Ленни идёт домой

Тальберг Елена

Ленни рвалась в лес. Казалось, он зовёт ее. Манит зеленой мерцающей листвой, тропинками, теряющимися в глубине, оброненными птичьими пёрышками, густым мхом, устилавшим каменные берега ручья… Этой весной, когда всё было не так, как прежде, только он оставался неизменным. У неё здесь были свои друзья. Сосна, заблудившаяся среди яблонь, не ушедшая ввысь, как ее сестры, а изогнутая вбок. На ее чешуйчатом стволе можно было сидеть, свесив ноги, или лежать и искать небо в просветы между ветками. Еще были сестрички-осины, с гладкими серыми стволами. Они росли вдоль тропинки, ведущей вглубь леса – к поляне, на которой высился одинокий дуб. Он рос на опушке, вдали от всех дорог. Ловил щедрое солнце могучими ветвями и

никого не подпускал к себе – в тени его кроны любая поросль хирела. Дуб был одинок, но гостеприимен к людям и зверям, чтущим его покой. Так сказал папа Осу и Гербу, когда впервые привёл их сюда. «Всем нам бывает нужно время, чтобы посидеть в тишине. Одному. Посидеть, а не скакать по ветвям, оболтусы! Видно, поторопился я вас сюда привести… Просто знайте, что такое место есть. Когда-нибудь пригодится и вам».

Герб привёл сюда Ленни в прошлом году. Полдороги она сыпала вопросами: «а куда? а зачем? а что там?», а вторую половину ныла: «до-о-олго еще?» Герб посмеивался и тянул за руку.

– Вот, – указал на дуб. – Пришли.

Ленни замерла, стоя по пояс в траве. А потом пошла к нему, отцепляя на ходу тонкие усики мышиного горошка – вся поляна заросла им. Дуб был пронизан лучами солнца. Темный могучий ствол, бугристый, кора на нём словно застывшие волны лежала. Широко раскинувшиеся ветви. И листва. Не такая, как у других деревьев. Узорная, резная. Ленни стояла, запрокинув голову, и понимала, что до нижних ветвей ей просто не допрыгнуть.

– Какой он большой!

– Огромный, – согласился Герб. – Он растёт очень давно. Много лет. Намного дольше, чем здесь живут люди, – добавил он, немного подумав.

– В нашем лесу живем только мы, – Ленни сердито тряхнула головой.

– Лес большой. И он не только наш, Ленни. Вообще-то это земля сэра Кристофера. А еще раньше она принадлежала…

– Этот наш лес, – упрямо перебила Ленни.

– Наш, – Герб закатил глаза. – Пойдём, я тебя подсажу.

Сам он не полез, остался внизу. Ленни разглядела пометки на стволе – прибитые дощечки, как ступени. Похоже братья давно освоились тут! А её не звали! Щеки было вспыхнули от обиды, но наверху ее быстро отпустило. Теперь-то этот дуб тоже её! Ленни сидела, прислонившись к стволу, обхватив колени руками. Две ветки образовывали уютную ложбинку – как раз для неё. Листья тихонько шелестели. Пятна света бегали по земле внизу. И, наверно, по лицу Герба, его было едва видно отсюда… Ленни смотрела вверх, ловила кусочки синевы и нестерпимо белый сияющий шар солнца. Щурилась, прикусывала кончик языка. А потом чуть не уснула, пригревшись в объятиях дерева. Герб бросал в неё прошлогодними желудями и смеялся. Она кубарем слетела ему прямо в руки.

Домой они неслись сломя голову – опоздавшие к ужину, оставались без него. До дуба – путь неблизкий. Каждый день не набегаешься. Вот уж точно – одинокое место, любит тишину, само бережет себя от частых набегов.

В этом году Ленни у дуба еще ни разу не была. Ей очень хотелось забраться в гнездо ветвей, туда в уютную излучину, теплую и шершавую, свернуться в клубок и лежать, слушая шепот листвы с редкими вкраплениями птичьих голосов… Поэтому, заходя в лес, Ленни всегда мысленно шла к дубу, верила, что однажды выдастся свободный часок и тогда она…

Этот момент наконец настал, когда всё вокруг зазеленело, а после проливных дождей в огороде было нечего делать. Мала задремала с приболевшими близняшками, а Ленни выскользнула из дома и припустила во весь дух в лес. Солнце ещё только перешло на вторую половину неба, день долгий. Она успеет!

Ленни бежала босиком, деревянные башмаки уж очень скользили по грязи и мокрой траве. Она закатала штаны как можно выше. Ноги ее до самых колен были в цыпках, крапивных ожогах и щипках гусят. Хлёсткая трава и ветки ей нипочем. Ленни знала, что от такого бега

скоро заколет в боку, но останавливаться не стала – переведет дух на месте, попьёт из ручейка, посидит наверху и домой. Но когда она выбралась из кустов орешника, окаймлявших поляну, и остановилась, тяжело дыша и утирая мокрый лоб, то сразу поняла – что-то не так.

Дуб и поляна были тронуты чужой рукой.

И ногой тоже. Ленни видела охапку примятой травы у корней, верёвку, свисающую с ветки – чтобы быстрей забраться (но зачем – там ведь есть насечки?!). Она как можно тише шагнула назад в кусты и присела. Её светлые пушистые волосы – заново остриженные, мама сдалась – совсем растрепались от бега и торчали в разные стороны. Ленни сердито отлепила прилипшие ко лбу и щекам прядки. Очень хотелось пить. Сердце так стучало, что заглушало остальные звуки. Ленни глубоко вздохнула и медленно выдохнула. Если так повторить пару раз, станет легче. Она посидит тут тихонько и дождется того, кто посмел занять её дуб!

Даже если это простой странник, то что он делает так далеко в лесу, в стороне от всех дорог? Ищет что-то?

Ленни устроилась поудобнее, вытянула ноги и приготовилась ждать.

Он пришёл со стороны ручья (конечно же!), шёл медленно и сильно припадал на левую ногу. Среднего роста. Примерно, как Герб сейчас. Одет в грязный потрёпанный дублет, штаны и кожаные башмаки. Солнце било ему в спину, и Ленни всё никак не могла рассмотреть его лицо, пока не набежало облачко. Он как раз присел у выкопанной ямки развести огонь. Отстегнул от пояса кресало и огниво, достал заготовленный мох, на миг приподнял голову и посмотрел прямо на Ленни, притаившуюся за кустом. Глаза у него были яркие, почти синие, а лицо совсем мальчишеское – ни усов, ни бороды. Темные брови в разлёт, у правого глаза темнел синяк, а на щеке – глубокая царапина, уже поджившая.

Мальчишка! И откуда он только взялся в нашем лесу! Одет как городской, но совсем износилась одежка, да и эти следы на лице… Его били, и он убежал? Но на слугу он совсем не похож.

Мальчик склонился над костерком и старательно раздувал огонь. Длинные каштановые волосы падали ему на плечи. Потом он с трудом поднялся и прошагал к дубу, достал откуда-то самодельную треногу и котелок. Ленни чуть не хлопнула себя по лбу, кто ж так делает! Это заранее готовить надо. Мальчишка щурился от дыма и кашлял. Кое-как разместил котелок над огнём и налил в него воды из фляжки. Высыпал в воду крупу и с нетерпением поглядывал – когда закипит уже. Сглатывал слюну.

Голодный. Хромой. Оборванный. И один. Совсем один. Но не озирается и не вздрагивает, даже если бежал откуда-то – погони не ждёт… Интересно, если я сейчас выйду из кустов, он громко заорёт? Или так и продолжит дырявить котелок взглядом?

Поддавшись порыву, Ленни вскочила на ноги.

Мальчик вздрогнул всем телом, услышав шелест веток. Он выпрямился и посмотрел прямо на Ленни, чья всклокоченная голова торчала посреди листвы. В синих глазах его первым мелькнул страх, а потом их затопило облегчение и удивление. Ленни молчала, только сделала шаг в сторону поляны. Он тоже кое-как поднялся. Было видно, что нога у него болит при любом движении.

– Привет, – сказал он чуть хрипло. – Ты… Ты живёшь здесь неподалёку, да?

Ленни неохотно кивнула. Вот дура-то. Выскочила из кустов и молчит. Щекам стало жарко, ладони вспотели. Мальчик тоже на секунду потупил взгляд, но выпрямился и продолжил:

– Я… Меня зовут Фи… Фриц.

– Тебе нужна помощь? – выпалила Ленни, кивком указывая на больную ногу.

Он снова вздрогнул, но совсем чуть-чуть, весь как-то нахохлился и неопределенно махнул головой.

– А, это… Заживёт. Сейчас болит, да, но я хорошо промыл и перевязал. Заживет, – повторил он и вновь посмотрел на Ленни. – А ты… Ты часто приходишь сюда? Я видел насечки на стволе.