Ленька Охнарь (ред. 1969 года)
Шрифт:
— Вы, не в загс торопитесь?
— Может, свидетели нужны?
— Громко не целуйтесь — комендант оштрафует!
ХХХIII
За дверью комнаты Леонид почувствовал, как действительно душно было на пиру у молодоженов.
Длиннейший прямой коридор утопал в полутьме, освещенный редкими, наполовину погашенными плафонами. По обеим сторонам, словно в гостинице, тянулись одинаковые двери с номерками. Было сравнительно тихо, как может быть тихо в громадном общежитии. Из комнат слышался приглушенный
Там и сям по коридору гуляли парочки. Появлялись они с вечера, к ночи их становилось заметно больше; некоторые, словно статуи, до вторых петухов застывали где-нибудь в нише окна, в полутьме колонны. Каждая парочка сторонилась других парочек и вообще встречных, словно прокаженных.
— Как ты живешь, Аллочка? Я каждый день собираюсь в Алексеевку, навестить тебя. Все тогда захватили с Малого Фонарного?
— Все. Ах, знал бы ты, какой Илья мелочный! Вдруг явился на рабфак и стал требовать, чтобы я отдала его золотые часы. «Ты их взяла». Представляешь?
Хорошо, что они миновали плафон и шли в полутьме, Леонид вспыхнул, закашлялся. «Видал, как всякое гнусное дело выплывает? » Признаться, что это он украл часы и выбросил? Мужества бы у него хватило. А вдруг Алла отвернется? После как-нибудь расскажет.
От замешательства он вслух повторил свою недавнюю мысль:
— Ребята все женятся, один я холостой.
— И правильно делаешь, что не торопишься, — сказала Отморская. — Поверь моему опыту, Леня. Два раза я обожглась... Не желаю тебе испытать и сотой доли тех разочарований, которые испытала я.
Она ловко перевела разговор на то, какие спектакли видела, с какими артистами, несмотря на сопротивление Ильи, ей удалось познакомиться. Леониду было очень интересно все, что касалось ее жизни.
Влюбленные проявляют удивительное понимание того, что хочет сказать любимый человек, подхватывают его мысль на лету и развивают иногда успешнее, чем он сам. Леонид несколькими верными репликами подкупил Аллу, заставил говорить совсем доверительно.
Оказывается, за эти полгода она побывала во всех театрах столицы, отлично знала составы трупп и высказывала тонкие наблюдения над игрой знаменитостей. Чрезвычайно привлекало ее кино. На сцену пробиться почти невозможно: все места заняты заслуженными, перезаслуженными старухами со вставными челюстями, которые красятся, затягиваются в корсеты и все еще играют молодых, отпугивая своими свистящими голосами публику. Попасть на киносъемку значительно легче: в каждом фильме актеров занято намного больше, чем в любой пьесе.
— Кино — это дело! — подхватил Леонид.
Билеты в театр были дорогие, за последние два месяца он попал только в цирк; фильмы же не пропускал.
— Вот, например, «Человек из ресторана». Это, я тебе скажу, Аллочка, классная картина... хоть и немая. Здорово поставлено и очень правдиво! Конечно, ты права насчет кино.
— Я рада, что ты так смотришь, Леня. Я всегда ценила твой вкус. В искусстве много путей, и надо идти по тому, где поддержат друзья.
Отвечая Алле в лад, Леонид не забывал главного вопроса, который полгода не давал ему покоя: любила ли она Курзенкова? Почему сошлась с ним? Он только выжидал удобного случая, чтобы спросить. Пока его интересовало другое — более существенное и важное.
— Точно, — подхватил Леонид, словно только и думал о словах Аллы, но упрямо возвращая разговор к самой нужной, близкой теме. — Какие мы с Ванькой были друзья? Электросваркой не разрежешь, а появилась Нелька — и конец. И я его понимаю. В такие годы чуткая девушка становится самым близким другом. Рука об руку легче пробиться... особенно, если оба мечтают об искусстве.
Это был явный намек на себя и Аллу. Осокин совсем забыл, что еще недавно осуждал Ивана за преждевременную женитьбу.
— С этим я не могу согласиться, Леня. Артисты, художники — особые люди и должны быть свободны. Это я от многих слышала. Я вот навсегда связана дочкой.
Леонид посмотрел с некоторым удивлением. Он не совсем понял, что она хотела сказать, но, не желая нарушать солидарность, согласно кивнул головой. Он решил, что Алла сетует на вероломство Курзенкова и считает правильным свободный уход от него. Однако при чем тут дочка? Ладно, потом выяснит. «Может, сейчас спросить, любила ли она Илью? » Вместо этого он вдруг сказал:
— В тебе я сразу почувствовал друга. Еще летом на рабфаке, когда ты вошла с Муськой в аудиторию, помнишь?
— Я понял, что встретить такую девушку — счастье.
Леонид не брал ее под руку, они шли на некотором расстоянии, и все же их, казалось, клонило друг к другу. Взгляд ее манил своим загадочным блеском, раз она словно нечаянно коснулась его плечом.
— Я знаю, — кивнула Отморская и улыбнулась. Весь вечер она старательно избегала его признаний, а теперь вдруг слушала с явным поощрением.
— Мне и дочка твоя по душе пришлась. Помнишь, как ты фотографию уронила? Я тогда сразу сказал: «Мировая». Я вот чувствую: один, никто меня не подгоняет, и я забросил палитру, краски. А почему? Нет рядом друга, который бы поддержал, вдохновил...
И он стал развивать эту мысль, не замечая, что говорит только о собственных планах и в первую очередь о том, как получше устроить свою жизнь.
Внезапно голос его стал глухим:
— Ответь... только по совести, ты любила Илью? Почему сошлась... По совести.
— Я очень прошу тебя, Леня, не надо, — поспешно сказала она и опять беспокойно глянула на часики. — Там очень сложно.
Он даже немного опешил: такая строгость прозвучала в ее голосе. Не хочет с ним делиться? Или уж так больно вспоминать?
— Там слишком сложно, — повторила Отморская. — Долго объяснять. Скажу только: по-настоящему Илью я никогда не любила.
Ему достаточно было и этих немногих слов, особенно непримиримости тона. Леонид просиял:
— Я так и думал.
Он вдруг остановился, взял Аллу за руку. Вот они, ее глаза, губы, плечи — сколько раз он их видел во сне. Сердце его колотилось. Леонид понял, что подошел к пропасти. Собственное великодушие умилило его. После всего что он вытерпел от Аллы, он все же решил предложить ей зарегистрироваться.