Ленни идёт домой
Шрифт:
Папа уехал так неожиданно. Он, конечно, раньше часто ездил и в город, и на ярмарку дважды в год… Ленни остановилась у калитки, но ведро на раскисшую землю не ставила. Свободной рукой открыла ее. Ани и Кани кидали камни в огромную – в полдвора – лужу. Вода была еще кое-где смешана с талым снегом, и они с упоением метили в эти рыхлые островки.
Мать она нашла в той самой белёной мазанке, что появилась первой на этой земле. Сейчас там была мастерская. Мама сидела, оперевшись на верстак, щедро присыпанный стружкой, и задумчиво смотрела в… никуда.
– Я принесла воду, – тихонько сказала Ленни.
– Хорошо, – мама кивнула и чуть прищурилась – в открытую дверь било полуденное солнце. – Хочу поставить здесь ящики с рассадой, – добавила она. – Тепло, южная сторона.
Ленни неуверенно улыбнулась. Мама могла вырастить
– А если папа…
– Я уберу их, когда он вернется. Но, думаю, к тому времени я уже успею высадить всё.
Сердце Ленни ухнуло вниз – так долго ждать!
– Да, милая, – мама подняла голову и чуть виновато улыбнулась. – Сэр Кристофер не просто так позвал твоего отца. Он… Они ушли на войну.
Ленни стояла, склонив голову, и колупала пальцем дверной косяк, отполированный ветром и солнцем. Папа часто стоял здесь, прислонившись плечом, и смотрел во двор. Посмеиваясь, наблюдал, как Ос пытается загнать упрямую козу в сарай или малышки улепётывают от петуха. Ленни молчала. Маме тоже. И сейчас. И до этого. Почти весь лунный круг ни слова о том, куда папа ушёл! И вот всё-таки сказала.
Война.
Ленни знала и раньше – почуяла! – но так надеялась, что неправда. Всё неправда – блеск предвкушения в глазах братьев, сдержанный кивок папы и долгие-долгие объятия.
Ленни. Мама. Малышки.
Все по очереди.
Никто не произнёс этого слова. Поверенный говорил о срочных сборах. Стражники отводили глаза от пытливого детского взгляда. Но их новенькие кирасы кричали – неспроста!
– Мы очень долго жили мирно, дочка, – продолжила мама. – Ты и не помнишь… Было время, когда отец ходил с сэром Кристофером в походы каждый год. Но он всегда возвращался. Всегда, – добавила она с жаром.
– Лорды… Они привыкли воевать. Доказывать мечом, кто прав. Сэр Кристофер более мирный, конечно, он-то держит себя иначе, не хорохорится понапрасну, умеет промолчать… Но иногда не отмолчишься. Иногда промолчать, быть в стороне – ещё хуже, понимаешь?
Ленни не могла заставить себя даже кивнуть. Самое главное она уже услышала – он всегда возвращался, всегда!
– Давай, я помогу перетащить ящики с рассадой? – выпалила она, разрывая затянувшееся молчание.
– А?.. Хорошо, да… А где девочки?
– Играют. В луже.
– Забери их оттуда. Пора обедать.
Так до ночи они и провозились. То отгоняли малышек от горшков с чёрной, сыпящейся через край землёй и крохотными зелёными ростками. То кормили и мыли в четыре руки. Мама успела постирать промокшие насквозь одежки и башмаки. Ленни развесила их на частокол. А сама надела старые – Освальда. Грубые, тяжелые, без конца сползающие на носок. Зато в них можно было не бояться промочить ноги. Это были одни из первых папиных проб вырезать клогги из местной древесины. Мама смеялась: уж у нее-то рука была набита, дедушка был хорошим башмачником, а она рано начала ему помогать. Росла она одна, без братьев. И ей поручали самую разную работу. Ленни вздохнула: «А не только девчачью, как мне!» Хлюпая по раскисшей земле, она подошла к бане.
Её сугроб почти сравнялся с землёй. Что она будет делать, когда он станет лужей? Ведь она так ждала, что прыгнет с него прямо папе в руки. Что он вернётся, когда еще можно будет прыгнуть! А что же теперь? Чего ей ждать? Весны? Лета? Когда новый нарастет?
Нет!
Ленни топнула ногой. Земля влажно чавкнула, ноги поехали по грязи, но она удержалась. Ей хотелось закричать и бежать далеко-далеко, пока совсем не задохнется и не упадет. Да только сейчас и со двора дальше оврага с ручьём не уйти. Земля в лесу топкая, влажная, низины заполнены водой, звери бродят худые, голодные… Она в бессилии обвела двор взглядом и запрокинула голову. Облака скользили по ярко-синему небу. Белые, с тонкими, выветрившимися хвостами-краями. Как кони. Выпущенные по весне из конюшни на волю. У них была лошадка. Рыжая, невысокая с курчавым мехом. Звали ее Подружка. Но осенью ее продали, а к лету отец хотел брать новую. Зимой он ходил через лес на лыжах… Ленни прикрыла глаза.
Облака бежали через всё небо. Из края в край. За лес и за озеро, и в другую сторону – тоже через лес, холмы, в степь. Сухую, тра-вя-ну-ю. Ленни никогда там не была. Отец рассказывал.
Стало совсем невыносимо стоять здесь на ветру, так далеко от теплого летнего дня, который никогда не повторится!.. В уголках глаз вскипели слезы, Ленни вытерла их кулаком. Ладно. Может, теперь, когда Ос и Герб ушли, мама позволит ей заняться чем-то интересным. Рыбной ловлей, например. Ведь скоро ручей наполнится быстрыми серебряными рыбами, идущими против течения на нерест. Может, теперь, когда братьев у нее временно нет, она сможет наконец-то заняться не только девчачьими делами!
Рыбная ловля
Ос и Герб били рыбу острогами. Особенно хорошо выходило у Оса, крепкого, широкоплечего, размах, бросок – и серебристая рыбина рвётся, нанизанная на остриё. Герб был не так силён, он брал точностью. Выбирал рыб поменьше. А ещё именно он ставил сети летом, там, где ручей разливался и образовывал спокойную заводь. Садки из ивового прута – тоже была его работа. Ленни ему помогала. Заготавливать прутья было, конечно, скучно, но можно и потерпеть – ради того, чтобы потом Герб ловко переплетал их, расщепленные, вымоченные, податливые и прочные. И рассказывал, как они выйдут еще до рассвета, когда туман раскинется над водой, как молочная вуаль по плечам наездницы, и лишь птицы будут говорить да водомерки скользить, а сама вода будет тиха. Ленни шла за братом по узенькой тропке на краю обрыва, а потом спускалась, придерживаясь за камни. Герб оборачивался и помогал ей. Глаза брата – светлые, окаймленные черными ресницами – смотрели ласково, улыбались. Герб любил тишину и приглушенные краски раннего утра. Ленни любила брата. Его терпение и негромкий голос, он отвечал на тысячу вопросов и ни разу не рассердился и не отогнал. Он научил ее ждать, а потом подсекать – быстрым, плавным движением. Хотя мама нечасто отпускала ее на рыбалку – всего три раза удалось вырваться – ведь летом домашних дел невпроворот… Это весной еще есть время, когда на землю не выйдешь. Тогда дела дома делаются. Папа с братьями перебирали и чинили инвентарь. Мама – проветривала и сортировала семена.
Но этой весной привычный круг оказался разбит. Мужчины вышли из него. Никто не добудет рыбу в нерест. А, значит, мама не насушит и не засолит ничего, и осенью тоже будет нечего есть. Ленни не очень-то любила жесткую солёную рыбу, но если год выдавался неурожайным, то до первых овощей и дичи, они жевали, варили, размачивали именно её – нарезанную полосками, развешенную от стены к стене в кухонном закутке.
Поэтому утром Ленни улучила минутку и заглянула в сарай, там лежали инструменты, сети, садки, корзины и многое другое. Она потрогала остроги, покачала их на ладони по очереди. Даже попыталась размахнуться и всадить в мешок с ветошью, завалившийся в угол. Нет, конечно, рыбину ей ни за что не пробить, даже если она сумеет попасть в нее. Ленни вспомнила вспучившуюся от серебристых тел воду – бей не хочу. Она покачала головой и с сожалением поставила острогу. В куче корзинок виднелись старые садки, они нуждались в починке. Придётся сходить к заводи и нарезать прутьев, их же еще вымачивать дней пять, не меньше! Деревья-то еще не проснулись, не налились соком, даже самые тонкие ветки сейчас твёрдые и ломкие. Но рыба вот-вот пойдёт, деваться некуда – садки надо чинить.