Ленька Пантелеев
Шрифт:
– Мама, бежим!
– всполошился Ленька.
– Да, да, - проговорила она, не открывая глаз.
– Бежать, бежать без оглядки!..
– А силенок-то у вас хватит, бабонька?
– Нонна Иеронимовна, вы бы знали!.. Я готова ползти... готова на костылях идти, - только подальше от этого ада...
– Ну, что ж. Тогда не будем откладывать. Завтра утречком и двинемся. Через Волгу-матушку перемахнем и...
Александра Сергеевна повернулась и открыла глаза.
– Как? Через Волгу?
Ленька знал, что мать всю жизнь смертельно боялась воды. Она даже дачи никогда не снимала в местах, где поблизости была река или озеро.
– Мама... ничего, - забормотал он, заметив, как побледнела мать. Бежим давай! Не бойся... не утонем...
– Ну, что ж, - сказала она, помолчав.
– Как хотите... Я готова.
В эту ночь Ленька долго не мог заснуть. Задремал он только под утро, и почти сразу же, как ему показалось, его разбудили.
Мать и Нонна Иеронимовна стояли уже совсем готовые к путешествию. За плечами у Тиросидонской висел плотненький, ладно пригнанный, застегнутый на все пуговки и ремешки рюкзак.
– Ну, батенька, и мастак ты спать, - сказала она Леньке.
– Какой мастак? Я и не спал вовсе, - обиделся Ленька.
– Не спал? Вы слыхали?! Полчаса минимум будили мужичка... А ну, живо сбегай умойся, и - в добрый путь.
Ленька побрызгал на себя остатками теплой и не очень чистой воды, привел, насколько это было возможно, в порядок свой окончательно обтрепавшийся костюм и уже направился к выходу, как вдруг вспомнил что-то и повернул обратно.
– Куда?
– окликнула его Тиросидонская.
– Идите... идите... я сейчас... я догоню вас.
В углу под кроватью стоял жестяной бидончик. Отыскав обрывок газеты, Ленька тщательно завернул в него свое сокровище, сунул под мышку и побежал к лестнице.
– Что это?
– удивилась учительница.
– А! Знаменитая барселонская жидкость?!
– Леша!!
– взмолилась Александра Сергеевна.
– Умоляю тебя: оставь ты ее, пожалуйста! Ну куда ты с ней будешь таскаться?
– Нет, не оставлю, - сказал Ленька, сжимая под мышкой бидончик.
– А во-вторых, - повернулся он к Тиросидонской, - это не барселонская жидкость, а бордосская.
– Ну, знаешь, - хрен редьки не слаще. Разница не велика. Гляди, батенька, намучаешься.
– Не намучаюсь, не бойтесь, - храбро ответил Ленька.
На улицах было еще совсем тихо, когда они вышли из подъезда гостиницы. Утро только-только занималось. На засыпанных стеклом и кирпичом мостовых хозяйничали воробьи. Где-то за бульваром привычно и даже приятно для слуха постукивал пулемет. Сквозь густую пелену черного и серого дыма, висевшую над развалинами домов, пробивались первые лучи солнца. Было похоже на солнечное затмение.
У театра какие-то люди
– Это же немцы, - сказал, останавливаясь, Ленька.
– Мама, откуда здесь немцы?
– Идем, детка. Не оглядывайся, - сказала мать.
– Нет, правда... Нонна Иеронимовна, это ведь немцы?
– Это пленные, - объяснила учительница.
– Говорят, белогвардейцы хотели заставить этих несчастных воевать на своей стороне, а когда немцы отказались, - загнали их сюда - в самое пекло - в центр города.
"Значит, это они пели третьего дня", - подумал Ленька. И вспомнил, что именно здесь начались тогда его мытарства.
У входа на бульвар беглецов остановил патруль.
– Куда?
– Да вот перебираемся в более безопасное место, - с улыбкой ответила Тиросидонская.
– Бежите?
– Зачем же бежать? Идем, как видите...
Пикетчики мрачно переглянулись, ничего не сказали, перекинули на плечах винтовки и пошли дальше.
– Завидуют, голубчики, - усмехнулась Тиросидонская.
На бульваре тоже никого не было. Стояли пустые скамейки. Празднично, по-летнему пахли зацветающие липы, и сильный медвяный аромат их не заглушали даже угарные запахи пожара.
Через турникет вышли на улицу, и вдруг под ногами у Леньки что-то хрустнуло. Он оглянулся. Что это? Неужели он не ошибается? На булыжниках мостовой, раскиданные в разные стороны, радужно блестели на солнце большие и маленькие осколки стекла.
"А где же пуля?" - успел подумать Ленька и даже поискал глазами: не видно ли где-нибудь сплющенного кусочка свинца?
– Леша, что ты там разглядываешь? Иди, не задерживайся, пожалуйста! окликнула его мать.
"Знала бы она", - подумал мальчик, прибавляя шагу.
Миновали бульвар, свернули в переулок, и вдруг над головами засвистело, защелкало, заулюлюкало, и на глазах у Леньки от высокого белого забора отскочил и рассыпался, упав на тротуар, большой кусок штукатурки.
– А ну, быстренько сюда!
– скомандовала Нонна Иеронимовна, перебегая улицу.
Пули свистели на разные голоса.
– Александра Сергеевна, барыня, вы что же ковыряетесь?
– рассердилась учительница.
– Это вам не дождик и не серпантин-конфетти. Или вам жизнь надоела?
– Не знаю, но мне почему-то ничуть не страшно, - сказала Александра Сергеевна, без особой поспешности переходя мостовую.
– Ведь мы в Петрограде к пулям успели привыкнуть.
– Вы-то к ним привыкли и даже, может быть, успели полюбить их, а вот любят ли они вас, - это вопрос...
Ленька поежился. Ему вспомнился убитый матрос на тротуаре, у развалин фабрики.