Ленька Пантелеев
Шрифт:
"Наверно, за границу пробирается", - подумал Ленька, которому не хотелось так сразу расставаться со своей фантазией.
В деревне Быковке, уже под вечер, распрощались с Тиросидонской. Обнимаясь и целуясь с учительницей, Александра Сергеевна заплакала.
– Берегите нервы, дорогая, - сказала старуха, погладив ее по плечу. Они вам еще ой-ой как пригодятся!..
А Леньке она сказала:
– И ты тоже, Бетховен... Играй на чем хочешь - на бандурах, на балалайках, на барабанах, - только не на маминых нервах. Понял меня?
– Понял, - улыбнулся
...Расставшись с учительницей, Александра Сергеевна заскучала. Без Нонны Иеронимовны стало совсем трудно. Нужно было действовать и решать все вопросы на свой страх и риск.
До Чельцова оставалось еще верст пятнадцать-шестнадцать. И - самое страшное для Александры Сергеевны - впереди лежала Волга, через которую опять предстояло переправляться на правый берег.
Время было позднее, темнело. И, подумав, Александра Сергеевна решила остаться в Быковке до утра.
Хозяин избы, где они остановились, весь вечер был чем-то озабочен. Поминутно он куда-то выходил, с кем-то шептался, выносил из сеней во двор что-то тяжелое. Когда Александра Сергеевна попросила у него разрешения остаться на ночлег, он крякнул, переглянулся с женой, почесал в затылке.
– А вы вообще кто будете?
– спросил он.
– Я же вам говорила... Мы - беженцы из Ярославля. Пробираемся к себе в деревню - в Красносельскую волость.
– Тесно у нас. Неудобно вам будет.
– Нам много не надо. Мы привыкли ко всему, можем и на полу переспать в крайнем случае... Я, конечно, заплачу вам, - сказала Александра Сергеевна, открывая сумочку.
Хозяин еще раз взглянул на жену.
– В сарае, что ли?
– сказала та.
– А что ж. Верно... В сенном сарае переспите?
– Конечно, переспим. Чего же лучше?
– Ладно... идемте, коли так, - сказал хозяин.
Он привел их куда-то на задворки, отодвинул какой-то деревянный засов, распахнул низенькую широкую дверку... Ленька помнит, как сильно ударил ему в лицо опьяняющий запах свежего сена, как приятно защекотало в носу, закружилась голова, сладко заклонило ко сну.
Александра Сергеевна осторожно переступила порог сарая.
– А змей у вас здесь нет?
– робко спросила она.
Хозяин что-то пробормотал.
– Что?
– переспросила Александра Сергеевна.
– Змей-то, я говорю, нет, - ответил с усмешкой хозяин.
– А что?
– Ложитесь... ладно... Дверь за вами затворить?
– Пожалуйста.
– Ну, спите... спокойной ночи.
Ленька слышал, как, закрывая дверь, хозяин выругался и вполголоса сказал:
– Эх, жисть проклятая!
Ленька протянул руку, наткнулся в темноте на что-то мягкое, колючее и, не сгибая ног, упал, повалился на душистую и хрустящую кучу.
– Ох, мама!
– воскликнул он в восторге, зарываясь с головой в сено.
– Тише!
– остановила его Александра Сергеевна.
– Мамочка... не бойся... ложись...
– Где ты?
–
– Действительно, здесь чудесно, - сказала она, вздыхая и укладываясь рядом.
– Но ты знаешь, мальчик, у меня что-то ужасно тревожно на душе.
– Почему?
– спросил Ленька, запихивая свой бидончик в изголовье и обкладывая его сеном.
– Мама... клади голову... подушка, - пробормотал он, зевая. Все тело его сладко, истомно ныло.
– Что... почему... тревожно? повторил он.
Александра Сергеевна что-то ответила, но ответа ее мальчик уже не слышал, - он спал.
...Спал он долго и крепко и только под утро стал видеть сны. Сначала ему снилось что-то хорошее: в зеленом, пронизанном солнцем лесу он ловит бабочек. Рядом с ним бегают девочки-близнецы, одна из них почему-то размахивает большим черным зонтом. Потом он очутился опять в Ярославле. Кто-то за ним гнался, он падал, проваливался куда-то и опять бежал, и опять его нагоняли. А вокруг стонало, ухало, грохало. Мчались по улице всадники, падал на голову мальчику фонарный столб, рушились белые монастырские стены...
Когда Ленька проснулся, он был уверен, что лежит в Ярославле, в гостиничном коридоре. Где-то за стеной слышались выстрелы, привычно попахивало дымом, и даже на одно мгновенье мальчику показалось, будто он слышит, как внизу, в гостиничном ресторане, смеются и поют мужские голоса.
Но тут он почувствовал, что мать крепко сжимает его плечо, и услышал у себя на затылке ее горячее дыхание.
– Боже мой... Боже мой!
– шептала она.
– Создатель!.. Царю небесный...
Он быстро повернулся, услышал, как захрустело под ним сено, открыл глаза и сразу вспомнил, где он. В узкие щели сарая сочился скупой синеватый предутренний свет. Где-то действительно стреляли. Откуда-то доносились голоса и пение.
– Мама... что? Что случилось?
– забормотал Ленька.
– Молчи, - шепнула она, закрывая ему ладонью рот.
И тут он услышал, как у самых дверей сарая кто-то громко и спокойно сказал:
– А черт его знает, - куда! Россия велика...
Кто-то остановился у двери, заглянул в щелку.
– Чего там?
– Не видно.
– А ну, дай раза!..
Что-то стукнуло, упало. Потом что-то тяжелое, железное обрушилось на дощатую дверь. Хрястнула, надломившись, доска. Еще несколько тяжких ударов и половинка двери, повиснув на нижней петле, косо упала в сарай. Ленька подогнул ноги, съежился. Кто-то высокий шагнул, наступил на половинку двери, оборвал ее и заглянул в сарай:
– Тьфу!.. Мать честная!.. Сено...
– А ты что?
– лениво откликнулся другой голос.
– Я думал, - курей нет ли.
– Да... жди... Курей небось, сволочи, всех в подпол заначили... А ну, пошли...
У Леньки болело плечо, так сильно сжимала его рука матери. Черная фигура с ружьем за спиной все еще маячила в просвете двери.
– Пошли, я говорю, - повторил тот же голос за дверью.
– Погоди, - усмехнулся первый, брякая чем-то в темноте, - мы им сейчас царский день устроим.