупик
Шрифт:
Александр потянулся за новыми, тщательно отглаженными, “бригадирскими”, как он их называл, брюками, перекинутыми через спинку стула, начал одеваться. Нюра сдернула с его ноги модную, суженную книзу, брючину, воскликнула в сердцах: .- В брючки влезешь - лови тебя. Ответишь - получишь брюки.
Уголок рта мужа дернулся.
– Ты видала, как лиса в холод спит?
– протянул он неторопливо.
– Обертывается в свой хвост вокруг тела. И ей тепло. И ты в свои идеи обернешься, и хорошо тебе. А мне во что заворачиваться? У меня, как видишь, хвоста нет… Какая еще статья о постройкомах? Где?.. Сейчас о чем не пишут. Написать
– Не дам! Шагай так!
Он оглянулся на нее, улыбаясь своей отдаляющей улыбочкой.
“Коли дура, так образумь!” - едва не вскричала Нюра.
Александр шагнул к дверям, наступил на завязки кальсон, чертыхнулся. Нюра с размаху швырнула ему брюки: - На! А то как отличат в тебе бригадира…
Александр ответил раздраженно, пританцовывая на одной ноге и натягивая брюки: - Не ты меня поставила! И не перед тобой мне ответ держать!
В постройкоме Александр узнал - разговор предстоит о Тоне. Опять о Тоне?! Что стряслось?..
Вслед за Александром в свежевыкрашенную и уже запущенную - на полу окурки, сор - комнату постройкома вошел Игорь Иванович. Кивнул Александру. Жестом предложил ему перебраться от дверей поближе к Тихону. Александр отрицательно качнул головой.
Тихон Инякин высился над канцелярским столом, . накрытым выцветшим кумачом, как пожарная каланча. Размышляя о предстоящем опросе-допросе, прошагал туда-сюда вдоль стенки в своих новеньких чешских бурках, затиснутых для сохранности в галоши. На галошах белели опилки. Сонным голосом он спросил Тоню Горчихину, которая топталась в дверях с тетрадным листочком, видно, заявлением в руках: - Как твой случай разбирать, Горчихина, - по закону иль по совести?
Игорь Иванович подался вперед: “Тихон - купеческие мозги! Гениальный Островский. Купцы в его пьесах постоянно отделяли совесть от закона. Матушка Русь не меняется!”
Тоня от избытка чувств даже руками всплеснула: -По совести! По совести!
Тихон, - язвительно спросил Игорь.- Что ж это за закон, который при совестливом разбирательстве лучше всего спрятать в стол?
Инякин ответом не удостоил. Кивком отпустил Тоню. Едва за ней закрылась дверь, прозвучал хрипловато-надорванный голос Чумакова - Тонька не хочет, значит, убираться из конторы. Жалится на всех… - Чумаков, бросив окурок на пол, пересел к столу, повертел вокруг пальца ключ на веревочке.- Держать Тоньку никак невозможно… - Он вынул из кармана какую-то бумагу. Глядя на нее и хмурясь, перечислял, в какие дни Горчихина отказывалась выполнять его, Чумакова, приказы. Он перечислял прогрешения Тони долго, и половины их было бы вполне достаточно для самой либеральной комиссии. Тимофею Ивановичу невольно вспомнились слова профессора-языковеда, которому он в свое время немало крови попортил: “Избыток фактов есть признак неуверенности…”
Чумаков взял со стола истерзанную, без начала и конца книгу. Книга, похоже, много лет переходила из одной конторы в другую, от штукатуров к малярам, от маляров к каменщикам. Ее листали сотни пальцев;- в белилах, в охре, в кирпичной пыли; на ней, как на палитре, остался след от всех красок, которые когда-либо шли в дело. Чумаков открыл ее на странице, заложенной бумажкой.- Вот. Кодекс законов о труде… КЗОТ.
– Он отчеркнул на полях ногтем, протянул книгу почему-то не Инякину, председателю комиссии по трудовым спорам, а Тимофею Ивановичу.
– Здесь есть статья: коли рабочий воротит рыло от своего дела….
Игорь Иванович перебил Чумакова голосом, в котором звучала усмешка: - Вы же хотели по совести. А не по закону… Чумаков закрыл книгу, ответил раздраженно: - Мы по совести и разбираемся; а КЗОТ что…- Он бросил книгу на стол, несколько пожелтевших страниц разлетелись по сторонам.
– КЗОТ… он для формулировки Игорь Иванович перересел ближе к столу.
– За что вытуриваете Тоню, если по совести! Не можете простить ей давнего?
Чумаков снова повертел на пальце ключ, ответил вполголоса, словно бы застеснялся: - Блюдем, Игорь Иванович, Шурин интерес… Высокий авторитет бригадира.
– Покосившись на крановщика и заметив, что эти слова не произвели на него впечатления, разъяснил: - Тоньке с Нюрой Староверовой нa одних подмостях тесно. Того и гляди одна другую вниз столкнет. С восьмого этажа. Развести их надо по разным углам…
От дверей донеслось с негодованием: - Плети-плети, да меру знай!
Чумаков вскипел: - Нужна тебе, бригадир, при живой жене Тонька или нет - дело твое. Но по закону кодекса о труде такую распустеху держать нельзя.
– Он дотронулся машинальным движением до своего уха.- И не будем! .. И вам, Игорь Иванович, ее под защиту брать ни к чему… Вот факты. Вот закон- положил руку на книгу, которую только что небрежно откинул.
– Народный закон. Поперек закона не встанете! Не те времена… Понятно?!
Игорь Иванович втянул в себя губы, чтобы удержаться от слов, которые были готовы вырваться, и спокойным тоном спросил, вручались ли Тоне наряды в те дни, когда она отказывалась от от работы?
От дверей послышалось саркастическое: - Хо!.. Вы же знаете, Игорь Иванович, у нас сроду наряды задним числом выписываются!
Игорь Иванович попросил, чтобы ему передали Кодекс законов о труде; отыскал статью, в которой было сказано, что рабочий, не имеющий на .руках наряда, имеет право не приступать к заданию…
На грубых, коричневых от зимнего загара лицах Чумакова и Инякина отразилось замешательство. Принимая от Игоря Ивановича KЗОТ, Инякин глянул на книгу настороженно, недружелюбно,как смотрел на людей, от которых жди хлопот.
Затем он поднял глаза на Чумакова.. Чумаков молчал, суетливо, по своей привычке перебирая руками.. Он впервые столкнулся с человеком, который знал кодекс о труде, оказывается, не хуже, чем он.
Чумаков сунул ключик в нагрудный карман пиджака, намереваясь, похоже, заговорить напрямик. .
Белая бурка в галоше наступила на его ногу, и он принялся листать KЗОТ. Пальцы Чумакова заработали со стремительно”тью кpoтовых коготков, роющих подземный ход.
Александр метнул в сторону Чумакова насмешливый взгляд: “Что, съели?”
Усмешка Александра, да и само его поведение на комиссии насторожили Игоря Ивановича. видно, не зря комиссию по трудовым спорам на стройке окрестили- “Тишкиной комиссией”. Огнежка как-то даже бросила в сердцах на одном из собраний: “Инякин суд!”
Почему же то, что говорит народ на подмостях, в общежитии, не прозвучало в устах избранника народа -Александра Староверова? Ведь здесь пытаются втоптать в грязь честь его товарища, честь женщины, а заодно и Александра, - словом, действительно,.творят Инякин суд…